хороша или плоха, но она в любом случае укрывала граждан страны от ненастья, которую приносит с собой всякая лютая анархия.
И вот скажем так, Лев Толстой вместо того, чтобы истово боготворить армию как единственно верный оплот державности своей страны, во сколь многих мыслях своих и впрямь-то безнадежно оптимистически пытался разом переиначить все существующее мироздание именно эдаким образом, дабы всенепременно воссияла звезда всеобщего счастья и ласковой любви ко всякому ближнему своему.
Он это, конечно, делал далеко не везде, но даже и там, где он этого совсем не делал, в его душевном настрое буквально всегда присутствовали элементы, разоружающие добро и делающие, по всей своей сути, неизбежное зло крайне ведь непримиримо противным всякому так и внимающему его великому творчеству светлому уму.
90
Лев Николаевич Толстой, подчас совсем безапелляционно и беззастенчиво дискредитировал армию, а от всего того добра вовсе нисколько не жди, и уж, ясное дело, вышло из всего того одно лишь великое (всеми планами своими) демоническое зло.
И вот он тот самый вполне конкретный пример его мышления, никак не наспех так вырванный со всем тем солдатским мясом из его «Севастопольских рассказов»:
«Лица и звук голосов их имели серьезное, почти печальное выражение, как будто потери вчерашнего дня сильно трогали и огорчали каждого, но, сказать по правде, так как никто из них не потерял очень близкого человека (да и бывают ли в военном быту очень близкие люди?), это выражение печали было выражение официальное, которое они только считали обязанностью выказывать. Напротив, Калугин и полковник были бы готовы каждый день видеть такое дело, с тем, чтобы только каждый раз получать золотую саблю и генерал-майора, несмотря на то, что они были прекрасные люди. Я люблю, когда называют извергом какого-нибудь завоевателя, для своего честолюбия губящего миллионы. Да спросите по совести прапорщика Петрушова и подпоручика Антонова и т. д., всякий из них маленький Наполеон, маленький изверг и сейчас готов затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтоб получить лишнюю звездочку или треть жалованья».
А между тем для своего собственного времени все это было, конечно же, пусть и правда, но, правда, дьявольски на редкость всецело вот однобокая.
Однако какие тут могут быть в том сомнения, что это именно благодаря великим стараниям Льва Толстого и вышли в главные чины армии все те осатанело грязные, но по телефону суровые и грозные сквалыги, которые, наверное, и не могли о своей военной карьере хоть как-либо вообще подумать в несколько ином ключе.
Раз были они именно изнутри всецело сотканы как раз из одних лишь вовсе вот совершенно разве что до чего безжалостно и осатанело скотских амбиций.
91
Василий Гроссман в своей книге «Жизнь и судьба» весьма изрядно проехался «гусеницами танка» по всяческим тем еще любителям более чем внезапных и сколь незамедлительных дуто воинственных контрнаступлений…
И откуда им вообще было, собственно, взяться?
Яснее ясного, что, до чего бесшабашно и неистово так и нагромождая фантомы всяческих и впрямь-то, словно бы наяву привидевшихся Льву Толстому принципов зла, он и воплотил затем всю их довольно выпуклую и наглядную суть во все те
до чего промозгло серые будни некогда лишь разве что только грядущей сталинской действительности.
Но, конечно, из тихих и пасторальных времен 19-го века будущую вакханалию лютых страстей было нисколько совсем вот явно так еще не увидать.
И почему бы это и вправду некогда затем не быть всем тем безмерно радостным переменам к чему-либо именно сразу до чего необычайно как есть до чего распрекрасно так действительно наилучшему?
Но при всем том разве во имя чьей-либо значительно лучшей доли и вправду как-никак поистине стоило со всем этаким самым беспримерным усердием воинственно разрушать чего-либо устоявшееся веками?
И может быть Льву Толстому никак и не стоило беспрестанно всячески расшатывать все те доселе и впрямь же могучие основы его родной необъятно широкой державы?
И разве то никак совсем заранее оно не ясно, что чем-либо подобным лишь как есть довольно ведь поболее еще затем усугубишь всю ту так или иначе существующую на наш сегодняшний день и без того не слишком-то вполне благополучную ситуацию во всем том как оно ныне есть обществе в целом.
92
Однако Лев Толстой, да и все ему подобные попросту, наверное, в ряд сидели пред старым «раскидистым пнем всей той вконец им приевшейся старой жизни» и лишь о том они сколь яростно «искрили мыслью»… а именно как бы это им его взять, да к чертовой матери наскоро уж наспех полностью выкорчевать.
Да только коли чего, они и в мыслях своих совсем вот не допускали, так это того, что им по силам окажется, разве что на самом том корню почти всецело загубить одну лишь свежую поросль, ну а пень им явно никак не по зубам.
Поскольку чтобы выкорчевать его на самом-то деле, а не на пустых и праздных словах, надобно было до чего сходу уничтожить все существующее человечество, ну а затем до чего незамедлительно воссоздать его в некоем новом, куда поболее светлом и весьма просвещенном же облике.
И кто-то именно это тогда и задумал, однако никак не иначе, а совершенно во всем он попросту как на грех явно так просчитался.
Раз действительно вполне верно осуществить сие «великое дело» смогут одни лишь те, кто и впрямь-то разом до чего еще весело повернут оглобли к тому и поныне никак не изжитому стародавнему, да и безмерно же немыслимо примитивному житью-бытию.
А светлый путь при этом будет внешним покрывалом донельзя слащавой идеологии, а внутри будет царствовать тьма слепого фанатизма и рабской преданности нынешним всесильным владыкам.
Но кое-кто из чересчур рьяных интеллектуалов во всем том совсем уж бесшабашно и осатанело происходящем вполне вот полностью искренне видел до чего только явный грядущий конец эры насилия над душами и плотью всякого простого народа.
93
И главное, все эти беглые поиски чего-либо нового и ненаглядно светлого в их-то устах не более чем одна труха из гнилой колоды дремотного духа чрезвычайно уж мечтательно попросту, так как есть чудовищно мстительной демагогии…
Она разве что слепо и сеет бездушную ненависть, проливая народную кровь во имя неких величественных абстрактно скороспелых и полностью дутых идеалов.
Причем само, то их весьма подобострастно ласковое словесное употребление послужит одним лишь и только донельзя блеклым прикрытием для промозгло серой действительности полной диковинных чудес бессмыслия отчаянной показухи вместо реальных успехов.
Да и вообще вскоре после тех до чего ярких первых дней мнимой свободы сколь еще вкрадчиво и неприметно все те светлые мечты о том уж наиболее ближайшем грядущем всецело и переродятся в самое обыденное существование наиболее темных свойств всего человеческого духа.
А все, потому что тяжеленая телега общественного быта, будучи поставлена впереди лошади, только лишь даст резко назад, и задавит всех и вся, полностью повернув свои оглобли к тому, что будто бы было доселе совсем изжито, хотя на самом так деле оно было разве что лишь покрыто дерном новой цивилизованной действительности.
Ну а теперь вполне полноправно оно и вылезло целиком наружу в тех самых до чего явно вполне подходящих для всего того условиях «бесподобно и невозмутимо массово-идейного жития-бытия».
А вот и те выпукло яркие строчки, что были напрочь вымараны цензурой из произведения донского атамана Краснова, причем как раз из-за их более чем нестерпимо болезненного сурового неудобства.
И это именно в них, кстати, между тем, и имеется то самое исключительно наглядное и впрямь-таки самое безысходное доказательство всему тому, что несколько выше было автором уж здесь вполне верно изложено.
И только в аудиокнигу эти слова никак ныне не «постеснялись» все-таки как-то ведь вовсе ненароком явно так втиснуть.
Вот она в конце цитаты.
Генерал Краснов, «На внутреннем фронте»
«- Вы - генерал Краснов? - обратился штатский ко мне.
- Да, я генерал Краснов, - отвечал я, продолжая лежать. - А вам что от меня нужно?
- Господин комиссар просит вас немедленно прибыть к нему для допроса, - отвечал он.
- Странный способ приглашать для допроса генералов вваливаясь к ним с вооруженной командой и наводя панику на несчастных хозяев, - сказал я.
- ТАК ДЕЛАЛИ ПРИ ЦАРСКОМ РЕЖИМЕ, - ВЫЗЫВАЮЩЕ ОТВЕТИЛ МНЕ - МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.
- ВЕРОЯТНО ВЫ ДЛЯ ТОГО И СВЕРГАЛИ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, ЧТОБЫ ПОВТОРЯТЬ ВСЕ ТЕМНЫЕ СТОРОНЫ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ, - СКАЗАЛ Я».
(Выделено мной для сущей наглядности - Авт.)
94
Но то еще сколь мягко будет, собственно, сказано: на деле революция была явно призвана разом ведь повторить все то наиболее темное, что некогда вообще еще могло существовать в какую-либо прежнюю цивилизованную эпоху.
Однако при всем том их пожелания, естественно, были самыми наиблагими.
Да только их вполне действительное и самое насущное осуществление на практике должно было пойти именно мирным, а никак не воинственно мятежным путем.
И интеллигенция, несомненно, могла бы подать народу тот самый наиболее гуманный пример именно так никак и близко вовсе не обезличенно восторженного отношения ко всей той до чего еще самой уж обыденной житейской правде.
Причем все те и впрямь наиболее обиходные постулаты как раз-таки подобного медленного, взвешенного и постепенного изменения всех тех извечно приземленных реалий начала прошлого века и могли вот хоть как-либо оказаться усвоены всем тем донельзя простым народом.
И уж впитываться всему тому было должно никак не напрямую через самое непосредственное чтение книг, как есть еще обнажающих всю суровую правду, а, пожалуй, что неким тем чисто косвенным путем, пусть и случайных, но искренне сердечных взаимоотношений с самой как она вообще ведь только есть читающей публикой.
95
И уж та самая наиболее главная и чудовищно глубокая рытвина на светлом челе нынешней цивилизации и заключена в сущей благостности и величавости всего того новоявленного социального зла, что сколь нередко довольно-таки легко захватывает в плен умы, решительно и навсегда отвернувшиеся от всякой вообще веры в Создателя всего сущего.
Причем вполне возможно, что когда-нибудь атеизм и впрямь примет все те свои более чем законченные научные формы и все мы, истово верящие в Бога, попросту совершенно неправы.
Однако в конце 19-го - начале 20-го века, разом уж осатанело сбросив с себя цепи всей той безвременно им опостылевшей веры, молодые люди безнадежно и слепо уверовали, что безо всякой в том тени сомнения вскоре они сумеют совсем в одночасье раз и навсегда переменить весь тот крайне неказисто их окружающий мир.
Им вот и впрямь во всех тех приторно сладких снах вовсе неуклюже явно привиделось, что буквально так все в нем устроено крайне небрежно, шатко и валко.
Ну, а они в единый миг его вполне всерьез перекроят, именно что по всему своему собственному на то разумению, сделав его не только лучше, но и куда и вправду действительно разумнее.
96
Да и Федора Достоевского, тоже уж, между тем, неизменно кидало из стороны в сторону в течение всей его вполне достоверно на редкость
