этом писали. Крестьянство ответило – Пугачевым… Пугачев освободил крестьян, и они показали, на что способен народ без образования, но с волей. Пугачев подарил народу – иначе он не мог поступить, как должна была бы поступить и Государыня, если бы сейчас вздумала бы освобождать крестьян, – подарил земли, воды, леса и луга безданно и беспошлинно. Он призывал уничтожить все ненавистные заводы и истреблять дворян. "Руби столбы – заборы повалятся", – писал он. Столбы рушились на совесть. Тысячи дворян, помещиков были повешены. Пугачев приказывал: "Кои дворяне в своих поместьях и вотчинах находятся, оных ловить, казнить и вешать, а по истреблении оных злодеев-дворян всякий может восчувствовать тишину и спокойную жизнь, кои до века продолжаться будут…" Вот что такое народная воля без просвещения! И Государыня как еще это поняла! На пугачевский бунт она ответила – Комиссией о народных училищах, главными народными училищами, специальными школами и прочая, и прочая. Ты посмотри-ка теперь, сколько стало образованных и просвещенных людей в России, и теперь уже нет надобности, как тебя, посылать учиться за границу – свое имеем, и очень даже неплохое… Вот с чего начала она – волю крестьянам!»
328
И уж в связи, с чем все это было именно так, а не до чего глубокомысленно на редкость явно так вовсе иначе?
И почему это, как уж только в Россию тем еще невероятно стремительным потоком разом ведь проникает хоть чего-либо по всему своему определению необычайно так новое, как тут же все то старое нелепо и слепо рушится и загнивает буквально-то на корню?
А между тем вот он тот самый еще верный ответ на этот вопрос от имени Салтыкова-Щедрина в его книге «История одного города»
«Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть в тайну построения миров, и открыто рукоплескали учителю каллиграфии, который, выйдя из пределов своей специальности, проповедовал с кафедры, что мир не мог быть сотворен в шесть дней. Убогие очень основательно рассчитали, что если это мнение утвердится, то вместе с тем разом рухнет все глуповское миросозерцание вообще. Все части этого миросозерцания так крепко цеплялись друг за друга, что невозможно было потревожить одну, чтобы не разрушить всего остального».
И тем до чего безмерно разлагающим саму душу народа фактором впоследствии и оказалось всяческая та полная потеря веры в Господа Бога, царя и отечество.
Большевики до чего скабрезно и слезно жестикулируя неизменно агитировали вконец уставших кормить вшей солдат, сделать себе из длинных ружей обрезы да и идти всем кагалом домой там весь свой порядок и близко вот не мешкая разом так наводить, а те и сами разве что лишь того тогда и желали.
329
Поскольку никакого царя более не было, а вера отныне стала совсем пустым звуком в результате всех тех новых технических чудес, а еще и потому, что…
Царь тот был большой балбес, От всякой веры сам и отучал
Ведь Гришка Распутин с его женой вовсе-то совсем не заскучал.
А господа офицеры, собравшись в кучку, кто горазд
На все лады фальцетом орали, толпе в уши Бог воздаст.
Но что было до Бога зарвавшейся солдатне,
Коли она родную хату видала лишь во сне.
330
А между тем и Лев Николаевич Толстой тоже по мере сил довольно-таки непотребно разложил российское общество всеми-то своими пацифистскими думами и настроениями, а также и сколь страстно именно им и напридуманными, как и вовсе-то отчаянно напрасными хождениями в весь тот простой народ.
От всех тех беспутно словоохотливых похождений одни беспрестанные брожения в умах только ведь затем и остались, вследствие чего и наступило то самое смутное время сущего разброда в головах в свете всех тех исключительно блаженных сказок о чем-либо крайне несбыточном, но истинно на редкость небесно прекрасном.
Ну, а дабы всякое, то и близко не в меру потное доброжелательство и вправду пошло не на поводу у всяческих призрачно ярких иллюзий нужно было создать все нужные условия для людей праздного ума, чтобы их глаза на деле увидели реалии века, а не одни их яркие отблески на белой бумаге.
Да только между тем это для кое-кого и было сколь уж вовсе никак неприемлемо, раз цветы ласковых иллюзий так и греют чье-либо пламенное сердце, а между тем они создают разве что ту весьма широкую действительность, что явно окажется намного темнее всякой той совершенно безлунной ночи.
Начать смотреть всецело поверх книжных страниц, а потому и начать уж впитывать реальные запахи окружающей жизни, кое-кому было никак и близко не по плечу, да и душа их прямо-таки горела в огне предвкушения всяческих грядущих радостных открытий чисто так литературного бытия.
Ну а грязь и темень дикого быта общества наоборот всячески отвращала светлые умы, а как раз потому им было совсем вот никак не до заботы о житейском благоустройстве всего своего народа.
Ну а именно потому эти люди нечто подобное неизменно откладывали на потом, когда вот все и вся в этом мире полностью до конца само собой разом так еще утрясется.
И понятное дело ласково и весело мечтать о некоем чисто так пресловутом светлом грядущем это совсем не одно и то же, как весьма вот посильно его создавать своим собственными руками.
И конечно, кое-кто явно хотел всеми силами посильно приблизить лучшее будущее, но только сколь безнадежно те люди разом так сходу погрязли в сущем прекраснодушии, а как раз оно и толкало их в сторону сущего восхваления чисто абстрактных идеалов.
А они всецело беспредметны, аморфны и их искусственное приближение к обыденности ведет к смерти всего того доселе естественного.
Ну, а затем вместо него возникает согретый пламенем сердец некий грубый трафарет того, из чего вполне достойные образы простой жизни можно будет сделать разве что посредством, так и льющегося обильной рекой крови и пота…
Да и в грязи придется сколь порядочно извозиться, чтобы по мере сил затем построить для человечества некий новый дом взамен старого и вконец так до чего обветшавшего.
И вовсе вот необязательно было кому-либо с этаким диким надрывом сколь скабрезно же говорить обо всех тяжких бедах чисто житейского нынешнего существования…
А все, потому что общество это всегда пирамида и что это с ним только не сделаешь, а оно именно пирамидой так и останется…
И можно лишь разве что всецело ужесточить условия жизни тех, кто находится на самом низу и их страдания и впрямь просто неимоверны, раз вся сила тяжести всей конструкции приходится именно на их плечи.
И вот вместо того чтобы сколь откровенно разглагольствовать об сколь жутком угнетении всех тех злосчастных масс простого народа вполне возможно было подумать, как раз о том весьма конкретно неуютном настоящем в котором надо заниматься одной лишь только самой неспешной уборкой пыли…
Ну а затеянный кем-то капитальный ремонт всего и вся ту вековую пыль только лишь кверху вздымает…
И тот до чего дивный свет праздных истин разве что нагнетает чудовищную тьму внутри ни о чем несведущих душ, а также и создает иллюзию всесилия у невежд, обладающих тем чрезвычайно жестким и до самой невозможности властным характером.
Их истинно лучезарной правдой сколь безысходно затем разом становится именно та донельзя тупая сила, и они ее именем и крушат буквально-то все, что превыше нормы их вполне ведь скотского же сознания.
Ну а как раз, поэтому все то, что не плавает мелко в жирной грязи исключительно так ничтожного людского быта, с их точки зрения подлежит самому уж сколь незамедлительному уничтожению.
А между тем великая сила вековых традиций гораздо ведь сильнее всякой той отчаянно пламенной агитации.
Да и вообще так и захламив ею, людские мозги можно было добиться одного лишь отката назад, раз человеческое сознание очень даже инертно и его могут вполне полноценно перестроить на другой лад только одни лишь столетия весьма продуманного воспитания.
Да только вовсе вот никак не замена одного общественного строя неким другим значительно будто бы истинно наилучшим.
А заодно еще и тем фактически единственным вариантом грядущего развития событий после почти любой революции может быть разве что сколь еще резкий откат далеко назад в самую бездну минувших времен.
Причем даже и мумия вождя – это то же более чем безусловное возрождение сколь древнего египетского культа в его до чего безотрадно атеистическом, наиболее варварском варианте безо всякого должного почтения к покойному.
Причем эта как раз та самая мумия и правила СССР в течение всех тех бесконечно долгих 74 лет.
331
Брежнев, к примеру, тоже был никак не иначе, а живой мумией, причем еще задолго до своей довольно-то никак неестественной «безвременной» кончины.
Причем те, кто точно уж сразу после его никак неестественной смерти нисколько так явно не плакали по этакому обезьяноподобному партийному бонзе, по тому еще кровавому супостату Сталину лили самые те еще откровенно так горькие слезы.
Причем до чего еще многие представители российской интеллигенции вполне всерьез так и упивались должными успехами своего государства в построении железного костяка индустрии, и уж они действительно более чем искренне верили, что их ведут в грядущие дни всеобщего счастья и благоденствия.
Ну а происходило все это так, разве что потому, что те, кто сколь определенно видели все и вся в розово-черных тонах, зачастую были вовсе никак неспособны воспринимать многие факторы крайне неприглядной и непростой общественной жизни, именно в том виде и качестве, в каковом, они вполне наглядно существуют на самом-то деле.
332
К тому же есть еще и люди, что сколь этак умело и глубокомысленно разбираются в самых мелких коллизиях жизни, да и всяческих тех или иных людских характеров…
И вот, несомненно, будучи великими писателями (плоть от плоти своего века и среды) они все это сколь животворящим и трепетным образом собственно и передают всем нам на заметку в своих книгах, а мы затем с превеликим умилением всецело внемлем наглядно представленным нам ярким картинам всей той тщательно отшлифованной вымышленной жизни.
Однако в целом душа литературного гения в точности такая, как и у всех простых смертных и там, где он явно отходит от жизненных живописаний и планомерно переходит ко вполне наглядному изложению всех своих чисто обывательских позиций, он порою сразу расписывается в исключительно полнейшем неумении вполне полноценно передать всю мудрость жизни…
А в особенности все это весьма же конкретно касается писателей 19 века, то есть того самого времени, когда общемировая философия, несомненно, так разом ударилась в тот самый сплошной антагонизм по отношению ко всему тому прошлому религиозному засилью и «мракобесью».
Заменить его чем-либо вполне устоявшимся и, кстати, сколь последовательно и разумно полностью так заранее сформированным было бы никак уж вовсе считай, что и невозможно…
А как раз посему основным «клеем», связывающим общество, и стало то чрезвычайно так твердо стоящее на своих ногах государственное обустройство, явно имеющее довольно-то жестковатое, а главное именно что как есть на всех полностью же безвременно единое
