спуститься в подвал.
Я решил действовать в одиночку. Как же я был благодарен другу за то, что он раскрыл мне именно тот секрет замка, который сейчас меня выручит! Бывают же удачные совпадения.
Я не стал терять время на напрасную попытку пройти до нужного спуска в подвал через замок, а захватил свечу и поспешил к лестнице. Поспешил, насколько это слово уместно для передвижения со свечой. Я боялся, что колеблющийся огонёк погаснет из-за слишком порывистого шага, из-за случайного сквозняка или что его задует лёгкий ветерок, когда я выйду из замка.
Вероятно, кто-то решит, что идти в подвал со свечой было неразумно, ведь этим я сразу привлеку к себе внимание. Я это учитывал, но учитывал также и то, что без свечи не смогу сделать в подвале и трёх шагов, а уж разыскать в темноте нужное помещение не смог бы без света даже Генрих.
До нужного места у стены я дошёл благополучно, хотя и медленно. Приметы, по которым я должен был найти его, только днём казались ясными и запоминающимися, теперь же терялись в темноте. Но всё-таки я распознал их, а потом долго водил свечой вверх и вниз, направо и налево, силясь разобрать, где щель и отбитая облицовка. Не иначе как мне помогли высшие силы, благосклонные к моему поступку! Я нашёл дверь, когда уже начал отчаиваться. Открыть её оказалось несложно. Она скрипнула, и я замер, прислушиваясь, не сбегутся ли на этот звук все обитатели подвала, но ничего не услышал.
Теперь моим другом, но одновременно врагом была свеча. Она позволяла не запутаться в темноте, но и выдавала моё нежелательное вторжение в чужой мир. Медлить было нельзя, и я стал продвигаться к месту проведения «великого опыта». Человек, крадущийся в тёмном помещении с зажжённой свечой в руке, выглядит нелепо, ведь его выдают отблески света, но я не решался заявлять о себе ещё и шумом. Я надеялся, что барон и его приспешники слишком увлечены своим занятием и не обратят внимания на слабый свет.
Что произошло потом, я почти не помню. Меня ударили по руке, свеча упала и погасла, я споткнулся обо что-то и упал, на меня навалилась какая-то тяжесть, а я пытался отбиваться. Пахло чем-то очень неприятным, удушающим. Последнее, что я слабо припоминаю, был очень странный голос, проговоривший возле самого моего уха: «Не трогайте его! Пока он нужен мне живым!» Я не буду ручаться, что в самом деле его слышал, но убеждён, что всё, о чём я рассказал, мне не приснилось.
Когда я пришёл в себя, то оказалось, что я лежу в своей комнате на полу возле самой двери, а выгоревшая и погасшая свеча стоит возле меня. Создавалось впечатление, что я спал и лишь в сновидениях ходил спасать Марту. Этого не могло быть! Я чувствовал боль там, где меня хватали чьи-то руки или лапы, где моё тело ударялось обо что-то, когда меня тащили сюда. Наверное, меня принесли сюда из подвала в расчете, что я ничего не вспомню. Но тогда почему меня оставили на полу, а не положили на кровать? Неужели барон и его подручные понимали, что я не лёг бы спать, зная, что девушка в опасности, и устроился бы в засаде возле двери?
Я вскочил и сейчас же схватился за стенку, чтобы не упасть. От резкого движения у меня потемнело в глазах и закружилась голова. Я подождал, пока это состояние пройдёт, а потом открыл дверь, чтобы проверить, у себя ли Марта. Уточню, что я только собирался проверить, но не знал, как это сделать, потому что заглянуть в комнату девушки не решился бы. Я помнил, что уже поступил так перед походом в подвал, и не мог понять, как я оказался способен на такое безобразное действие. Если бы я не был уверен, что не спал, то принял бы это за мерзкий сон.
Но мне не пришлось гадать, что придумать, так как раздался знакомый звон отлетевшего в сторону предмета. Неужели, когда меня принесли в комнату, возле двери вновь поставили неодушевлённого часового? К моему ужасу и облегчению, на шум выглянула живая и, как говорится, здоровая Марта, хотя последнее определение применительно к ней было ошибочным, ведь она слабела с каждым днём.
- Что случилось? – испуганно спросила она, плотнее запахивая наброшенную шаль.
К этому я не был готов и ответил довольно глупо:
- Не знаю. Я услышал шум.
Её взгляд сначала был очень строгим, но потом смягчился.
- А я услышала не только звон, но и звук открываемой двери. Если бы я не знала, что это вы, я бы ни за что не вышла в коридор. И вы возвращайтесь к себе, а если вам покажется, что слышите что-то непонятное, то не выходите. Это всего лишь ветер. Где-то открыто окно, поэтому занавеска сшибла какую-нибудь медную вазу. Скоро утро, но ещё есть время поспать. Вам надо отдохнуть, Джон, у вас усталый вид.
Я связно передал то, что понял после переспросов.
Больше она не прибавила ни слова, но в её прощальном взгляде было столько горести и любви, что мне и не требовались слова для укрепления и без того незыблемого решения спасти её.
Сегодня я напрасно спускался в подвал, но ночью Марты не было в её комнате. Её куда-то уводили, утаскивали или уносили, или она передвигалась сама, повинуясь приказу. Где она была? Неужели проклятый «дядюшка» не переставал мучить беззащитную девушку даже накануне «великого опыта», в котором ей уготована главная роль? Или он заранее готовит её к этому событию? Вроде, она не потеряла силы, как это бывало обычно после общения к ним.
Я посветил вокруг и увидел старинный серебряный кубок, лежавший у стены. Так вот что ставили у моей двери! Уж не из коллекции ли он барона?
Я не стал задерживаться в коридоре и вернулся к себе. Временно я мог не волноваться за Марту. Даже если барон вызовет её к себе, он не будет лишать её сил и крови. Придти к такому выводу меня заставила безмерная усталость. После того как я очнулся на полу у двери, я чувствовал себя очень плохо, но тогда беспокойство было сильнее изнеможения, а сейчас я уже не мог сопротивляться и еле дотащился до кровати. Сон был похож на кошмар наяву, но утром я чётко отделял то, что произошло на самом деле, от того, что было лишь похоже на явь.
Я не сам проснулся, а от стука в дверь. Это Генрих пришёл разбудить меня и пожелать доброго утра. Оказывается, уже почти во сне я неосознанно задвинул засов на двери. Чтобы впустить друга, надо было встать, и я с трудом сполз с кровати.
- Похоже, я слишком рано тебя разбудил, - бодро отметил Генрих. – Но я подумал, что ты уже встал. Надеюсь, хорошо выспался?
Этого я не сказал бы, но неопределённо кивнул.
- Я рад, что ты хоть этой ночью не отправился странствовать, - говорил Генрих.
Я не успел обдумать его слова, особенно его убеждённый тон, так как он продолжал:
- Я слышал, что матери по несколько раз просыпаются среди ночи, чтобы проверить, не нужно ли чего их ребёнку. А я, наверное, буду хорошим отцом, потому что уже приобрёл привычку вскакивать с постели и бежать к тебе, чтобы уберечь от очередного безумства. Я два раза вставал, подходил к твоей двери и пытался её открыть, но она была заперта. Тогда я, успокоенный, возвращался к себе и вновь засыпал, рассудив, что поскольку ты запер дверь изнутри, то и должен находиться внутри.
От таких речей впору было или сойти с ума или признать, что моё приключение оказалось всего лишь сном. Но я был уверен и в своём рассудке, и в том, что спускался в подвал. Может, это Генриху приснилось, что он вставал и навещал дверь в мою комнату.
- А звона ты не слышал? – спросил я.
Мой друг уставился на меня.
- Только не говори, что в промежутке между моими посещениями ты встал, отправился к саркофагу и уронил его. Хотя тогда был бы не звон, а стук. Нет, я ничего не слышал. Должно быть, я крепко спал. А что звенело и почему?
Я рассказал, как в последний раз вышел в коридор, но умолчал о причине и ни словом не обмолвился о том, что покидал свою комнату и до этого.
- Кубок? – удивился он. – Что делать кубку под твоей дверью. Может, это какой-то ненормальный кубок, созданный не для того, чтобы из него пили, а для того, чтобы его пинали? Где он сейчас?
Генрих вышел за дверь и вернулся, ласково улыбаясь и разводя руками.
- Исчез, - сообщил он. – Я помню, что и вчера ты что-то сшиб, наверное, его же, а он, окаянный, тоже испарился.
Он мне не верил.
- Марта тоже вышла на шум, - поспешил сказать я. – Она слышала звон.
- А кубок видела?
- Нет, я потом его нашёл.
- Она не заинтересовалась, что же это зазвенело?
- Нет. Сказала, что где-то открыто окно и занавеской сшибло какую-нибудь вазу.
- Вполне возможно, - согласился Генрих.
- Но это была не ваза, а кубок, и сшибла его не занавеска, а моя дверь.
Сначала Генрих озадаченно размышлял, а потом засмеялся.
- О какой чепухе мы думаем! – воскликнул он. – Какая разница, что зазвенело и где? Кроме тебя, здесь никто не разгуливает по ночам, поэтому Фриц убеждён, что в это время суток коридор в полном его распоряжении. Наверное, у него была бессонница, - а этой напасти скоро будем подвержены мы все поголовно, только не обижайся, - поэтому он переносил какие-нибудь предметы и один из них или не один не успел забрать до твоего появления. Кстати, зачем ты выходил? Опять хотел подышать свежим воздухом?
- Мне что-то послышалось, - солгал я.
- О чём я и говорю! – обрадовался мой друг. – Ты услышал, как ходит Фриц. Хорошо, что в потёмках вы друг друга не напугали и не напугались, иначе вышел бы второй всеобщий переполох.
- Думаю, что я услышал кошку или сороку, - устало съязвил я.
Генрих надрывался от хохота, а в моей голове тяжело ворочались мысли. Мог я побывать в подвале между посещениями Генриха? Он сказал, что дверь была заперта на задвижку. До моего похода Генрих её не дёргал, иначе я услышал бы, а когда я очнулся на полу, то дверь не была заперта. Я запер её только ближе к утру, после того как увиделся с Мартой. Странно, очень странно. Или моему другу приснилось, что он два раза проверял, у себя ли я, или происходит что-то непостижимое.
- А ты собираешься вставать? – опомнился Генрих.
Я обнаружил, что лежу. Наверное, во время разговора я от слабости прилёг, да так и остался на кровати.
- На, испей водички, - посоветовал мой друг, протягивая мне стакан. - Наверное, из меня вышел бы неплохой брат милосердия.
Я был с этим согласен. Такой заботой меня могли бы окружить разве что родные.
- Спасибо.
- Не за что, - запротестовал он. – Для меня это удовольствие, и я говорю это не из пустой вежливости. Ты согласился пожить здесь, поэтому не ты меня, а я должен благодарить тебя. Но мне не даёт покоя твоя впечатлительность и склонность к фантазиям. Из-за этого у тебя бессонница. Но это поправимо. Скоро мы проедемся по стране, и ты получишь столько приятных впечатлений, что все твои хвори как рукой снимет. Но надеюсь, что, вернувшись в Англию, ты не забудешь ни о впечатлениях, которые собираешь для своей книги, ни о нас с Мартой. А уж она точно тебя не забудет.
От медленно выпитой воды я будто проснулся, а умывание совсем меня взбодрило.
- Вот теперь ты выглядишь почти молодцом, - одобрительно проговорил Генрих.
Я понял оговорку «почти», когда посмотрел на себя в зеркало. Обычно человек не замечает изменений, происходящих с его внешностью, но со мной изменения происходили слишком быстро, поэтому я видел, до чего осунулся. Мама часто говорила моим сёстрам, что, если хочешь сохранить свежесть и привлекательность, надо хорошо спать. Я почти не спал, поэтому дурнел с каждым днём.
- Что ты прилип к зеркалу? –
