ему именно свои правила написания романа о бесах.
Да и вообще у буквально всех тех, кто скликает людей, грозя им грядущим концом, есть полномочия как от Бога, да так и от Сатаны.
Да и его собственная личность тоже вполне естественно как есть, всячески явно накладывает на редкость неизгладимый след на все те, так и изрекаемые неким грозным оракулом грядущего так уж и звенящие затем во многих ушах страстные пророчества о той самой немыслимо скорой и никак и близко неминуемой погибели.
Достоевский беспрестанно играл в войну с тенями, и в этой игре он вполне неизбежно все время менялся ролями: то он был Фаустом, то Мефистофелем.
Ну, а самым доподлинным пророком от имени добра и света он ведь, пожалуй, наверное уж смог бы действительно стать, да только вовсе-то он никак того явно не захотел, смолоду еще увлекшись всяческими идеалистическими воззрениями.
Причем - это как раз-таки из-за них люди некогда с позором и были изгнаны из рая, так сказать, за и близко никак несанкционированное Господом Богом «мичуринство» в весьма и весьма вот донельзя ответственных вопросах добра и зла.
Ибо так уж оно, по меньшей мере, по нашим (автора) о том более чем как есть совсем до конца вполне укоренившимся представлениям.
85
Достоевский, безудержно и безрассудно рвался в бой с нечистой силой, яростно при всем том, всячески провозглашая именно ее нечестивые лозунги, да еще и полуосмысленно размахивая как раз-таки ее аляповатыми стягами, сколь ведь, однако блаженно при всем том, пребывая в мире сладких дрем и беспечных надежд.
И до чего только безумно яростно он враз вот и попытался, и впрямь разом ниспровергнуть всю ту нечисть обратно в ад, из которого та весьма же неожиданно и впрямь вдруг соизволила же изойти.
Эдвард Радзинский в своей книге «Александр II - Жизнь, любовь, смерть» пишет нечто довольно сходное с собственными мыслями автора на данный счет:
«И потому Достоевский взял эпиграфом к роману евангельскую притчу о бесах, по велению Иисуса покинувших человека и вселившихся в свиней.
И Достоевский пишет в письме к поэту Майкову, бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, то есть в Нечаевых Серно-Соловьевичей и прочее, те потонули или потонут, наверное, а исцелившийся человек, из которого вышли бесы, сидит у ног Иисуса, так и должно было быть, но так не будет. Ошибся великий пророк. В дальнейшем все случится с точностью до наоборот, как он предсказал в романе, но не в эпиграфе.
Вся будущая история будущего революционного движения будет прорастать Нечаевщиной, ибо Нечаев оставил главное наследство.
И вскоре нечаевщина начнет завоевывать русскую молодежь. Пройдет всего несколько лет, и негодовавшие читатели бесов увидят воочию русский террор, рожденный чистейшим сердцем. Бесу Нечаеву будет принадлежать грядущий двадцатый век в России, и победа большевизма станет его победой. В большевистской России люди с ужасом будут читать "Бесов", и монолог Петра Верховенского, то бишь Нечаева, об обществе, которое он создаст после революции.
"Каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносить… Все рабы и в рабстве равны… первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень науки, талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей… Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами… их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями…»
И призыв главного теоретика большевиков Бухарина об организованном понижении культуры… и высылка знаменитых философов… и равенство в рабстве… и всеобщие доносы… все случилось. Большевики усердно претворяли в жизнь роман Достоевского. И в советской России в 1920-х годах родится анекдот. Большевики поставили памятник Достоевскому, и на пьедестале кто-то написал "Федору Достоевскому от благодарных бесов"».
86
И уж буквально всему, между прочим, вполне еще возможно будет сыскать весьма этак более чем явственные истоки в этом-то на веки вечные бессмертном романе: вот он тому лишь один безыскусно яркий пример.
Достоевский «Бесы».
«- Я говорил шепотом и в углу, ему на ухо, как могли вы узнать? - сообразил вдруг Толкаченко. - Я там сидел под столом. Не беспокойтесь, господа, я все ваши шаги знаю.
Вы ехидно улыбаетесь, господин Липутин? А я знаю, например, что вы четвертого дня исщипали вашу супругу, в полночь, в вашей спальне, ложась спать. Липутин разинул рот и побледнел. (Потом стало известно, что он о подвиге Липутина узнал от Агафьи, Липутинской служанки, которой с самого начала платил деньги за шпионство, о чем только после разъяснилось)».
Чего-то автору все - это уж очень даже (своими методами) весьма ведь крайне так совсем неприхотливо более чем явственно напоминает, ах да - всезнающие око, ухо, да и собачий нюх всесильного КГБ.
Тоже, небось, большевики у гениального писателя о великом негласном надзоре как есть (до того, как его и вправду до чего полноценно затем создать) все это именно загодя более чем внимательно и вдумчиво вычитали?!
Да и почему бы коммунистам было как-никак не оказаться вполне уж искренне благодарными великому Федору Достоевскому, когда тот сколь доходчиво и внятно фактически до конца и истинно полностью наглядно же конкретизировал все главные тезисы их политически чрезвычайно бесовского правления, всячески их более чем железобетонно и верно заранее обосновав?
87
Им всего-то, что тогда только и оставалось, так это разве что вовсе уж неспешно отбросить все, то полностью абсурдное и нежизнеспособное, и вот оно, значит, само полностью ведь разом и выложено, словно на блюдечке!
А впрочем, кто-нибудь обязательно выскажется именно как раз-таки в том самом, собственно, смысле, что в случае если бы не страшные катаклизмы достаточно так временно изменившие лицо всего этого мира, то российская история могла бы пойти по тому вовсе-то другому вполне накатанному руслу.
И попросту сами те донельзя злосчастные обстоятельства неудачно и нелепо чисто вот в единую цепочку тогда разом сложились…
Ну а если бы приобрело тогдашнее развитие событий несколько вовсе иной, куда разве что поболее позитивный характер, и все, конечно, пошло бы, ясное дело, совсем как по маслу…
Да только тот безо всякой тени сомнения гениальный стратег Наполеон, приводит в своих мемуарах до чего еще уж примечательную восточную поговорку.
«Как и положено во времена великих событий, сильного зарежут, слабого удавят, а ничтожество сделают своим предводителем", — эту пословицу я услышал в Египте».
А как то вообще могло быть иначе?
Ведь весь этот бренный мир именно что повсюду как есть, более чем злосчастно руководим одними лишь бесами титанических и до чего на редкость отчаянно хищнических амбиций.
Ну а для всех тех хоть чего-либо стоящих и сколь вполне этак естественных логических построений места при этом именно что, никак вовсе не остается.
А потому, как тут ни трудись, до чего весьма пространно указывая перстом в некое светлое грядущее, а все равно его там и близко совершенно уж нет.
Раз добраться до него будет возможно одним лишь тем невозмутимо медленным и крайне ведь осторожным шагом, неизменно при этом, смотря, куда именно ступаешь ногами.
Ну, а толкаясь и теснясь всею той безлико серой толпой, можно будет попасть только в то самое до чего совсем нелепое некуда, а оттуда уж точно никому не будет никакого возврата.
Причем первоначальный импульс был дан людской массе отнюдь не большевиками, а безмерно по поводу и без повода крайне кипятившейся левой интеллигенцией.
А как раз именно потому революционная толпа и была
всяческими шальными эмоциями и впрямь-таки раскалена, как есть фактически уж до безумия.
И еще раз надо бы то до чего жирно подчеркнуть ничто подобное вовсе вот никак не могло бы произойти только лишь совсем невзначай само по себе.
88
И это как раз в объятия к революционерам и толкает людей сладкоречивая литературная братия, зачастую вся и впрямь сплошь состоящая из всяческого до чего безродного рода бородатых мыслителей.
Ну, а также среди тех, кто пламенно дышит воздухом всяких изящных искусств до чего немало и всяческих крайне безответственных благожелателей всего рода людского, на редкость беспардонно и вальяжно вещающих о великом рае изумительно сказочных грядущих благ.
То есть, речь тут будто бы идет как раз-таки, собственно, именно о том грядущем достоянии, что уж сколь вскоре обязательно как-никак вполне вот разом и станет всецело общедоступным после до чего истинно до чего неминуемого грядущего свержения всему тому простому народу отчаянно ведь люто ненавистной тирании.
Да только те самые простые обыватели никак ничего почти и не думают, о том самом политическом строе, при котором они живут и хлеб жуют, и до чего часто во время своего существования он для них и светел и свят и полностью во всем всегда справедлив.
Причем точно так оно даже и тогда когда он совсем уж вовсе явно никак неправ.
И прежде всего, их можно ведь резко подхлестнуть к подобным мыслям при помощи всяческих воззваний и произведений искусства.
Причем абсолютно любое высокохудожественное и массово доступное описание, каких-либо событий неизменно придает сил фактически всякому общественному процессу и абсолютно не важно, полезному или же донельзя так вредному.
Да вот, однако, КАК РАЗ именно то, что уж непримиримо ведет именно к той сколь отчетливо наглядной деградации общечеловеческих ценностей, весьма неизменно, куда еще значительно получше усваивается всем человеческим обществом, нежели чем какие бы то ни было извилисто заумные нотации о чем-либо действительно всеблагом и прекрасном.
И эдакие безумно смелые ожидания того-то самого, разве что лишь некоего затем только грядущего лучшего бытия зачастую остаются совсем неудобоваримыми для отнюдь никак не всеядных масс простого народа.
Ну, а потому и окажутся они на редкость полностью бесполезны в смысле всего того хоть сколько-то действенного и более чем наглядно и зримо в самом уж воздухе будто бы явственно ощущаемого духовного усовершенствования всего того как он ныне есть широкого общественного организма.
89
Но строить и строить до чего и впрямь-то самые благие и весьма уж при этом до чего очаровательные планы все это абсолютно никому и близко-то явно так как есть, никак не помешает.
Зато от всего того, что кое-кому совсем вот крайне и впрямь на редкость нелицеприятно, человек, сколь явно до чего еще донельзя пресыщенный внешней культурой, буквально сразу открещивается, причем с самой той превеликой щенячьей радостью.
И уж происходит - это истинно, как говориться, именно что благодаря все той же литературе, как и вполне наглядно создаваемых ею образов.
И главное взялось все это совсем никак не из воздуха, а появилось оно на свет Божий именно с тем-то самым как есть более чем необъятно благостным дуновением чересчур ведь излишне порою слащавых, а также и слишком-то подчас наставительно благожелательных книг всех тех или иных имеющихся их жанров.
Причем именно сила автора и определяет увесистость того удара, что будет им нанесен в стену дома крыша, которого
