заодно еще и тот весьма так милый сердцу уютный кров.
Однако кое-кому было явно так нужно совсем уж другое небо над всею своей славной отчизной, а именно то полностью отныне свободное от прежних черных туч былого и до чего безнадежно зловонного рабства, ну а также и окаянного господства тех, кто самодовольно присвоил себе право быть, на целую голову выше других.
И этакие неимоверно высокие душой и мыслями аристократы духа и вправду считай что на деле хотели всего лишь того безупречно же истинно так самого наилучшего…
Да только всякие люди крайне ведь простого и практического ума сколь еще принципиально были явно во всем далеки от крайне разгоряченного сознания тех титанов мысли в ком вовсе неудержимо кипела пена изумительно бравого энтузиазма, сущего разрушения всего того вконец будто бы всем и каждому обрыдшего, былого угнетения масс.
А между тем самая повседневная о них забота (совсем не в личностном, а именно в том необъятно широком общественном плане), была всеми своими крайне примитивными думами явно чужда тем, кто безнадежно витал в облаках, безмерно пресыщенного благами светлой духовности утонченно абстрактного бытия.
И это как раз, поэтому люди интеллектуально развитые, да только никак не в меру излишне восторженные сколь зачастую всячески ратуют за верную смерть какого-нибудь ядовитого монстра иногда при всем том, пожалуй, нисколько и несуществующего, до чего чрезвычайно ведь отвратительного общественного зла.
189
И надо бы тут сходу разом же обратить внимание, что то всем ликом своим так и сияющее благо исключительно наилучшего затем грядущего общественного переустройства, всегда между тем имеет некую к чему-либо более-менее вполне конкретному самую несомненную на редкость многозначительно вязкую привязку…
Это самое до чего безумно так и низвергающее извечную вековую нечисть Добро может быть, к примеру, большевистским или арийским, ну а подлинная человеческая доброта, несомненно, всеобща, а потому и нетленна, как впрочем, и всякая весьма уж наглядно существующая в этом мире более чем здравая истина.
Да только вот еще, в чем на деле заключена та главная первопричина всех бед и крайне суровых несчастий нынешнего человечества…
Вполне так конкретное людское благо и близко ведь вовсе окажется нельзя лютому злу до чего здраво как на грех всеми силами до чего же зверски разом-то противопоставить!
Зато ему будет вполне возможно и нужно наглядно противопоставить именно то духовно раскрепощающее примитивные натуры широкое просвещение, но вовсе не то, что с каким-либо чисто половинчатым уклоном узкоспециализированное…
И это именно оно и рассеет мрак в душах людских, а чего-либо иное его разве что значительнее усугубит сколь существеннее, затем всецело усилит.
Однако при всем том еще вот должно будет тому просвещению никак при всем том не иметь именно тот прянично восторженный вид, а уж в особенности никак не давить никому на психику какой-либо на редкость неестественно воинственной идеологией.
190
И всякое, то вполне ведь стоящее того безупречно же разумное просвещение, прежде всего, учит именно думать, да и житейски довольно-то строго вот логично рассуждать.
И никогда уж никто из несущих простым массам добрый свет нисколько не станет яростно всучивать людям лютую ненависть к тем, кто их выше по званию и в денежном смысле в этой жизни, значительно уж куда только весьма получше устроен.
Ну, а той весьма принципиально же суровой силой весьма яростно вооружась и впрямь-таки станет более чем легко ликвидировать всякую вековую безграмотность, но то будет чисто внешней стороной медали.
Поскольку именно этак, совсем не моргнув даже глазом и окажется сколь еще запросто впихнуть массам до чего твердолобое и совершенно вот никак несуразное мировоззрение…
А между тем на нечто подобное можно было пойти только-то считай в упор, вовсе и не видя всей окружающей реальности в том самом виде, в котором она на деле имеет место, а не только кому-то еще издали в некоей розовой дымке и поныне весьма этак сладостно грезиться.
А в особенности никак уж несправедливой окажется лютость, сколь яростно мстящая за какие-либо некогда кем-то претерпленные чудовищные унижения самого ближайшего и крайне далекого прошлого.
А в особенности коли от всего того уж явно так вполне вот достанется и всякому тому и близко совсем незапятнанному ничьей же напрасно пролитой людской кровью.
Густая тьма людского невежества каких-либо добрых людей от тех непомерно злых среди осанистых прежних господ хоть как-то отличать ведь, и близко же вовсе нисколько не станет.
Да и кто - это между тем вообще уж до чего нелепо решил, что люди подобного плана и вправду сумеют явно создать какие-либо весьма вот безупречно новые межличностные взаимоотношения?
Смерть минувшего разве, что только и означала одно лишь самое же сколь полноценное возрождение языческой первобытности, а заодно так и царствие новой урбанистически помпезной серости.
Причем наиболее главными устоями нового государственного строя стали именно те еще яркие фетиши идеологии, а все остальное было попросту сходу сброшено с главного маршрута в кювет.
И ту самую людскую толпу между тем вот вели под самым строгим конвоем по сплошному болоту к тем до чего дальним берегам светлых дней, что всегда при этом оставались разве что лишь только где-то вдали.
И при этом та весьма уж беспросветная темень лютой ярости ко всему, тому, что олицетворяет собой прошлое, и приторно ласковая ложь о призрачно розовом грядущем как раз и было самым наилучшим оружием красного сатаны.
Причем хуже всего тут именно то, что сладкая патока бравых иллюзий всячески подогревала и без того разгоряченную людскую массу, а потому она с чужого ведома и творила буквально Бог знает что.
И ведь все - это никак не возникло на некоем чисто совсем уж пустом месте.
Раз как-никак, а еще изначально людская масса только лишь и питалась мелкими огрызками оптимизма интеллектуально развитых людей.
А между тем до чего этак отчаянно взывать ко всем тем великим общественным переменам можно было и совсем уж без всего того необычайно напыщенного суровыми эмоциями лютого пафоса!
Раз и вправду можно было некогда думать и жить несколько уж вовсе ведь явно совсем так иначе.
А, впрочем, и подлинное искусство начисто лишенное всяческих прекраснодушно этических намерений, никак не станет некоей той сколь многозначительной же предтечей суровых будней лишь некогда разве что только грядущего революционного кошмара.
Но те высокохудожественные произведения великих классиков мировой литературы 19 века действительно разом затем уж и стали тем еще более чем приемлемым пьедесталом для будущих статуй дьявольски зацикленного на одной и только идее вождя мировой революции.
И те безрадостные времена самого так еще «доблестного» проявления всей его лютой ненависти были уж действительно светлыми одними только яркими огнями сколь безжалостно сжигаемого дотла проклятущего прошлого…
Да что правда, то правда, мысль и чувства тяжким бременем выношенные внутри всякого авторского нутра это, и есть то, что, столь, несомненно, затем ведь более чем разом послужит самой явной предтечей к тем, куда поболее светлым дням, пока еще крайне далеких от нас благих времен истинно же наилучшего грядущего.
Однако при всем том сколь откровенно приблизить все, то отрадно и радостно светлое ко всем тем и поныне точно также безотрадно и серо существующим реалиям жизни, смогут одни только, те, кто никак не станут до чего праздно вымысливать мир праведных и благих идей и всех тех первостепенно насущных строгих вопросов.
И есть вполне же предостаточно как раз-таки тех славных авторов, что и близко никак не ставили под каким-либо острым углом тех еще самых до чего отчаянно суровых знаков вопроса.
И главное этаким горьким вопросам более чем полновластно было ведь свойственно как пить дать вполне полновластно еще сходу потребовать самых срочных же мер во имя того дабы все вот и вся как есть сразу и привести в ту самую полноценную норму.
А между тем есть на свете и те авторы, что вовсе не красят жизнь в темные и розовые тона, до чего ярко при этом, выпячивая отдельные людские качества сколь, грозно тыкая в них своим пальцем, а только лишь создают они выпуклые образы живых людей со всеми их плюсами и минусами.
И уж никак не вымысливают такие писатели всяческие более чем спешные средства, созданные лишь затем дабы с их помощью когда-то вполне вот еще поспособствовать светлым песнопениям истинного раскабаления всего того ныне существующего общества.
Однако есть и те другие, для которых нечто подобное и было самым ведь безупречно как есть действительно уж того стоящим самым так их хлебом насущным.
В русской литературе раздуванием подобного рода очагов пожаров всепожирающей ненависти буквально ко всему исконно низменному и вовсе неправому являлись, прежде всего, такие писатели как Герцен написавший «Кто виноват?» и Чернышевский, который находясь в тех еще «жутких царских застенках» и сотворил до чего только бедовую книгу «Что делать?».
Однако при всем том много было и тех самых различных авторов, что мирно сеяли именно ту всеобщую для всех нас – включая буквально каждого – сущую же доброту…
Ну а ДОБРО, почерпнутое из книг, в которых острым пером прочерчивается самая суровая надобность самой еще ярой борьбы с некоей той чисто абстрактной несправедливостью, как на грех обязательно затем вполне поспособствует исключительно одноплановому и более чем стереотипному созданию вопиюще воинственных и краснознаменных жизненных приоритетов…
А между тем мечты и мысли о том, что только еще пока впереди у всех нас и вправду должны быть никак неодинаковыми и разве что общее будущее, оно фактически неизменно одно так на всех.
191
Да и то самое безгранично светлое (на одной лишь бумаге) грядущее воплощение всяких красивейших мечтаний, всенепременно подымет народные толпы на борьбу с той самой лютой нечестью, которую следует полностью же целиком истребить, да еще и безо всякого вообще остатка…
Вот-вот даже и у великого Виктора Гюго в его романе «Отверженные» можно найти и подобного рода ужасные строчки.
«Так вот, монархия - это и есть внешний враг; угнетение – внешний враг; «священное право» – внешний враг. Деспотизм нарушает моральные границы, подобно тому, как вторжение врага нарушает границы географические. Изгнать тирана или изгнать (выставить) англичан в обоих случаях значит: освободить свою территорию. Наступает час, когда недостаточно возражать; за философией должно следовать действие; живая сила заканчивает то, что наметила идея. Скованный Прометей начинает, Аристогитон заканчивает. Энциклопедия просвещает души, 10 августа их воспламеняет. После Эсхила – Фразибул; после Дидро – Дантон. Народ стремится найти руководителя. В массе он сбрасывает с себя апатию. Толпу легко сплотить в повиновении. Людей нужно расшевеливать, расталкивать, не давать покоя ради самого блага их освобождения, нужно колоть им глаза правдой, бросать в них грозный свет полными пригоршнями. Нужно, чтобы они сами были
