здесь будто для каких-то хозяйственных целей пол выше обычного уровня. Это удобно, если хранить здесь продукты или вещи, требующие более деликатного обращения, чем садовая тачка. Но я не помню, чтобы здесь что-то хранили, и, кстати, не помню, чтобы кто-то хоть раз воспользовался этим секретом зáмка. Но смотри, что сейчас произойдёт. Я нажимаю на камень, и он уходит внутрь, а я ещё и чуть сдвигаю его в эту сторону до упора. Образуется как бы ниша. Теперь я подцепляю этот край ниши, тяну на себя и… могу выйти из замка через потайную дверцу. Она маловата и низковата, а без смазки поскрипывает, но вполне пригодна для тайного бегства. В подвале шесть таких выходов. Только не спрашивай, зачем их сделали, потому что я этого не знаю. По-моему, когда мой предок решил построить замок, похожий на старинный, он решил, что следует сделать хотя бы несколько потайных штучек вроде дверей и проходов. Но скрытых пружин, при нажатии самостоятельно открывающих двери или обрушивающих потолки, здесь нет. Давай посмотрим, как выглядит дверца снаружи.
- Наверное, там её не разглядишь, - сказал я. - Пойдём лучше наверх и осмотрим твои раны.
Если бы я сам их получил, я бы чувствовал, в каком они состоянии, и они не так тревожили бы меня, как чужие раны, которых я даже не видел.
- Ну уж нет! – решительно возразил мой друг. – Сначала мы выйдем наружу.
Я подумал, что ускорю дело, если не буду спорить.
Генрих вывел меня из подвала и потянул на себя дверцу, которая сразу же слилась со стеной.
- Неплохо, но прежде было гораздо лучше, - сказал он. – Вот здесь заметна щель, кое-где отвалились куски облицовки. Но, если не знать, что здесь есть дверь, её не обнаружишь, разве что случайно. Я ориентируюсь по деревьям. Ещё в детстве запомнил, напротив каких из них расположены тайные проходы. Это нетрудно сделать, особенно если запоминать их по очереди. Вон какое интересное дерево. А может, не очень интересное, но оно достаточно примечательное и всегда служило мне маяком. Показать, как она открывается с этой стороны? Ещё проще. Лезешь пальцами в это углубление между камнями, а именно сюда ушла моя рука, когда я закрывал дверь, подцепляешь её и тянешь на себя. Она поворачивается в петлях в обе стороны, но так сделана, что открыть её можно, лишь потянув на себя, что отсюда, что оттуда. Наверное, таким способом хотели избежать случайностей, если бы кто-то опёрся о стену. Её и запереть можно, подсунув камешек или какой-нибудь брусок, но в замке двери подвала не запираются, а главный, точнее, главный теперь, а прежде чёрный, ход запирают лишь иногда, очень-очень редко.
Я вспомнил, что не слышал шума отодвигаемого засова или лязганья замка, когда мы только пришли сюда и Фриц открывал нам дверь. Видно, дурная слава, окружающая барона, защищает замок от непрошенных посетителей надёжнее, чем любой запор.
- Ну что? – с гордостью спросил Генрих. – Позабавил я тебя? А теперь пойдём к тебе за перевязочными материалами.
Я не мог разглядеть, серьёзно ли пострадали его ноги, но штанины были разодраны в нескольких местах.
- Только пойдём через внутренние помещения, - сразу же сказал мой друг. – Я не хочу, чтобы нас кто-то увидел. И дядя не будет счастлив, что мы с тобой опять рискуем своими шеями в поисках приключений, а о Марте я уж и не говорю. И ты помалкивай о том, что с нами произошло. Я знаю, что ты предпочитаешь держать свои похождения при себе, а мои пусть останутся в ещё большей тайне. Теперь я принесу пользу тебе как писателю. Твои герои уже вволю нагулялись по страшному и захламлённому подвалу, встретились с трёхголовыми драконами, гигантскими летучими мышами, вампирами-уродами и мумиями-красавицами. А отныне ты можешь использовать в своей книге потайные ходы. Пусть эта невинная дверь ведёт не прямо в подвал, а в мрачный подземный ход…
- Генрих, пойдём поскорее перевязывать твои раны, - прервал я его.
- Не раны, а царапины, - поправил он. – Пойдём. Когда я начинаю болтать, меня заносит далеко в сторону от того, что я намеревался сказать. А я всего лишь собирался предложить тебе для интереса самому вывести нас из подвала, а потом найти дорогу в жилую часть.
Я посмотрел на стену, казавшуюся сплошной, но, уже зная, где именно расположена дверь, отыскал щель и повреждённую облицовку. Мысли, постоянно вертевшиеся вокруг барона и его великого опыта, подсказали мне, что этот тайный вход в подвал сможет мне помочь, если я запомню его и сумею разыскать в любое время дня и ночи. Вряд ли я сумею найти нужную лестницу в подвал, идя через весь замок, и для меня этот вход, а может, и выход, может оказаться спасением.
Я легко открыл дверь и прошёл в подвал. Генрих следовал за мной, посмеиваясь и поглядывая на меня выжидающе, словно желая подловить на промахе.
- А как её закрыть? – спросил я.
- Тянешь на себя, потом, чтобы привести всё в прежний вид, опять нажимаешь на камень и сдвигаешь его, а он сам закрывает нишу. Ничего сложного или хитрого. Куда пойдём? Где лестница?
Я вспомнил, откуда мы пришли.
- Кажется, там.
- Совершенно верно. Я потому спросил, что боялся, как бы ты не повернул в другую сторону. Вдруг кошка вернулась и готова вновь наброситься на первого, кто попадётся ей на глаза. Кошки ведь видят в темноте?
- Считается, что видят отлично.
Мысленно я представил, как выхожу через тайную дверцу один, поворачиваю направо… В воображении это получалось легко. Но теперь мне надо было повернуть налево, к лестнице, и как можно быстрее доставить друга в мою комнату, где оставались бинты и мазь. До лестницы я его довёл, и мы поднялись наверх, но дальше дело не заладилось, и Генриху пришлось самому стать проводником. Может, в другое время я бы справился, но сейчас я чувствовал, как меня оставляют силы, а мозг точит возрастающее беспокойство за друга. По пути я успел мысленно пережить воспаление его ран, антонов огонь, потерю ног и даже его смерть. Хуже всего, что я не мог заставить себя не волноваться раньше времени. Я знал, что он не безрассуден и, если бы его раны были серьёзными, не стал бы затягивать с их лечением, но я совершенно потерял способность управлять собственными чувствами.
Действительность, как бывает всегда, опровергла воображаемые страхи. Материя, из которой были сшиты брюки, оказалась достаточно плотной и защитила ноги, а на коже осталось несколько неглубоких царапин, которые вначале кровоточили и производили впечатление глубоких, но теперь перестали. Конечно, они саднили, однако не представляли угрозы.
- Легко отделался, - с радостным изумлением отметил Генрих. – Хорошо, что я не стал переодеваться в более лёгкий костюм, а то мне пришлось бы несладко. Она бы смогла добраться до мяса.
Я представил, во что превратились бы его ноги, если бы он был в брюках из лёгкой ткани или в коротких, и мне стало не по себе.
- Не стоит даже перевязывать, - подумав, решил он. – Я буду время от времени поглядывать, не течёт ли кровь, и постараюсь двигаться так, чтобы не тревожить раны… ранки. А ты, насколько я вижу, обошёлся испугом. Кошка тебя не поцарапала. Или я ошибаюсь?
Я посмотрел на перевязанную руку и увидел кровь, проступившую сквозь бинты.
- Утром ты отказался от перевязки, но теперь самое время её сделать, - заявил Генрих, энергично приступая к делу. – Мне кажется, кошка всадила в бинт когти и попала прямо в рану. Но это не так страшно. Хуже было бы, если бы она вцепилась в незащищённую руку. Меня спасли штаны, а тебя – бинты. Как? Не давит?
- Нет. Спасибо, Генрих.
Он убрал перевязочные материалы на место и показал на них, поглядев на меня лукаво.
- Запас на будущее, - сказал он и спохватился, что шутка получилась зловещей. – Надеюсь, что не пригодится. Отдыхай, а я пойду к себе и переоденусь. Придётся спрятать брюки, а то, если Марта вновь проявит заботу и пришлёт Фрица их почистить, возникнут нежелательные вопросы. Правда, Джон, отдохни. Ты, не сказать, что плохо выглядишь, но по тебе заметно, что ты мало спишь.
Он ушёл, предварительно высунувшись в приоткрытую дверь и проверив, нет ли кого в коридоре, а я сразу лёг. Спать я не мог, чувствовал себя скверно, но я уже свыкся с чередованием энергии и бессилия и воспринимал это как должное. Я лежал и даже думать не мог. Единственное, что тогда точило мой мозг, было опасение, что охранные пентаграммы на подоконнике и возле двери вновь могли быть подтёрты, открывая ко мне доступ, и меня волновало, что вечером я забуду их осмотреть.
Когда Генрих вновь пришёл ко мне, он испугался.
- Что с тобой, Джон? – спросил он. – Ты отдыхал или наоборот? Может, ты без меня ходил навестить негостеприимную кошку?
- Нет, я был здесь и даже не вставал с кровати.
Я и сейчас всё ещё лежал.
- До ужина осталось мало времени, - размышлял мой друг вслух. – Но что бы тебе такое дать, чтобы ты взбодрился? В таком виде ты перепугаешь и Марту и дядю. Может, ты заболел?
- Нет, просто устал, а заснуть не смог. Похоже, у меня развивается бессонница. Но не беспокойся, я сейчас встану, и всё будет хорошо.
- Так встань и умойся, а я сейчас приду.
Он отсутствовал недолго, а вернувшись, налил мне воды и вручил две конфеты.
- Говорят, сахар способствует умственной деятельности и поднимает настроение, - сообщил он. – Надеюсь, это тебе поможет.
Мне было смешно, что он принёс мне конфеты, словно я ребёнок, но он настоял на том, что я непременно должен их съесть. Они ли помогли, вода, умывание или движение, но мне стало лучше.
- Начинаешь оживать, - отметил мой друг. – Даже цвет лица изменился, а то был серый. Прогулки по тёмному подвалу не приносят тебе пользу. Можешь сколько угодно меня уговаривать, но, пока ты не выздоровеешь, я не соглашусь к нему даже приближаться.
- Ты видел сестру? – спросил я. – Ей лучше?
- Похоже, мне придётся волноваться не только за неё, но и за тебя. Да, ей лучше. Она уже встала и успела зайти на кухню, чтобы узнать, как Фриц справляется с приготовлением ужина. По-моему, за ним не надо приглядывать, он и без указаний знает, что ему делать. Когда будешь разговаривать с Мартой, не сболтни про то, что мы были внизу. Пусть считается, что мы чуть прошлись по замку и ушли к реке. Ничего не видели, ничего не слышали, никто на нас не нападал.
- Как твои ноги? – спросил я.
- В порядке. Боль чувствуется, если напрягаешь мускулы, чуть пощипывает, но это скоро пройдёт. А как твоя рука? Кровь не идёт?
Я взглянул на повязку. Она была чистой.
- Нет. Можно сказать, что мы избежали серьёзных неприятностей. – Мне хотелось уточнить, что пока избежали, но я сдержался.
Марта позвала нас в столовую в обычное время, и голос у неё был не слабый и прерывистый, как в прошлый раз, а почти прежний. Барон пришёл до нас. В начале ужина он был любезнее, чем всегда, и поспешил извиниться за то, что не составил нам компанию за обедом, потом задал мне дежурные вопросы, постепенно погрузился в свои мысли и досидел до чая, уже не обращая ни на кого внимания, пока не счёл возможным вежливо нас покинуть. Я бы не стал утомлять читателя, повторяя описание поведения барона, если бы не заметил, что, расспрашивая нас с Генрихом о нашем времяпровождении, он украдкой бросал на меня странные взгляды. Не знаю, замышлял ли он что-то против меня или пытался понять, насколько далеко я продвинулся в своём расследовании, но я начал подозревать, что я нужен ему для целей, о которых не
