Известная персона или история одной старинной песни

историк Николай Устрялов склоняется к последнему варианту — пытками. Тут важен сам факт принятия царём решения о судьбе своего сына. Кстати, на похоронах ( 30 июня ), обставленных по высшему разряду, царь у гроба всплакнул..., уж не знаю, насколько искренними были эти слёзы.

  У меня есть одна версия повода убийства царевича.
  Согласно "Записной книге С-Петербургской гарнизонной канцелярии" и "Поденных записках делам князя Меншикова", 24 июня допросы царевича Алексея устраивались дважды — утренний с 10 до 12 часов ( вероятно, тогда ему зачитали приговор Верховного суда ) и вечерний с 18 до 22 часов. На обоих присутствовал сам царь. В перерыве между допросами царевич "смекнул", что этот приговор не утвердительный и решение переложено на "душу" его отца. И вот на вечернем допросе ( там были Александр Меншиков, Пётр Толстой, Тихон Стрешнев, Гавриил Головкин, Пётр Шафиров и ещё ряд лиц ) он стал ВЫТОРГОВЫВАТЬ себе жизнь и начал называть какие-то новые факты и имена. Но это уже было никому не нужно ( кроме царя ), и вельможи 25 июня приняли решение поскорее убрать Алексея, чтобы он не оклеветал ещё кого-либо, спасая свою жизнь — потом поди докажи, что ты не верблюд. Но это всего лишь моя версия.

  Его 25 июня в Трубецком раскате допрашивали только следователи, а 26 июня после 8-ми утра Алексея вновь подвергли трёхчасовому допросу с пытками в присутствии восьми высших должностных лиц ( кроме царя и Меншикова ).
  В 6 часов вечера царевич представился. Через час церковный колокол возвестил о его кончине.

  Но на этом "розыск" отнюдь не закончился —  9 декабря 1718 года ( именно это число приводит историк Иван Голиков в своей работе "Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России", а не как в других источниках — 8 декабря, так как головы были отрублены только на следующий день ) близ гостиного двора у Троицы на въезде в Дворянскую слободу были казнены колесованием пять человек, и в их числе брат опальной царицы Авраам Лопухин — их отрубленные головы на каменном столбе на железных спицах выставили 10 декабря на обозрение у Съестного рынка ( ныне Сытный ), что к северу от кронверка, а тела выложили там же на колёсах и пролежали они до 29 марта ( до праздника Христова Воскресения ) следующего года, а затем были отданы родственникам для захоронения ( "всё ж по-христиански" ), хотя в одном заслуживающем доверия источнике я встречал, что и в августе 1721 года головы казнённых ещё не были сняты с обозрения..., что может быть правдой — родственникам, вероятно, отдали только тела.
  Я попросил знатока Петербурга поэта Андрея Чернова прояснить для меня — где находится это описываемое в "Записной книге С–Петербургской гарнизонной канцелярии" место казни. Это оказалось совсем недалеко от "Домика Петра I". На Троицкой площади ранее стояла Троицкая церковь ( самая первая в Санкт–Петербурге, снесена до войны при Сталине ).
  Эта площадь была первым центром города, на ней ( и в церкви ) происходили все главные события — народные гулянья, парады, фейерверки, проводилась читка царских указов. Оттуда же и начинался ряд улиц, среди которых была Большая Дворянская ( совр. ул Куйбышева ) и перпендикулярная ей Малая Дворянская ( совр. ул. Мичуринская ). От этих двух улиц и пошло название Дворянской слободы, которое почему-то не оставило свой след в историографии города.

  Надо сказать, что в ходе всего следствия Авраама Лопухина пытали с особой жестокостью. Истязания с небольшими перерывами продолжались весной, летом и осенью. Его показания менялись неоднократно..., но в конечном итоге он заявил, что оговаривал себя и других под мучительными пытками, которые не мог вынести.
  Хочу восстановить некоторые детали семейной жизни Авраама Лопухина — они нигде правильно не приводятся. У родного брата опальной царицы было не две, а три жены. Первая его супруга Федосья ( дочь князя–кесаря Ромодановского ) умирает, родив в августе 1711 года второго сына Василия ( он погибнет в сражении в звании генерал-аншефа в 1757 г., о связанной с ним одной казачьей песне я расскажу позднее ). Авраам женится на княжне Голицыной ( Татьяна Алексеевна, 1692 — 1 ноября 1714 гг. ). Как мы видим по датам жизни, вторая супруга прожила с Лопухиным недолго ( в те времена женщины часто умирали в процессе и после родов ). И затем Авраам женится на вдове ( её имя я так и не прояснил ) умершего в мае 1713 года сенатора Племянникова Григория Андреевича и принимает пасынка Петра ( 1711 – 1773 гг., будущий военачальник, генерал–аншеф ).
  Для чего я "откапываю" по разным источникам и анализирую очень скудные и иногда ошибочные сведения ( даже в исторических документах ) ? Да просто не люблю "белых пятен" в биографии людей, занимавших определённое место в нашей истории.

  Но вернёмся чуть назад к нашему повествованию про судьбу Евдокии Фёдоровны.
  Мне сложно сказать, почему Пётр I был таким патологически жестоким и мелочным мстителем ( во время припадков у него закатывались зрачки и был виден лишь белок глаз, а всё тело пронизывали конвульсии ). В этом должны разбираться психиатры и невропатологи.
  Как сказал русский историк Николай Иванович Костомаров ( 1817 – 1885 гг. ) — "Не редко, подвергаясь гневу, Петръ приходилъ въ умоиступленiе; все бежало тогда отъ него, какъ отъ дикаго зверя, и только одна Екатерина, по врожденной женской способности, съумела подметить и усвоить такiе прiемы, которыми было возможно успокоить его въ это время".

  Я только могу предположить и ещё раз повторить, что в немалой степени на формирование психики Петра Алексеевича наложили отпечаток события бунта 1682 года, когда на глазах 10-летнего мальчика стрельцы резали головы его родственникам "налево и направо". 

    18 марта 1718 года ( на следующий день после трёхдневных казней ) Пётр I, забрав с собою сына Алексея, отправился в Петербург и прибыл туда 24 марта в 6 часов утра..., супруга же его — государыня Екатерина Алексеевна прибыла в столицу спустя двое суток.
  А вот бывшая супруга Евдокия Лопухина через два дня после отбытия царя из Москвы тоже поехала "на севера" — в Староладожский Свято–Успенский женский монастырь, но уже под конвоем подпоручика Преображенского полка Фёдора Новокщенова ( через три месяца его подпись в числе других 127 будет стоять под приговором царевичу Алексею ). В качестве прислуги ей оставили карлицу Агафью, которая была при ней все годы в Суздальском монастыре и останется при Евдокии до её самого последнего вздоха.
  По пути следования была сделана промежуточная остановка в Александровcкой слободе в Успенском женском монастыре. И лишь только месяц спустя — 19 апреля этап прибыл к новому месту заточения Евдокии Фёдоровны, где она прожила в крайне ужасных условиях под строгим надзором 7 лет — до самой смерти в 1725 году своего бывшего "благоверного".

  Это новое место заточения Евдокии было хорошо знакомо Петру I. Здесь в Ладоге ( у древних скандинавов Альдейгья ) в сентябре 1702 года накапливались войска и разрабатывался план по взятию шведской крепости Нотебург на Ореховом острове ( у истока Невы из Ладожского озера ). А уже весной следующего года Пётр контролировал всё русло Невы, что позволило ему начать там строительство Парадиза ( Петербурга ).
  Город Старая Ладога, где находился Свято-Успенский монастырь тогда представлял собой удручающий вид. Времена его расцвета уже давно канули в лету. Ниже приведу описание крепости и города за 31 год до прибытия бывшей царицы к месту своего заточения.
  В росписи, составленной при сдаче города воеводой Михаилом Полибиным новому воеводе Ивану Бужанинову в 1687 году ладожские укрепления описаны так:

  "Город Ладога каменный, башни и прясла стоят без кровли и без починки многие лета, и в башнях мосты от дождя и от снегу все огнили и провалились, а наряд, пушки, стоят в башенных окнах на каменной стене с великою нуждою, и в нужное время к тем пищалями притти будет не мочно, что мостов на башнях нет, да в тем же каменном городе стоят в каменной в проходной башне в полатях ваша, великих государей, зелейная казна, и та проходная башня непокрыта и сверху сыплется, мосты огнили, а двери у тое полатки, где та зелейная казна, худы и не построены, а блиско тое башни в городе и на посаде стоят деревянные хоромы, и та ваша, великих государей, зедейная казна отсырела, а иная мокра, а пушечные припасы и ружейная казна стоит в деревянном анбаре, и на том анбаре кровля худа, и тот анбар огнил, а город деревянной стоит без кровли, и от мокроты все валится врознь".

  Я это "подсмотрел" у Селина А.А. в публикации "Ладога при Московских царях", а он в свою очередь даёт следующую ссылку ( Готье Ю. В. "Известие Пальмквиста о России // Археологические известия и заметки, издаваемые Московским археологическим обществом. Год 7. 1899. № 3/5. С. 95–96 ). К слову, этот Эрик Пальмквист, совершивший тогда вояж по Руси в составе шведского посольства, делал не только записи своих наблюдений, но и нарисовал замечательные рисунки, схемы, карты. Благодаря им мы сейчас имеем наглядное представление о том времени в наших краях.

  Можно себе представить, какой была Ладога времён заточения там Евдокии — развалившееся захолустье. Надо учитывать, что с поры прибытия туда Пальмквиста прошла разорительная для страны 20-летняя Северная война..., и почти всё это время средства бросались на всё новые и новые проекты царя, включая... авантюрные и порой безумные.
  Любящий строить новые столицы Пётр I не обошёл в этом смысле вниманием и Ладогу — в 1704 году своим указом он перенёс уездный центр на 14 километров вниз по течению в устье Волхова и начал там строить Новую Ладогу. Так начался окончательный упадок города, переименованного потом в Старую Ладогу..., а затем и в село. К слову, и Москва того времени, лишившись столичного статуса, стала увядать на глазах: "Москва такъ стоитъ, какъ вертепъ разбойничий — все пусто, только воровъ множитца и беспрестанно казнятъ".

  Сам Успенский монастырь представлял собой жалкое зрелище — никакого тебе ограды–забора..., и даже через монастырскую территорию пролёг дорожный путь. Как докладывал подпоручик Новокщенов — "... а городьбы и воротъ около монастыря и никакой крепости нетъ; съ нимъ смежны многiе дворы, поповскiе, посадскiе, ямскiе; чрезъ монастырь лежитъ дорога".

  Условиями заточения и охраной Евдокии по поручению царя занимался светлейший князь Александр Меншиков, который "курировал" все земли Ингерманландии, окружавшие Петербург.
  Александр Данилович не отличался дотошностью в канцелярских делах, которым он отводил второй план..., и назначил свой караул сменить "этапщиков" лишь через месяц. Присланный капитан Семён Маслов, которому были приданы капрал из Шлиссельбургской тюрьмы с двенадцатью преображенцами организовал охрану старицы Елены согласно пунктам инструкции, подписанной Меншиковым:

    ".....
    3. Потребные ей припасы, безъ которыхъ пробыть невозможно, безъ излишества, брать отъ ладожскаго ландрата Подчерткова, о чемъ къ нему указъ посланъ.
    4. Въ монастырь не токмо мужеска, ни женска пола, никакого состояния и чина людей, такожъ изъ монастыря, какъ