Цунами тоталитарной идеологии

бесподобно благие и сияюще радостные пожелания буквально-то совсем, немыслимо наилучшего светлого будущего были на редкость изящно изложены именно в виде тех полнозвучно надуманных, утонченно отвлеченных представлений обо всем том и поныне нас довольно-то убого окружающем мире.
Однако чего — это граждане, и впрямь-таки разом на самом-то деле буквально-то сходу тогда вот еще же выходит!
Эти самые безумно радостные ожидания (всегда почему-то лишь неких тех самых грядущих времен) могут разве что сходу прикрыть, словно бы фиговым листочком, чудовищные злодеяния совершенно напрасных репрессий при этом разом придав им строгую форму чего-то что было некогда осуществлено считай так во имя «вселенского же добра».
А тем самым кое-кто явно желает их до чего сходу так превратить во вполне прагматичный и справедливый аспект вовсе уж неизбежных трудностей постепенного становления всей той будто бы новой и истинно лучшей жизни.
А между тем все — это может оказаться именно тем на редкость уж сколь бесспорно как есть чисто насильственным скармливанием всяческих абстрактных догм невежественному даже и в области элементарной грамотности, из века в век донельзя же забитому населению аграрной страны с немыслимо тяжким пост-феодальным прошлым.

290
Да только как еще неимоверно трудно все это было осознать тем людям, что сколь неизменно бредили вершинами духа, живя при этом именно в том более чем неизменно гиблом малярийном болоте явно ведь возникшем именно в результате самого безысходного осушения веры в тот самый вполне уж естественный завтрашний день.
Причем то было не просто стоячая вода, а гиблая трясина и крики тонущих в ней были никак никому вот тогда не слышны…
А все это как раз потому что основная масса людей думающих жила в некоем том чисто воображаемом мире который сам собой весьма выразительно перекликался с миром ярко намалеванным на всех тех плакатах, но от мира реальности он был сколь и впрямь ведь безумно далек…   
Причем главное тут оно то, что российская интеллигенция никаких должных выводов из всего того произошедшего в прошлом и поныне никак вовсе не сделала.         
И это вполне ведь, собственно, так коли даже у тех безвинно отсидевших, а куда вернее будет — это назвать самым доподлинным своим именем – попросту безвылазно проведших в рабах большую часть всей своей сознательной жизни…
Нет, уж до чего еще значительная часть из них тоже вот каких-либо более-менее верных выводов подчас ведь никак вовсе не сделало.
Раз слишком многие из них подчас затем винили одно лишь то совсем так более чем нескончаемо лютое время, да и в каком-либо том личном смысле совсем же незадачливую свою судьбу, ниспославшую им самые немыслимые испытания и неисчислимые беды…
Однако на деле отнюдь не все зло было и впрямь более-менее полноценно так сосредоточено разве что в одной той обезличенно варварской идее.
Поскольку сама по себе исключительно яркая перемена в тех еще самых чисто условных «слагаемых» в общественных отношениях могла быть уж в корне как-никак и более чем полностью исключительно еще вот другая…
Дело ведь тут ни столько в постулатах сколько в прямом и косвенном насилии над обществом, которое отныне начисто лишили права на какой-либо свободный выбор в плане всякого того или иного дальнейшего своего развития.
То есть сама по себе идея могла быть уж в принципе совершенно на деле ведь вовсе иной.
Поскольку та наиболее главная и до чего еще свирепая ересь неизменно ведь заключалась именно в тех, кто на редкость деятельно и всемогуще уж безгрешно воплощал все ее теоретические выкладки в те сколь извечно серые будни буквально-то долгими веками и близко никак неизменной российской действительности.
И это как раз та самая безмозгло суровая и непреклонная серость, собственно, и заполонила все аспекты советской будто бы и впрямь отныне принципиально так полностью новой жизни.
А вот не потому ли, затем и была непомерно высокой цена всей той немыслимо осатанелой отваги максимально полного воплощения во все реалии жизни сугубо книжных философских доктрин?
Однако вот наиболее главными вехами на пути воплощения в жизнь всех этих «неистово благих веяний и СТАЛИ те самые молочные реки литературной вселенной, что так и переливалась тогда буквально-то как есть попросту явно через край.

291
А мир благих фантазий между тем пересекается с реальностью в некоей той чисто абстрактной бесконечности, а в жизни все пересечения могут быть только случайны и весьма же во всем прозаичны.
Да и, кстати, у кое-кого тот уж считай безудержно искристый восторг по поводу возвышенных прелестей художественного вымысла вполне наглядно при этом сочетается с диким унынием по поводу всякого того никак пока уж до чего еще совсем незатейливо несовершенного людского быта.
Ну а тот как тут не крути столь уж раз и навсегда попросту явно застыл во всем том своем более чем твердокаменно житейском.
Причем наиболее наихудшим во всех его мерзких и грязных тенетах для всех тех чрезвычайно восторженных российских либералов как раз и было, то вовсе уж донельзя несправедливое обустройство общества.
Ну а тем вполне так еще многим дореволюционным российским либералам всею душою явно так хотелось, чтобы всем и каждому отныне разом зажилось и впрямь до конца славно и светло…
Ну а как раз чисто во имя всего того, по их мнению, попросту и надобно было сколь еще сходу сжечь все, те чертовы чертоги, олицетворяющие собой все то совсем бесславное и беспросветное крепостное минувшее.
Причем прежде всего именно потому, что является оно именно тем, что само по себе никак не захочет ныне раз и навсегда становиться хоть какой-либо мере полностью именно прежним.
И будто бы сколь еще на деле упорно все это нынешнее обустройство общества фактически заслоняет собой зарю, куда явно на редкость поболее светлого грядущего.
И понятное дело, что эти самые всею душою так уж и стремящиеся к свету люди всею душой и телом попросту же окаменевали при одной той безрадостной мысли обо всех тех стенаниях безвинно закованных в цепи чудовищно обворовываемых долгими веками угнетенных классов.
Да только может, все это, как и всякая так на деле повсеместно существующая неизбежность, попросту уж было именно так и никак не иначе?
И чтобы в том самом немыслимо отдаленном грядущем действительно произошли те самые весьма благостные перемены к чему-либо сколь безукоризненно наилучшему, и надо было бы, как есть пойти именно тем неспешно иным путем.
И был он, кстати, полностью для всех весьма так широко открыт, а как раз потому и надо было весьма ведь спешно собраться с духом, чтобы как раз-таки на него более чем смело разом еще затем и ступить.
Да только где — это было чему-либо подобному вполне ведь верно же на деле помочь, коли речь тут и вправду пойдет как раз о том самом весьма незамедлительном становлении некоей той будто бы на редкость многозначительно новой общественной жизни?
Поскольку всею бездумною силою пролетарского духа раз и навсегда, низвергнув в ад те самые пресловуто злосчастные цепи всякого стародавнего угнетения хоть чего-либо новое до чего наспех весьма сходу тогда разом на деле еще вот отстроишь?
Нет, уж как есть довольно-то существенно поспособствовать всему тому, считай именно всемогущему улучшению условий той как есть на редкость необъятно широкой и общей людской жизни подобные «благие начинания» были и близко вполне очевидно попросту никак уж нисколько не в силах.
Зато сколь по-свойски совсем безотчетно и без единой мысли на редкость сходу обрушить сами основы как есть доселе весьма благонадежно закостенелого «темного прошлого» никакой уж проблемы и близко так явно вот попросту не было…
И это как раз на тех вконец размозженных крайне недобрыми руками его костях (вместе с цепями) и была до чего ускоренными темпами весьма ведь незамедлительно затем и построена та самая гигантская казарма в полной мере являвшая собой наиболее четкое и ясное воплощение «светлого будущего» но только лишь для относительно малой кучки привилегированных партийных кадров.
И хоть как-либо иначе, то и быть уж как есть чисто совсем никак ведь оно не могло.
Поскольку и при каких-либо тех вроде бы более чем безупречно благоприятных обстоятельствах нисколько не смогла бы вся та бесшабашная массовая стихия действительно на деле создать весьма существенные предпосылки для самого безупречного еще уж некогда затем только возникновения всего того чисто ведь пресловуто светлого общечеловеческого грядущего…
А коли и была она вполне способна хоть чего-либо посильно воссоздать – так это одну ту наиболее древнюю царскую жизнь для всей могучей кучки незыблемо новых и значительно худших чем были прежние чистопородно большевистских извергов-эксплуататоров.
Ну а построить светлый и просторный дом нового общества было бы возможно, разве что сколь медленно и вполне продуманно никак уж не за одну или максимум две пятилетки более чем так посильно перестроив обветшалое здание долгими веками все в той же России на редкость незыблемо неизменной общественной жизни.
Причем та беззубая старуха разруха, что само собой никем непрошеным гостем явилась вослед за бездумно яростным разрушением всего того доселе злодейски былого только-то подчас на корню извела всякий подлинный разум и безупречно настоящую высокую культуру.
А вместо нее постепенно же возникло то самое крайне подобострастное ученое холуйство неспособное увидеть вовсе-то ничего далее своего носа, а кроме того очень даже многие из представителей советской интеллигенции оказались людьми на редкость самодостаточными…
Их интересы были предельно же далеки от больших проблем всего того так или иначе окружающего их общества.
То есть они весьма самоотверженно возились каждый в отдельном своем огороде, а вокруг попросту хоть трава не расти.
Ну а для той самой доподлинно настоящей свободы и сущего равенства людских возможностей нужно было разом так осознанно и весьма основательно всячески же воспитывать до чего невероятно широкие людские массы…
И начинать — это следовало именно с тех еще самых младых ногтей, и те чисто пресловутые свобода личности и поголовное равенство никак не должны были при этом оказаться ничем таким более чем на редкость воинственно серым…
Поскольку именно так оно само же собой затем разом ведь сходу в конце концов и получается…
Та сколь необычайно обезличенная подогнанность людей друг к другу зачастую разом ведь начисто убивает в них всякую отдельную личность, и в ней и близко тогда попросту уж не останется вовсе-то ничего от какой-либо вполне стоящего подобного определения яркой индивидуальности.
И нечто подобное тогда будет никакое так не движение всем тем до конца дружным строем строго вперед, а именно тот самый безнадежно наглядный откат до чего далеко, далеко более чем строго назад.
И главное – все это некогда происходило в том самом мире вещей, где люди больше вот явно были никак уж не люди, поскольку к ним отныне применялся чисто утилитарный поштучный подход.

292
А как-либо иначе (без аляповатых лозунгов и декораций)