Северное сияние в тундре радужных надежд

возможно, что нечто подобное произошло разве что именно в связи с тем и впрямь более чем необычайно огромным багажом духовного наследия Льва Толстого…
Вдоволь впитавши из литературных и философских сочинений целый сонм всяческих сладких грез, а затем и испробовав на свою беду, сунуться в самую гущу простого народа…
И, как то фактически разом еще сходу понятно сколь еще немедля, набив на лбу довольно-то увесистую шишку, а потому и чувствуя от всяких подобного рода устремлений внутри, как есть вполне на редкость самую ужасную же оскомину, российская интеллигенция окончательно заперлась исключительно сама в себе.

48
И что только толку было от тех крайне же задушевных воззваний Льва Толстого весьма незамедлительно объединиться с народом, до чего ярко и прекраснодушно выраженных в его «Анне Карениной»?
Эта вся его чисто внешняя, несколько, пожалуй, совсем невоздерженно одутловатая одухотворенность…
А между тем до чего еще глубоко внутри как уж был Лев Толстой на редкость изрядно надутым барином, так как раз именно им он до самого конца своих дней более чем невозмутимо только лишь и оставался.
И вот он тот самый  конкретный всему тому пример из другого его великого произведения – «Война и мир»:
«Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье есть счастье животное, а ты его-то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по-моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в третьем часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет».

49
И главное, вот оно то вполне чистопородное, да и на том самом, считай животном уровне на редкость досконально обдуманное, а заодно и весьма же бросово откровенное мнение высокородных господ.
То есть нечто подобное и есть как раз собственно то, что они и вправду на деле думали обо всем их где-то лишь в той зыбкой дымке совсем еще отдаленно от них сколь уж расплывчато мелькающем исключительно простом и честном народе.
И были ведь данные более чем откровенные мысли весьма ярко же преподнесены, словно на блюдечке, как раз-таки до чего только великим общемировым классиком.
Автору попросту в то и близко уж явно не верится, что писатель Герберт Уэллс вовсе никогда не читал Льва Толстого, поскольку ничего подобного и быть-то никак ни в едином глазу не могло.
А вслед затем он и начертал свое крайне несчастливое и несветлое будущее в его всемирно знаменитой повести «Машина времени».
И уж, не из-за этой ли откровенно натужной сентенции великого русского графа у него и возникла, затем удивительно бравая идея разделить грядущее общество на два тех исключительно же кардинально различных биологических вида?
А между тем некоторые столь наглядно именно нечто подобное всем тем (черным свинцовым порошком на белой бумаге) более чем строго как есть вполне ведь считай и отобразили.
Причем это как раз в чем-либо подобном и был, надо сказать, вполне здраво проявлен весь их на редкость искренне безутешный взгляд на довольно многие житейские вещи.

50
Причем буквально во всех своих крайне непритязательно досужих рассуждениях они, как правило, только-то и основывались на одних лишь околонаучно-безумных теориях о той самой уж пресловуто броской и исключительно наглядной разнице между расами или классами всех тех совсем безучастно живых людей.
И вот чего только обо всем том на деле довелось автору отыскать в книге выдающегося писателя Андрея Платонова, а именно в той сколь доподлинно же исторического значения повести «Котлован»:
«Девочка могла бы быть и дочерью Чиклина. Мать ее даже хотела, чтобы было так. Но все равно ребенок едва ли был бы лучше и разумнее. Зачал девочку, наверное, такой же, как и Чиклин, мастеровой человек, стало быть, плоть в ребенке из одного классового котла. А если кто и радовался ласкам умершей женщины, то эти ласки не есть квалификация ребенку. Это не человечество».

Эти строчки были начисто подчищены цензурой из конца третьей части, так что на бумаге их и по сей день вовсе нет как нет, и лишь в аудиокниге они теперь несмотря ни на что все ж таки явно ныне присутствуют.

51
Вот уж, собственно, и впрямь-то как-никак, а до чего оно нынче вообще ведь дошло!
Большевики даже и детей своим немощным умом разом начали бессовестно разделять по их самому изначальному зачатию на некие те, видите ли, извечно враждующие между собой классы!
Да и кроме того, как уж говорится, сколь прямолинейно они без единой здравой мысли одним тем серым веществом своего головного мозга и вправду как-никак, а действительно додумались полностью низвести всю человеческую природу до каких-либо чисто социальных факторов, протоптав при этом в девственно снежной целине всем нам дорогу в то очаровательно светлое никуда.
А главное, на редкость смачно и крайне меланхолично, при всем том так и жуя жвачку той и близко никак не в меру уж как есть еще бесовски разухабистой идеологии…
А люди, они, по всей сути своей, полностью одинаковые, и лишь цвет их кожи или, что тоже порою случается, до чего уж весьма различный культурный опыт, труд и национальный колорит подчас разом и делают их несколько иными.
Однако все это безнадежно же эфемерно в свете наиболее главного, полностью до конца общего для всех их, положительно общечеловеческого начала.

52
И ведь дело тут само собой разом ясное - буквально любые войны нездоровых амбиций и совсем вовсе же неловко ущемленного престижа – абсолютная нелепость и точно та дикость, как и, скажем, тот же каннибализм.
То есть, коли нынешнее человечество, находясь в здравом уме, довольно-то благополучно переживет ту чисто младенческую свою глупость, то уж тогда в грядущих учебниках истории две минувшие мировые войны, а в том числе и та как есть гипотетически и по сей день, возможная третья будут явно находиться совсем непосредственно вовсе неподалеку оттого лишь несколько поболее примитивного первобытного людоедства.
И сколь непременно давно бы пора тем чересчур не в меру одиозным политикам раз и навсегда совершенно уж до конца осознать всю ту самую непременную немощность принципов нелепо амбициозного противостояния культур и наций.
Да и вообще именно нам сейчас ведь ныне живущим людям уж как есть на деле бы надо во всем расстараться, дабы по мере сил разом соединиться в некое дружное и единое сообщество всех стран и народов нашей планеты.
Ну а как раз потому и следует тому или иному народу полностью вот сплоченно и согласовано, весьма уж постепенно приучиться воевать, никак не с каким-то тем таинственным и пресловутым внешним врагом, а исключительно со всем тем невозмутимо тупым и озлобленным невежеством внутри границ своей собственной великой державы.
И те самые люди, которые и вправду могут сколь еще нечестиво кое-кому показаться всего-то навсего ядовитой плесенью века, вполне уж между тем могли бы быть истинными людьми науки, обладать знаниями, просто в их безвестной судьбе совершенно не было никакого должного примера, и все ориентиры их были крайне приземленными и бытовыми.
Но это точно и близко не их вина, а куда скорее того общества, что пока довольно во многом на редкость откровенно, более чем явственно же дико.
Ну а коли в чем-либо оно на редкость просвещенно да и весьма ярко во все цвета радуги более чем пестро разукрашено…
Ну так данная палитра светлого ума и ярых амбиций до чего зачастую считай ведь семимильными шагами идет никак не в ту безупречно наилучшую, а строго как есть именно в чисто же исключительно техническую сторону.
А при данном раскладе тому сколь разностороннему и чисто нравственному воспитанию серых масс простого народа особого внимания уделяться и близко-то никогда совершенно никак вовсе не будет.
И только вот потому и будут эти массы и впрямь-то считай по-прежнему пребывать в точно той же тьме той еще как есть житейски затхлой обеспокоенности, тех самых чисто своих наиболее мелких страстей и горестей.
А действительно на деле дать им несколько иную жизнь сможет одно лишь только самое еще широкое просвещение, всецело ориентированное именно на тот чисто детский и подростковый возраст и вовсе никак не одного, а многих и многих самых различных поколений.
А именно тогда и возникнет тот полностью единый и цельный организм. Причем, ясное дело, появится он именно из того совсем несчетного конгломерата личностей, что и вправду затем и должен будет оказаться, на редкость надежно спаян и объединен именно тем столь уж благовидным и добровольным желанием буквально-то всяческого совместного творческого труда.
И нечто подобное весьма здраво затем как раз и предстанет именно в виде до чего искренне настоящего, а никак не аляповато и вычурно светлого будущего.
Ну а в особенности коли речь тут пойдет именно о том будущем, что всеми силами кем-либо уж будто бы сколь еще спешно ныне созидаемо, как раз во имя тех крайне-то пока до чего отчаянно далеких грядущих поколений.
Да только тем еще доподлинно праведным настоящим сможет уж стать разве что только то будущее в основе которого будут заложены вполне разумные и созидательные принципы.
Но это один только дикий хаос и казенное безличие и могут ведь еще последовать после на редкость явственного разрушения самих же основ нравственности и морали.
Причем возможно, что бездеятельное выжидание тех еще лучших времен можно показаться кому-то целой вечностью… 
Но вот даже если ради сотворения другого мира вещей и мыслей и впрямь-то потребуется целых десять тысяч лет — это всего-то навсего попросту уж окажется временем, что весьма так дельно понадобится для той самой еще безнадежно медленной, но при всем том единственно верной и постепенной перековки исключительно неповоротливой обывательской психики.
Ну а в той еще мартеновской печи всяческих ярых революционных преобразований она разве что лишь дьявольски деформируется, а потому и внутри нее довольно-то многое вот и вылетает тогда в трубу, совсем начисто до конца там сгорая.
Да и вообще то самое доподлинно человеческое при этом полностью разом тогда вытесняется мнимыми символами, в которых главным будет одно то самое уж пламенное служение гиблым идеалам, а они, разрушив все и вся и лягут затем в основу сущего беспредела 90 годов 20 столетия.

53
Лучшее будущее еще изначально было явной химерой и поводком, за который с чудовищной силой сколь резво тянули в грядущее серые и безропотные массы точно тех же самых рабов…
Ну а, коль скоро хоть как-то