О книгоедстве

самую полную свободу сразу всем и одновременно с этим никому не дала никаких твердых обещаний явной сохранности его жизни, чести, движимого и недвижимого имущества.
А между тем подобного рода бесславная свобода несет в себе одни разве что те более чем убийственно нездоровые стороны.
Ну а посему при самом полном недоверии к прежним институтам власти народу обязательно потребуется та твердая рука, которая и будет отныне всем на свете праведно и разумно, уж вполне полноправно так затем еще управлять, да и как то ей самой, собственно, вздумается.
И главным, тут будет разве что то, дабы вновь завелся (и неважно, откуда) тот самый полноценно твердый порядок и выстрелов на улице более не было слышно.

Хотя нет, чисто еще поначалу, та сколь чудесно вдруг приобретенная, новоявленная свобода кому-либо и вправду может показаться истинным раем, но весьма ведь быстро она почти всех до конца полностью разочарует.
Раз слишком так вся та новая воинственно революционная действительность и вправду вскоре начнет издавать трупный запах всякого былого благоденствия, причем совсем не только в связи со всеми теми до чего еще новоявленными большевистскими бытовыми трудностями…

138
Да и чересчур не в меру долго играть в сущую вольницу вовсе-то нисколько так явно нельзя, поскольку - это тоже до самой последней крайности буквально же всех разом ведь до конца утомляет.
Ну, а посему после того, как сколь на славу здорово погуляли, пора бы и честь знать, да только как вообще от людей понимания чего-либо подобного и вправду на деле можно будет добиться, коли тот еще мямля стоит у руля?
И вот чего именно пишет обо всем этом генерал Краснов в своей книге «На внутреннем фронте»:
«Психология тогдашнего крестьянина и казака была проста до грубости: "долой войну. Подавай нам мир и землю. Мир по телеграфу". А
приказ настойчиво звал к войне и победе. Керенский, который лучше понимал настроение массы, сейчас же учуял эту фальшь, и его контрприказ, объявлявший Корнилова изменником и контрреволюционером, говоривший о тех завоеваниях революции, которые солдатом понимались, как своевольничание, ничегонеделание, пьянство и отсутствие какой бы то ни было власти, сразу завоевал симпатии солдатской массы».

139
Корнилову, как-никак, а теперича явно ведь уж никак не хватило именно всего того, что совершенно так сразу же безоговорочно отнял у него расхристанный и дешевый паяц Керенский, а именно той вполне благонадежной основы под его неизменно стоящими на суровой почве обыденности мужицкими сапогами.
Да и вообще самого разного рода безродные лапотники крайне нахраписто и суетливо уж и намесили тогда грязи и снега вокруг тех сколь внезапно сходу возникших новых очагов власти.
А именно тех извечно, как есть нынче вихляющих в левую сторону Советов, а также и абсолютно за все отчаянно уж совсем вот безголово ответственных комитетов.
И им действительно довелось за тот чрезвычайно вот короткий час до чего явно преуспеть всю ту бравую царскую гвардию снизу доверху перепачкать всем-то своим досужим и впрямь донельзя осатанело бравым невежеством.
Ну, а как раз именно потому ее и надо было сколь еще спешно спасать, но вовсе не столь безумно сногсшибательным решительным штурмом как это попытался проделать Корнилов, а разве что медленно восстанавливая и накапливая все свои силы.
И если бы на месте Корнилова оказался некто иной куда поменее авантюристичный человек, то вот он безо всякой в том тени сомнения вполне же последовательно только лишь этак в сложившейся ситуации явно вот и поступал.
Ну, а Корнилов был человеком волевым, статным, однако, пожалуй, чрезмерно во многом залихватски самоуверенным.
Правда, более чем возможно, что при какой-либо несколько другой расстановке сил он действительно смог бы худо-бедно привести Россию в тихую гавань, да только нынче-то никак не было под его сапогами хоть какой-либо вполне твердой политической почвы.
И не было ее сразу по нескольким крайне уж исключительно важным причинам, причем главная из них заключалась именно в том, что все, на что хоть как-либо способны всякие рохли и мямли, так это чего-либо попавшее к ним в руки весьма вот старательно развинчивать, разваливать, деморализовать и разрушать.
Но это, однако, совсем же нисколько не значит, что у тех наиболее первичных деятелей на целую голову сходу разрушивших старый и будто бы ныне совсем ведь архаичный строй и впрямь-то был хоть какой-либо шанс, в конце концов, стать более чем самым еще полноценными его приемниками.
Причем, то на редкость откровенно яркое и сколь еще совсем бескомпромиссное бескорыстие в этаких делах весьма вот явственно, что палка на двух концах.
Раз уж дабы вполне еще на деле успешно воспользоваться плодами развала, нужны были на редкость другие качества, а у Керенского с его вислоухими сотоварищами их отродясь и близко-то никогда не бывало.

140
И надо бы точно ведь также до чего еще прямолинейно так весьма сходу же заметить, что и сам по себе товарищ Керенский был именно той на редкость искренне лупающей глазищами бессовестной марионеткой.
Причем тут уж будет вполне важно отметить, что и само по себе сколь бестолковое местонахождение данного  чудища на самой вершине политической власти было, считай, как есть заранее кем-либо извне заранее предопределено.
А между тем подобным путем оно пошло разве что только поскольку, что тем уж людям, что прекрасно вот извне изучили Россию, именно подобного типа и надо было до чего монументально фактически разом весьма вот бестрепетно «водрузить» на самый верх всей общественной пирамиды.
Причем сделано это было как раз-таки, дабы Керенский сколь безоговорочно и проворно разом затем уж и внес сущую сумятицу в сами основы сурового могущества, довольно-то слаженно доселе работающей государственной машины судопроизводства.
Ну а заодно и исполнительную власть превратил из железной махины в совершенно ржавый никчемный остов.
Так что совсем ведь вовсе зазря Николай Стариков в своей книге «Кто убил Россию. Революция или спецоперация» делает из Александра Федоровича Керенского этакого таинственного спецагента: будь тот и вправду таковым, то еще было бы разве что лишь полбеды.
А между тем в условиях полуразложившегося идеалистического строя лучше всего будут действовать именно те самые и вправду искренне витийствующие марионетки, и им-то, куда полегче все этак буквально ведь сходу поверят, нежели чем всяческим, тем хитроумным завзятым негодяям.
И вот оно то, что автор вполне может предоставить в качестве самого прямого доказательства всех своих слов.
Взято из книги Владимира Федюка «Керенский»:
«Очевидец первых опытов Керенского-парламентария позже вспоминал: "Он всегда слишком нервничал. Не без основания его называли неврастеником. Он обладал громким и излишне резким голосом, в речах его всегда слышались высокие крикливые ноты. Он никогда не говорил спокойно, и это слушателей иногда раздражало. Вообще, слушать его было довольно тяжело. Таков он был и в своих первых думских выступлениях».
Еще более резкую характеристику Керенского мы находим у другого осведомленного современника: "Неврастеник, адвокат по профессии, он горячо произносил свои речи, производил впечатление на женский пол и доставлял большое неудовольствие сидящим под кафедрой оратора стенографистам, обрызгивая их пенящейся у рта слюною. Многие считали его кретином"».

А вот и еще оттуда же:
«Керенский не шел, как обычно ходят люди по улице, а почти бежал, и на согнутых в коленях ногах, что было необычно и некрасиво».

141
Революция довольно-таки быстро в то уже ныне далекое время фактически разом скатилась к самому дешевому и весьма показному, все и вся полностью обезличивающему популизму.
Причем до чего еще явно она тогда выдвигала совершенно так безапелляционные требования, слепо и варварски именно вот как раз и направленные, дабы той еще беспардонно тупой силою сходу ведь насадить всякие молниеносно радостные перемены.
А как раз потому и все те отчаянно суровые воззвания столь откровенно же призывали совсем незамедлительно и до конца отменить и упразднить навеки былое и полностью вот вконец ныне изжившее себя проклятое прошлое.
Причем это вот самое подобострастное удовлетворение сослепу и со страху всех безумно, злых и жестоких указов только-то вчерашнего беспорточного быдла и покатило колесо российской истории по самой наклонной плоскости к каменным орудиям, которые, вполне могли полноправно занять свое законное место на том некогда не дай-то Бог грядущем гербе общемировой революции.
Ну, это, конечно, лишь в том собственно случае, кабы до нее явно дошло сколь уж бесшабашно бравое большевицкое дело.

Да и Белое движение безо всякой в том тени сомнения, крайне ведь наглядно подчас являло собой довольно-то как есть плотоядно настроенное племенное воинство, явно уж совсем так не ведающее, что всякий простой народ всенепременно пойдет разве что вслед за тем, кто поведет себя с ним, несколько вот поболее достойно.
Однако никого такого и близко уж нигде явно вот тогда не сыскалось, да и, в конце концов, и близко-то попросту совсем не нашлось…
Ну, а так из самого разного цвета шаек грабителей простой народ явно выберет себе в правители именно тех, которые ему, куда только выразительнее можно сказать считай, ведь в три короба до чего еще непременно соврут про то самое чисто завтрашнее его никакими словами неописуемое и небывалое личное счастьице.
Да и вообще все Белое движение, уж заранее было сколь фатально, как на грех вполне еще обречено на всяческий тот чисто полнейший свой неуспех, причем по довольно многим весьма объективным причинам.
А среди их числа можно бы прямо назвать самые безнадежные и именно, что вовсе ведь явно же совсем напрасные ожидания помощи со стороны тех отчаянно лживых союзников у каких-либо одних из весьма многих участников белого движения.
Ну а заодно тут можно бы совсем этак чисто ненароком припомнить и извечно полное неприятие подавления скверного зла у тех еще до чего мягкотелых иных.
Да и вообще крайне ведь негативно на столь печальных итогах противостояния белых и красных в России сказалось, в том числе и то самое, немыслимо бессовестное желание более чем нагло разжиться за счет гражданской войны у тех весьма беспардонных же третьих.

142
Причем коли бы высшие начальники Белой армии действительно являли собой самый тот еще доподлинный и вполне полноценный образец нравственной чистоты, то уж тех отдельных мародеров сколь непременно отстреливали бы сами солдаты.
Вот чего пишет обо всем этом страшном явлении генерал Врангель в своих «Записках»:
«К сожалению, как мне пришлось впоследствии убедиться, генерал Покровский не только не препятствовал, но отчасти сам поощрял дурные инстинкты своих подчиненных. Среди его частей выработался взгляд на настоящую борьбу не как на освободительную, а как на средство наживы».

И это явно уж не один белый генерал (бывший капитан) Покровский «был из таких вояк-гуляк», раз было ведь их тогда вовсе-то совсем до чего немыслимо превеликое множество.
То есть, собственно тех еще властолюбивых