прогулки по грязному замку и перенёс их в более приятные места.
- Все повторяют и по многу раз.
- А кто был последним?
- Неизвестно. Убеждён, что тысячи и тысячи людей в этот самый момент на разных языках произносят эти слова.
- Мир я не имею в виду. Кто последним повторил эти слова здесь?
У меня мысли были заняты только бароном, и я заподозрил, что Генрих услышал его голос.
- Кто? – настороженно спросил я.
- Уж конечно, не писатель, а гораздо более наблюдательный человек, - насмешливо ответил мой друг. – Этот человек – я.
- Что же ты нашёл? И, кстати, что ты искал?
- Спустись на землю с высот творчества, - посоветовал он. – Вспомни, зачем мы сюда пришли. А пришли мы из любопытства. Тебе приятно всего лишь побродить по грязи и поваляться среди всякого мусора, а я хотел узнать, нашёл ли дядя то, что искал, то есть то, что можно продать. Кто ищет – находит. Я нашёл следы того, что нашёл он. Иными словами, я узнал, что он что-то нашёл. Вон, видишь, как здесь натоптано? Словно тащили что-то тяжёлое, а оно не хотело сдвигаться с места, упиралось, если можно так выразиться о вещах. Вряд ли это шкаф или подобный предмет мебели, скорее, что-то полегче. Но эти следы могли появиться не сегодня и не вчера, а давно. Как бы там ни было, а я выяснил, что в замке ещё можно отыскать кое-что относительно ценное или за что можно назначить хоть какую-то цену.
Меня словно оглушили слова «оно не хотело сдвигаться с места, упиралось». Если Марту привели в нежилую часть замка, то вполне возможно, что её заставили спуститься в подвал, а она испугалась, сопротивлялась, пыталась вырваться.
- Куда ведёт проход? – спросил я, указывая на нишу.
- Куда? – задумался Генрих. – Дай сообразить… На лестницу.
- А куда ведёт лестница?
- Вниз, в подвал. Но этим ходом почти не пользовались, а может, никогда не пользовались, потому что лестница узкая и неудобная. Это можно назвать чёрным ходом. В детстве мне доводилось по ней ходить, ведь я любил залезать в каждый угол замка. Убеждён, что если бы я спрятался на этой лестнице, то никто бы не нашёл меня, все проходили бы мимо, забывая, что здесь есть дверь. Удивительно, что ты её разглядел.
- Я её не вижу, просто подумал, что ниша сделана не напрасно.
На самом деле, на эту догадку меня навели следы борьбы.
- Но раз что-то тащили возле этой двери, то можно предположить, что дядя разыскал это не здесь, а в подвале, - решил Генрих. – И зачем понадобилось поднимать тяжесть по крутой узкой лестнице? Я бы предпочёл дотащить её до более широкой и удобной. Неужели ему помогала Марта? Неудивительно, что она так измучилась. Он, Фриц, Марта… Должно быть, вещь или тяжёлая или неуклюжая. Дяде надо было позвать на подмогу нас с тобой, а не мучить бедную девушку. Хотя мы не знаем, когда это происходило. Может, нас не было в замке, а есть вероятность, что в то время мы сюда вообще ещё не приехали.
Я знал совершенно точно, когда и что здесь происходило.
- Спустимся? – спросил я.
- Как хочешь. Почему бы и нет? Мне интересно, как я восприму эту лестницу сейчас. Но сначала надо зажечь фонарь. Жаль, что мы не захватили в дополнение к нему и свечи… А хорошо, что волшебные палочки бывают не только в сказках! Ты догадываешься, о каких палочках я говорю?
- О зажигательных?
- Ты ими пользуешься?
- Очень редко.
- И я нечасто, но сейчас у меня такие есть. Не скажу, где взял, но приехал я сюда без них. Чем это не волшебство? Чиркнул и… фонарь уже горит.
Он прошёл в нишу и отворил хорошо скрытую в темноте дверь. Лестница была узкой, но не слишком крутой.
- Совсем другое впечатление, - сообщил Генрих. – Я был маленьким, поэтому ступени казались неудобными, а сейчас, вроде, ничего. Но узковато, с этим не поспоришь. Прежде, когда я был ýже, мне казалось, что лестница шире. Может, если бы все лестницы были такими, это не бросалось бы в глаза, но сейчас да ещё при моём объёме… Но стены я не обтираю, а для меня это главное. Кстати, что тебе хочется больше: сначала спотыкаться в потёмках, пугая несчастных птиц и кошек, а потом лазить по какой-нибудь свалке, или сразу нырнуть в помойку?
У меня было ощущение нереальности того, что со мной происходило, и этому способствовало величайшее напряжение, с которым я подавлял раздражение и возбуждение. Мы шли почти в темноте по подвалу, в который меня не хотели пускать, в котором обитали существа из другого мира, в котором мог находиться их повелитель и в это самое время слушать трескотню моего друга, не стеснявшегося во весь голос говорить о странностях своего дяди. Мы могли благополучно и спокойно вернуться отсюда в жилую часть или, если приблизимся к тому, что не должны видеть, выбежать в ужасе, отпугнутые бдительными сторожами, однако с нами обойдутся не так мягко, если мы проникнем в какую-нибудь из здешних тайн.
Давай сначала пройдёмся, а уж потом займёмся гимнастикой, - выдавил я из себя шутку. – По-моему, мы здесь не были. Или были?
- Ты бы ни за что это не определил, потому что ничего интересного или запоминающегося здесь не найти даже при ярком свете, но я тебе помогу. Так… Каморка с сеном и костями несостоявшегося дядиного питомца где-то там… Главная, то есть дурно пахнущая свалка в этой стороне, а другая, та, где на тебя набросилась сорока, ближе к выходу с той стороны… Нет, мы здесь ещё не были. Но если и тут обнаружится очередная свалка, то тебя от неё уже не оттащить. Кстати, уже по двум первым можно судить, сколько денег дядя угрохал на свои экспонаты. В каждом ящике что-то находилось, а ведь не все его древности помещались в ящики, мелкие наверняка просто заворачивались в бумагу или ткань. Так что, всего лишь осмотрев свалки с упаковочными материалами, уже можно иметь представление о грандиозности музея. По мне, лучше было бы пустить деньги на ремонт замка. Но это, конечно, его право делать так, как он считает нужным.
- Генрих, а что если он всё ещё здесь? – спросил я.
- Мы бы увидели хоть отблеск света, - уверенно ответил тот. – Не в темноте же он здесь ходит. А если он в дальнем конце, то… Надеюсь, что там меня не слышно. Но на всякий случай останови меня, если я вновь о нём заговорю. Не подумай, что я плохо о нём думаю. Он всегда был добр и ко мне, и к Марте, и к нашим родителям, и я это очень ценю. Но ведь все люди разные и не могут одобрять чужих чудачеств, если сами им не подвержены. Я и твоей тяги к свалкам не разделяю, поэтому не одобряю, но мирюсь с этим.
Он засмеялся и принялся направлять луч света в разные стороны.
- Птицы не видно, - сказал он. – Если бы она всё ещё была здесь, она бы прилетела на свет. Куда пойдём? Направо? Налево?
- Налево, - сказал я наугад, решив, что потом мы вернёмся и осмотрим то, что находится направо отсюда.
- Пойдём налево, - согласился Генрих. – Если не устанем, то вернёмся и я покажу тебе один из секретов замка. Ничего особенного, но далеко не во всех домах есть такое.
Его предложение как нельзя лучше соответствовало моим планам.
Мы осторожно продвигались вперёд, и я завидовал своему другу. Мне так и мерещились притаившиеся в темноте враги, а он полностью простился с воспоминаниями о вчерашних страхах и спокойно рассуждал об отдушинах и балках. Во мне росла досада на оба эти его качества: неумение молчать и умение забывать о страхах, которые он объяснил естественными причинами. Вопреки здравому смыслу, я даже был бы рад, если бы и на него что-нибудь вылетело, напугав, но не причинив вреда.
- Чувствуешь? – спросил он.
Я напряг все известные и ещё не открытые виды чувств, но ничего не видел, не слышал, не ощущал и, тем более, не осязал. Вроде, где-то что-то шуршало или вздыхало, а может, это стучала кровь в висках. Неприятных или странных запахов не было. Неужели Генрих первый заметил что-то неладное?
- Нет.
- А я чувствую лёгкий ветерок. Не сквозняк, а просто движение воздуха.
Я похолодел, представив, что вокруг нас витают какие-то существа, следящие за нашими действиями, но пока не нападающие. Могут ли они наброситься на нас в дневное время? Раз они не спят, то, наверное, могут. Возможно, им дан приказ сопровождать нас, но не трогать, если наши блуждания не заведут нас куда не следует.
- И как ты это объяснишь? – спросил я, надеясь, что мой друг придёт к тому же выводу, что и я.
- То, что движение воздуха есть, а сквозняка нет, показывает, что вентиляция здесь очень даже приличная.
Похоже, он не мог думать ни о чём, кроме состояния замка.
- Хорошо, что нет сквозняка, - сказал я, чтобы что-то ответить.
- Я согласен. Не люблю сквозняков. И мы могли бы подхватить насморк, а также кое-кто ещё.
- Кто?
Он зафыркал.
- Я представил, как бы мы перетрусили, если бы услышали, как чихают простуженные мумии и привидения, а точнее, кошки. Наверное, и они способны заболеть.
У меня было сильное желание стукнуть его, но я прибег к спасительному способу отнестись снисходительно к его шутке и напомнил себе, что я - утомительный гость, а он - терпеливый хозяин.
Мы не обнаружили ничего примечательного. Возможно, при ярком свете я заметил бы что-нибудь необычное, но у нас был всего лишь один-единственный фонарь, а он помогал нам не осматривать внутренние отделения подвала, а не налетать на стены.
- А вот и свалка, - объявил Генрих.
- Новая? – спросил я, надеясь и одновременно опасаясь, что это будет то скопище ящиков, куда меня не пустила птица или существо, которое мы приняли за птицу.
Странное соединение двух противоположных чувств. Я знал, как неблагоразумно приближаться к временному прибежищу вампиров, не хотел подвергать себя и друга смертельной опасности, но знал, что, если удастся войти туда, обнаружить спящих обитателей и уничтожить их, этим я лишу барона мощной поддержки, а значит, мне необходимо это сделать.
- Нет, первая, оставившая по себе нехорошую память в виде синяка на заднем месте. Вот досада! По помойке лазал ты, а синяк достался мне! Несправедливо. Не очень-то приятно вспоминать об этом, когда садишься на место ушиба. Прежняя боль прошла, но некоторая болезненность ощущается до сих пор. Если ты способен отказаться от лазания именно здесь, то сделай мне такое одолжение. Может, поищем ещё какую-нибудь свалку? Где-то должны быть дрова или садовый хлам. Вот там тебе будет полное раздолье.
Наверное, я бы смог и здесь найти ещё что-нибудь полезное, но не хотелось терять время. Я уже обнаружил большой длинный ящик с грязными простынями, которые затем были залиты какими-то химикатами. Если там имелось что-то подобное, то и оно подверглось обработке.
- Пойдём назад, - решил я. – Мы так и не поняли, где и что нашёл твой дядя для продажи.
- И вряд ли поймём, - заметил мой друг. – Здесь не разглядеть следы борьбы с громоздким предметом. Возможно, это было неуклюжее кресло с раскоряченными ножками, созданными специально для того, чтобы о них спотыкаться. Сидеть в нём неплохо, ножки этому не помеха, но, после того как с него встанешь, оно начинает представлять угрозу для здоровья. Я помню, как в детстве зацепился за изогнутую ножку такого столика, упал и разбил коленку. Хорошо, что дядя распродал мебель этой неприятной в бытовом отношении эпохи. Всё-таки надо больше заботиться о том, чтобы в доме было безопасно передвигаться, а не о ценности кресла, стола или дивана…
Пока он говорил, мы не стояли на месте, а шли назад. Напряжение почему-то меня не покидало, хотя я и догадывался, что,
