до чего еще убийственно передовых технологий, то самое нынешнее наше размеренное цивилизованное житие-бытие будет разом уж начисто полностью стерто с лица одной на всех единой планеты.
А как то вообще может быть хоть сколько-то иначе, коли баллистические ядерные боезаряды, почти ведь с быстротой молнии явно так способны весьма вот безукоризненно и безоговорочно до чего сходу поспособствовать фактически поголовному уничтожению буквально-то всех на этом свете живых существ?
И вот дабы данного сценария всем нам хоть как-либо достойно некогда уж и в будущем вполне верно избежать и впрямь-то следовало до чего явственно перейти от войны милитаристских амбиций как раз-таки к чисто всеобщему доподлинному сотрудничеству во благо всех тех ныне живущих людей, где бы они только ни жили.
И вроде бы всем сколь давно положительно так безупречно же ясно, чего это именно каждому из нас в отдельности от всей этой жизни, собственно, как есть оно на деле действительно ведь ныне попросту нужно.
Ну а также и чего это вообще более чем беспрестанно мешает всем нам жить в то самое полностью свое, на редкость так всецело до чего еще самое доподлинное удовольствие.
Однако вот все эти рассуждения несколько умозрительны и не имеют под собой почти никаких довольно-то более чем отчетливых очертаний.
322
И, разумеется, что при помощи одних лишь тех более чем безупречно абстрактных, исключительно так высоких моральных критериев, ей-богу, будет возможно сходу отделить ядра от плевел.
Да только различить чего-либо на уровне чувств, донельзя надуманно и неконкретно, — то вовсе не будет под собою весьма благоразумно разом еще подразумевать всецело же достойное их решение в плане сколь чудодейственно праведного обустройства самой наилучшей людской доли практическим и полезным для всего человечества, более-менее безукоризненно окончательным путем.
А от тех самых на редкость давно облупившихся идеалистических воззрений непременно веет душком праха, как, впрочем, и от всего того, нынче отжившего свое, а потому полностью канувшего в Лету, растворившись при этом почти без следа в бездне минувших и былых дней.
Никогда не умирают только чувства, а их оболочка тленна, а кроме того фантазии и иллюзии не имеют прямого отношения к чувствам они их разве что всячески используют, но и никак не более того.
И нисколько не будет далее важно, до каких это высот совершенства и красоты все те высокие идеалы некогда поднялись в том самом ныне уж до чего отдаленном, так и пропитанном пряным запахом надежд истинно светлом прошлом 19 столетии.
На данный момент все те красочные образы всяческих сказочных грез обо всем том чистом мире света и добра давно умерли, причем не своей, а крайне грубой и насильственной смертью.
323
Причем все беда была именно в самой рьяной попытке сколь поспешно разом извести все сорняки в общественном саду, а их надо бы между тем удалять со всей осторожностью действуя сугубо же индивидуально и до чего тщательно так до конца продуманно.
И новое надо насаждать в достаточно ведь верно подготовленную почву, а иначе оно разом сходу зачахнет, не дав при том не единого должного всхода.
И люди, конечно, не растения, но корни их души никак нельзя поливать соляной кислотой чудовищного безверия.
Да и вообще всему тому светлому и доброму должно было бы в нас еще действительно проявиться, оказавшись при этом весьма плотно взаимосвязано чисто же с корневищем, а вовсе не зеленой кроной…
Всему тому новому надо бы приходить именно снизу, а не нисходить сверху, потому, как откуда-то сверху должен нисходить один лишь яркий солнечный свет, но никак не свет учений разжигающих ненависть к тем, кто находится на самом верху общественной пирамиды.
Да и строя нечто будто бы фундаментально новое никоим образом нисколько не следовало хоть сколько-то вообще открещиваться от всех тех доселе уж некогда бывших духовных достижений…
Поскольку это они и являют собой наиболее надежный первоисточник всей нашей великой духовности, и в точности, как и дерево, явно не сможет отказаться от всех питающих его корней, так и люди вовсе не смогут вполне всерьез отдалиться от культурного наследия их доселе во всем безупречно достойного прошлого.
Но для верного построения муравьиного социализма (и вовсе неважно какого он цвета красного или коричневого) и нужен был суровый отрыв от всего того навеки отныне всеми уж разом отринутого буржуазного прошлого.
И как раз-таки именно тогда люди и станут сплоченным стадом идущим след в след за тем единственным светочем во тьме, что до чего плотно был сконцентрирован в той самой безумно эксцентричной и празднично сентиментальной идеологии.
И в самой сути ее было сколь довольно-то на редкость воинственно и вправду заложено, то самое отчаянно безнравственное отрицание буквально-то всего прежнего, причем именно что на корню, а поболее чего другого, религиозных догм вместе со всяческой той настоящей давно уж устоявшейся человеческой моралью…
Однако про то слишком вот весьма тяжело говорить.
324
А между тем агония прошлых догм разом еще порождает всяческие мертворожденные демагогии, а вовсе никак и близко не сеет она зерна той самой чувственно же воплощенной новизны, куда значительно поболее реалистического восприятия всего того совсем этак беспристрастно нас окружающего мироздания.
И надо бы сколь явственно помнить, что корни и свет вещи зачастую никак не сочетаемые друг с другом, в некоем до чего благожелательном для всей уж живой силы цветущего дерева смысле.
Скорее наоборот, нечто подобное будет всячески символизировать собой именно смерть, а никак не ту новую светлую жизнь.
А потому, тянясь душой вверх к солнцу истины, обществу нисколько не должно будет вырывать все свои корни из сырой земли, раз от этого древо жизни вскоре всецело совсем обесцветиться и зачахнет.
И все, то и впрямь до чего исключительно свежее и новое, оно ведь самое органическое продолжение уж давно оставленного где-то далеко, далеко позади прежнего, старого и полностью в связи с тем вполне ныне до конца обветшавшего.
И все-таки, без тени сомнения, явно живущего во всем том новом, поскольку все свежее неизбежно впитывает все свои жизненные соки из одного дерна старого — недавно или давно навеки ныне истлевшего.
325
А если нечто новое всеми силами искусственно вырвать из всей той всегдашне же полноценно питающей его земли, то чем только шире разом еще окажется отрыв всего того нового от давно вроде бы оставшегося позади былого, тем лишь менее в нем тогда явно останется подлинных ростков жизни и истинного тепла.
Однако разве все то добро и свет никак не должны всегдашне всеми силами стремиться ко всему своему наиболее максимальному осуществлению?
Может, оно и так, но только лишь в рамках настоящего и исключительно как есть вполне наглядного своего осуществления, выходя же за эти рамки, они зачастую оказываются всей-то своей сколь еще неизбежной и полнейшей противоположностью…
Сущей отравой для умов и горячих сердец людей, попросту никак и не ведающих, чего это именно они творят, причем, как говорится, ни с собой, ни тем более со всеми другими…
Ясно как Божий день, что человеку вообще свойственно принимать все им безумно желаемое за то и впрямь-таки реально в самом том до чего скором будущем и вправду надежно уж осуществимое.
И это, в принципе, тот самый исключительно простой и вполне общепризнанный факт.
Однако есть между тем и та более чем многозначительная разница между человеком, который лишь изредка тешит себя какими-то ведь никак вовсе и неосуществимыми на практике иллюзиями, и тем, кто с оружием в руках готов до чего уж безответственно навязывать их всему тому окружающему миру.
326
Причем делалось все это как то еще самое более чем немыслимо великое благо, то есть именно так с лицом, весьма вот яростно горящим огнем святой правды.
Да и сама смерть во имя великого, но совершенно при всем том безликого грядущего — не более чем набор дежурных благоглупостей тех-то самых неистово прекраснодушных и восторженно праздных мечтателей…
Отдать же свою жизнь за то, чтобы по-прежнему могло существовать то самое сегодняшнее, пусть даже в чьих-либо глазах может быть и крайне уж так весьма неприглядное настоящее…
Нет — это, конечно, никому не в радость, а одно лишь ничем вовсе непоправимое горе, но как раз в этом и заключается долг мужчины.
Отстоять то наиболее главное, что у него действительно есть.
327
Ну а суровой силой принудить человека сражаться за все то, чего у него пока вовсе нет, могли только те новоиспеченные мракобесы, кумачом, словно арканом резво стреножившие всю ту до самого неприличия наглядную, крайне так обветшало старую прожжено житейскую жизнь.
И это они и несли на щите целый сонм и близко ведь нисколько не логичных, как впрочем, и само солнце, восходящее на западе крайне же затхлых утопических догм.
Причем их никак нельзя вполне достойно привить всей той общественной жизни еще и потому что, то самое наихудшее, что запросто могло прийти ему взамен, было никак не в пример страшнее и донельзя опаснее.
И гораздо лучше было бы, куда значительнее и во всем куда только полноценнее принимать к сведению полнейшую неотвратимость всегдашне неизбежно надвигающегося на нас невзрачного будущего, да и как есть именно того самого, что всякий ведь миг до чего неизменно переходит в наше и вправду более чем сиюминутно блеклое настоящее.
И в нем всем нам, в принципе, светит тем уж до чего на редкость неизгладимо мрачным, подмигивающим огоньком самое всенепременное продолжение всей той нисколько никак вовсе нелегкой, до чего безотрадной, и вконец нелицеприятной, но зато вот при всем том совсем небезызвестно уж нам привычной действительности.
Ну и что может оказаться и впрямь того значительно так исключительно хуже?
Да только разве что то, как пить дать еще заявится, затем лютый враг, который между тем может попросту и сколь безразлично стереть буквально все прежнее с лица земли вместе с тем более вот никак и ненужным ему народонаселением.
Почти поголовное (или поскальповое) уничтожение американских индейцев — наилучший пример этакого цивилизованного варварства.
328
Нет, может, всех до последнего и не убьют, но жить уж, как прежде, свободно никому далее вовсе-то никак отныне и близко совсем не дадут, а это в чем-то намного вот похуже смерти — на своей собственной земле стать чужими, беспрестанно жить под пятой у проклятых оккупантов.
Ну и чего это всему тому чисто изнутри до чего безмерно весьма ведь разом вполне же еще поспособствует?
Да вот, наверное, тот самый теплый уют души у тех, кто попросту должен был стать, однако при всем том никак не стал, тем самым мощнейшим двигателем реальных социальных преобразований.
И было то именно так, поскольку те люди всегда уж предпочитали работать на одном лишь и только холостом ходу (тем самым явно усугубляя общее и без того довольно-то плачевное положение вещей).
Вот он яркий и весьма уж наглядный пример их логики (Вадим Александрович Прокофьев «Желябов»).
«Эти мысли приходили на ум всем, кто ходил в народ, потом пытался селиться в деревне. Все чаще и
