Известная персона или история одной старинной песни

подписанное Евдокией письмо и лично торопится ей ответить. Обратите внимание на интонацию этого ответного письма ( отправлено 25 июля 1727 г. ) — она уже не идёт ни в какое сравнение с той, когда Меншиков писал инструкцию по надзору за бывшей царицей в мае 1718 года:

  "Получилъ я отъ вашей милости изъ Шлютельбурга письмо, по которому за болезнiю своею не могъ въ верховный советъ придтить, и для того просилъ господъ министровъ, чтобы пожаловали ко мне, и потому они  изволили все пожаловать ко мне; тогда ( согласно записи в журнале Верховного тайного совета это было 21 июля. — И.Ш. ) предложилъ я имъ присланное ко мне отъ вашей милости письмо и просилъ всехъ, чтобы вашу милость по желанiю вашему определить къ Москве въ Новодевичiй монастырь, на что изволили все склониться, что отправить въ Новодевичiй монастырь и тамо определить вамъ въ удовольствiе денегъ по 4,500 руб., и людей вамъ по желанiю, какъ хлебниковъ и поваровъ, такъ и прочихъ служительницъ; для пребыванiя вашего келльи дать, кои вамъ понравятся, и приказали васъ проводить до Москвы бригадиру и комменданту Буженинову; чего ради приказали ему быть сюда для прiему указу въ Москву къ генералъ–губернатору и о даче подводъ и подорожной и на проездъ денегъ 1000 р., о семъ объявя вашу милость поздравляю, и отъ всего моего сердца желаю дабы вамъ съ помощiю Божiею въ добромъ здравiи прибыть въ Москву и тамъ бы ваше монашество видеть и свой должный отдать вамъ поклонъ.
  P.S. Жена моя и дети и обрученная государыня невеста... вашей милости кланяются" ( там же )

  Через две недели Буженинов письменно доложит Меншикову, что " з' бывшею Царицею святою монахинею Еленою отправился я iзъ Шлютельбурха въ путь къ Москве сего 10 числа августа, а до сего числа собирали лошадей i каляски, и те каляски чинили..."

  Параллельно с этим молодой государь, уж не знаю по чьему наставлению, издаёт именной указ ( от 26 июля 1727 года ) "Объ отобранiи Манифестовъ, выданныхъ изъ бывшей Розыскной Концелярiи". Для того, чтобы законодательно восстановить честь и достоинство царицы нужно было изъять все порочащие её документы. В частности, было строжайше приказано изъять в различных канцеляриях и учреждениях "Манифест о бывшей царице Евдокии" от 5 марта 1718 года..., что и было исполнено. Нам текст этого манифеста стал известен лишь благодаря тому, что историк Устрялов отыскал один экземпляр в тайном государственном архиве Вены.

  За время своего постельного режима ( более месяца ) Александр Данилович не имел личный контакт с юным императором, и очень вероятно то, что в этот период к "царскому уху" подобрались люди, которые явно не симпатизировали Меншикову. Среди таких оппонентов генералиссимуса были член Верховного тайного совета вице–канцлер Остерман ( Андрей Иванович, 1686 – 1747 гг. ) и большое семейство Долгоруковых.
  Остерман был назначен наставником молодого императора и разработал план его обучения разным наукам..., и очень возможно, что именно он рассказал Петру II о неблаговидной роли Меншикова в деле смерти его отца.
  Результатом таких науськиваний стало то, что уже 26 августа в день именин младшей сестры Петра II — великой княжны Натальи Алексеевны ( 1714 – 1728 гг. ) император не вполне тактично повёл себя с невестой ( игнорировал её ), а следом досталось и самому Меншикову, который вступился за свою дочь.

  А тем временем 2 сентября 1727 года Евдокия добирается до Москвы и селится в Новодевичьем монастыре в тех же самых кельях, где когда-то жила царевна Екатерина Алексеевна ( 1658 – 1718 гг., одно время Пётр I подозревал сестру в участии в заговоре стрельцов 1698 года ) — "близъ Святыхъ воротъ, надъ которыми церковь Спаса Преображенiя".
  Степан Буженинов пишет письмо с докладом о приезде бывшей царицы в конечный пункт назначения..., но его письмо до Меньшикова дойти не успевает — в Петербурге события развивались очень стремительно.

  Почуяв в настроении молодого императора негативную для себя перемену, Меншиков всеми силами старался показать всем, что в его отношениях с Петром II ничего не изменилось. 3 сентября в Ораниенбауме ( имение Алексанра Даниловича ) намечалось освящение церкви, на которое был приглашён император..., но тот не приехал.
  Крайне встревоженный Меншиков 4 сентября приезжает в Петергоф и добивается аудиенции у государя..., но в несколько минутном разговоре Александр Данилович так и не прояснил ситуацию относительно себя любимого. На следующий день были именины у цесаревны Елизаветы Петровны ( младшая дочь Петра I, будущая императрица ) и Меншиков планировал там "по-отечески" поговорить с императором, но тот нарочито избежал встречи и уехал на охоту. Светлейшему князю становится понятно, что его всевластию пришёл конец.

  6 сентября Пётр II распоряжается подготовить к своему приезду в Петербург Летний дворец деда..., и велит там же в одной из палат разместить Верховный тайный совет, чтобы министры были у него всегда под боком — "... для лучшаго отправленiя всехъ Государственныхъ делъ и къ лучшей пользе верныхъ подданныхъ Нашихъ,... и для того потребно, дабы оный Советъ всегда отправлялся при боку Нашемъ."
  Тем же вечером все вещи, принадлежащие императору, были перевезены из дворца Меншикова в Летний дворец.
  Окончательный удар наносится светлейшему князю в пятницу 8 сентября в день Рождества Богородицы — рано утром к нему пришёл генерал–лейтенант Салтыков Семён Андреевич и объявил о домашнем аресте князя..., тот упал в обморок.
    В тот же день сам Пётр II пришёл на заседание Верховного тайного совета и объявил свой указ, в котором говорилось — "Понеже Мы... того ради повелели, дабы никакихъ указовъ или писемъ, о какихъ бы делахъ оныя ни были, которые отъ Князя Меншикова, или отъ кого бъ иного партикулярно писаны или отправлены будутъ, не слушать и по онымъ отнюдь не исполнять, подъ опасенiем Нашего гнева".

  На следующий день император предписал выслать Меншикова из Петербурга в его нижегородские деревни под охраной офицера и солдат от гвардии..., и жить там безвыездно. Александр Данилович упросил изменить место ссылки и разрешить ему жить в Ранненбурге — это крепость в Рязанской губернии около села Слободское ( совр. г. Чаплыгин в Липецкой обл. ), которое Пётр I подарил Меншикову. Опальному князю пошли на уступки..., и уже 11 сентября кавалькада из многих десятков карет, колясок и подвод выехала из Петербурга.
  Понятно, что все крупные вещи не помещавшиеся в сундучный объём, пришлось оставить. С собой Александр Данилович прихватил личных драгун, лакеев, поваров, портных, сапожника..., и даже певчих. Кроме того были взяты 20 гребцов для передвижения по рекам и озеру Ильмень..., всего семью Меншикова ( жена Дарья Михайловна, две дочери Мария и Александра и сын Александр ) сопровождало более 130 человек. Князь явно рассчитывал жить по-прежнему на широкую ногу, но уже в более спокойном месте..., надо понимать, что огромные деньги и драгоценности им были взяты с собой.
  Почему Меншикову было позволено уехать со всем своим скарбом ? Да потому, что всё произошло очень стремительно и до сознания людей доходило с трудом, что вчерашний всемогущий властелин сегодня оказался никем..., и у его недругов в голове тогда была лишь одна мысль — быстрей бы Меншиков исчез.
  К сожалению, моя публикация не об Александре Даниловиче и поэтому я не стану рассказывать всю дальнейшую его ( и семьи ) историю, наполненную драматическими поворотами и ещё изобилующую ударами судьбы..., и для интересующихся порекомендую книгу историка Николая Павленко "Меншиков: полудержавный властелин".

  Когда Меншиков ещё был на пути к своему, как он ошибочно считал, последнему жизненному пристанищу, до Новодевичьего монастыря к Евдокии Фёдоровне только докатились столичные слухи, что светлейший князь впал в немилость к государю..., и она сразу же пишет письмо Петру II. Это было её самое первое послание внуку, которого она никогда в жизни не видела:

  "Державнейшиi Императоръ, любезнейшиi внукъ !
Хотя давно желание мое было не токмо поздравить Ваше Величеству(о) съ восприятиемъ престола, но паче васъ видить; но по несчастию моему по се число не сподобилась, понеже князь Меншиковъ, не допустя до Вашего Величества, послалъ меня за карауломъ къ Москве. А ныне уведомилась, что за свои противности къ Вашему Величеству отлученъ отъ васъ; итако примаю смелость къ вамъ писать и позъдравить. Притомъ прошу: естли Ваше Величество къ Москве вскоре быть не изволитя, дабы мне повелели быть к себе, чтобъ мне по горячности крови видить васъ и сестру вашу, мою любезную внуку, прежде кончины моей. Прошу меня не оставить, но прикажи уведомить, какое ваше изволение будетъ.
  Вашего Императорскаго Величества "бабка ваша благословения посылаю".
  Сентября, 21 день 1727 годъ." ( стр. 69, № 5, том 3, "Письма русских государей и других особ царского семейства", изд. Москва, 1862 г. )

  Через 4 дня бабушка послала ещё одно письмо внуку с просьбой увидеть его с сестрой. Но пока оба письма были ещё на пути к столице, Пётр II тоже решает написать ей:

  "Дорогая i любезная Государыня бабушка !
  Понеже мы уведомились о бывшемъ вашемъ задержанiи и о нынешнемъ вашемъ прибытiи къ Москве, того ради я не хотелъ оставить чрезъ сие самъ къ вамъ, моя Государыня бабушка, писать и о вашемъ намъ весьма желательномъ здравиi осведомится. И для того прошу васъ, Государыня дорогая бабушка, не оставить меня въ приятнейшихъ своихъ писанияхъ о своемъ многолетномъ здравиi, которого желаю отъ Господа Бога, дабы во многия лета постоянно содержано было. Такожде, любезнейшая Государыня бабушка, прошу ко мне отписать:  въ чемъ я вамъ могу услугу и любовь мою показать ? еже я верно исполнять не премину, яко-же я непременно пребуду, дорогая и любезнейшая Государыня бабушка...
  Изъ Санктъ–Питербурка, сентября 27 дня 1727 году" ( там же, стр. 71, № 8 )
 
  А 30 сентября Пётр II пишет бабушке, что получил от неё оба письма и что их встреча "... съ божией помощию еще нынешней зимы то учиниться можетъ".

  5 октября внук извещает Евдокию Фёдоровну, что они смогут увидеться, когда тот приедет в Москву на свою коронацию. Одновременно и "внука Наталия" тоже отписала своей бабушке.
  8 октября Пётр II приказывает отпустить ей из дворцовой канцелярии 10 тысяч рублей.
  14 октября Евдокия Фёдоровна посылает внукам два платка и просит государя позаботиться о её племянниках ( это дети её казнённого в 1718 году брата Авраама — Василий и Фёдор ). В итоге племянники будут пожалованы дворами и деревнями, которые были у её брата "родительские". В ноябре 1727 года Фёдор Абрамович Лопухин будет взят служить при дворе императора камер–юнкером и ему же будет отписана усадьба в Ясенево под Москвой.
  Василий Абрамович Лопухин получит очередное воинское звание, а спустя 30 лет в чине генерал–аншефа он погибнет в ходе сражения с пруссаками при Гросс–Егерсдорфе и станет одним из героев Семилетней войны. Он, раненый тремя пулями, попал в плен и вскоре был отбит русскими войсками..., но скончался от ран. О нём будет сложена казачья солдатская песня, которая пелась даже во время войны с французами в 1812 году. Вот она, известная под названием