друга, вдруг заявляет ему, что возвращаться прежним путём опасно, а ведь это противоречит здравому смыслу, указывает, где ящики кажутся более ветхими, а где более прочными, хотя самому Джону они представляются одинаковыми, и выводит его к знаменитому ящику с дурно пахнущими тряпками.
- Это были полусгнившие простыни, - уточнила Сансана. – Так написал Джон.
- Наверное, саван покойника, - предположила Маруся.
- Да откуда Джону знать, что это полусгнившие простыни? – спросил Василий Георгиевич. – Он видел дурно пахнущую материю, но не брал её в руки, не рассматривал. Он думал о нежити и гробах, поэтому решил, что это полусгнившие простыни, когда-то окутывавшие покойника.
- Князь Василий, а ты сам себя не вводишь в заблуждение собственными догадками? – спросила Надежда Николаевна. – Ты уверил себя, что Генрих и Марта притворщики и негодяи, вот и выискиваешь повод к ним придраться. Почему ты решил, что Генрих нарочно приманил Джона сначала в подвал, а потом к тому ящику? Не могло это выйти случайно?
- Могло, - согласился Василий Георгиевич. – Но когда случайностей накапливается слишком много, они превращаются в закономерность. Пока что я соглашусь допустить, что это случайности. Потом, как вы помните, ящик и тряпки обработали каким-то средством. Джон ещё больше уверяется в том, что замок полон тайн, и думает, что за их с Генрихом действиями следят. Что ещё важного случилось в этот день? Генрих рассказал о реке, где тонут дети и женщины и где их тела оказываются изуродованными ударами о дно и коряги, а некоторых пропавших и вообще так и не находят. Разумеется, Джон не верит, что в гибели людей повинно коварное течение, а подозревает, что они стали жертвами вампира. Вечером Генрих засыпает на ходу и еле добирается до своей комнаты, а Джон, бодрствовавший две ночи и урвавший для сна совсем немного времени, чувствует небывалую бодрость. О чём это говорит?
- Если я на ночь выпью кофе или крепкого чая, то тоже не сплю до утра и готова хоть танцевать, - сказала Надежда Николаевна.
- Джон тоже объясняет периоды подъёма сил неумеренным потреблением возбуждающих напитков, - заметил Василий Георгиевич.
- Он явно ими злоупотреблял, - согласилась Зинаида Михайловна.
- А иначе он не смог бы противостоять барону, - напомнила Маруся. – Он только и держался на крепком кофе и чае.
- Ночью состоялась вылазка к реке, - продолжал Василий Георгиевич. – При этом Джон не берёт с собой Генриха. Он добирается до невысокого обрыва и едва не падает в воду, но его спасает ангел-хранитель, что-то бросивший в реку. Раздался плеск, и Джон спасён. Вряд ли река так опасна, как о ней сказано, но ведь неизвестно, умеет ли Джон плавать, а если умеет, то не растеряется ли, когда неожиданно окажется в воде, а он нужен живым, поэтому ангел-хранитель подоспел очень кстати. Потом Джон отходит от реки, слышит, как женщина зовёт на помощь, видит фигуру в широком плаще, бросается к ним, падает и теряет сознание. Меня заинтересовало то, что женщина не кричала громко и пронзительно, а скорее хрипела. Не оттого ли хрипела, чтобы не привлечь внимание какого-нибудь случайного прохожего?.. Согласен, Зинаида Михайловна, что от страха у неё мог пропасть голос. А как же удачно упал Джон! Удачно для вампира, конечно, ведь его обед не прервали.
- Это уже домыслы, Василий Георгиевич, - заметила Сансана. – А вы сами говорили, что надо придерживаться фактов.
- Домыслы, - согласился тот. – Но очень уж удачное это было падение. Правда, головой Джон стукнулся неудачно.
- Или его стукнули, - сказала Маруся.
- А кто его мог стукнуть, если вампир и его жертва к нему не приближались?
- Если вампиром был барон, то ударить Джона мог Фриц, - подсказала Сансана.
- По-моему, Василий Георгиевич намекает на то, что вампира изображал Генрих, а жертву – Марта, - возразила Талочка.
- Разве такое невозможно? – спросил Василий Георгиевич.
- А кто же тогда ударил Джона? – спросила девушка.
- Никто. На его пути могла оказаться коряга или что-то в том же роде, разумеется, не случайно. Женщина позвала на помощь в тот момент, когда Джон подошёл к нужному месту, а когда молодой человек рванулся к ней, он, конечно же, споткнулся в темноте об этот предмет и упал. Разумеется, не ожидалось, что он сильно ударится головой. Потом, наверное, корягу убрали, ведь в дальнейшем, ходя кругами по этому месту, Джон об неё не спотыкался.
- А если бы он не потерял сознание? – спросила Зинаида Михайловна. – Ведь тогда он бы быстро вскочил и поймал вампира.
- И вампир, и его жертва успели бы отступить в сторону и затаиться. В темноте спрятаться легко.
- Вы считаете, что вампира не было, а это проделки брата и сестры, но нас в этом не убедили, - сообщила Маруся, и остальные девушка согласно закивали. – А дальнейшие события доказывают, что в подвале кто-то жил.
- Дойдём и до этого. Вас должно больше беспокоить то, что Джона совсем оставили силы.
- И вас бы оставили, если бы вы пережили то же самое, - сказала Сансана.
- Возможно. Но он всё же добрался до замка и своей комнаты. Потом он узнал, что сестра молочника не вернулась домой, а по Марте было видно, что она плакала.
- Зачем же ей плакать, если, по-вашему, она знает, что с сестрой молочника ничего не случилось? – спросила Маруся.
- Для убедительности. Она могла и не плакать, а как следует потереть глаза, чтобы они покраснели и припухли. А для того чтобы у Джона создалось впечатление, что женщину усиленно разыскивают, Марта запрещает им с Генрихом выходить из замка, а лучше осмотреть его верхнюю часть. Там ничего интересного не оказывается, и молодые люди вновь спускаются в подвал. Там они находят запирающееся помещение с сеном и костями. Разумеется, Джон строит самые невообразимые предположения, а Генрих, как всегда, рассуждает здраво, но тоже говорит изрядную чушь.
- И Марта рассказала неубедительную историю о собаке, - добавила Маруся.
- В которую Джон и не должен был поверить. Наоборот, его убедили, что Марта пытается скрыть какую-то ужасную тайну барона. Но с костями была совершена большая ошибка.
- Какая ошибка? – удивилась Талочка.
- Вы и кости считаете ненастоящими? – спросила Маруся.
- Кости были настоящими, но их выбор оказался неудачен, лишён логики.
- Объясни, какая ещё логика может быть в обглоданных костях, - попросила Надежда Николаевна.
- Сами подумайте: если под замкóм держали очень крупную собаку или большого зверя, такого, что его пасть могла грызть толстые концы огромной кости, то каким же образом могли уцелеть косточки курицы или кролика? Или чудовище станет их деликатно обгладывать?
- А ведь это правда! – воскликнула Зинаида Михайловна. – Оно бы в два укуса проглотило мелких зверюшек.
- И подобных промахов было сделано множество, но Джон был так далёк от мысли о коварстве друга, так наивен и полон фантазий, что ничего не замечал. Однако его перо беспристрастно записывало каждую мелочь.
- Но если вы правы, подозревая Генриха и Марту в том, что это они всё подстраивали, то… - Талочка пожала плечами. – Зачем им пугать Джона? Они настраивали его против барона? Хотели свести с ума? Они хотели, чтобы он сделал то, что сделал? Но ведь барона убили в подвале, когда он укладывал Марту на стол для опыта… Не понимаю. А что они хотели изобразить при помощи сена и костей?
- Сомневаюсь, что они сами об этом знали, - ответил Василий Георгиевич, не ожидавший, что его разгадка изложенных в рукописи событий вызовет сильное сопротивление и ему придётся так долго доказывать свою правоту. – Им было важно убедить Джона, что в замке происходят всякие ужасы, а чем бессвязнее будут находки и события, тем таинственнее и страшнее они покажутся. По-видимому, Джон отказался от надежды разгадать тайну комнаты с костями, потому что больше о ней не писал. А когда молодые люди выходили из подвала, Джон услышал какой-то звук, не то вздох, не то шорох.
- Это тоже было подстроено? – спросила Маруся, всё ещё критически относившаяся к взгляду гостя на события в замке. – Думаете, это вздохнула Марта?
- Испустила дух, - уточнила Талочка.
- Возможно, - сказал Василий Георгиевич, улыбнувшись такой поправке, - но не исключено, что Джону в его возбуждении это могло показаться. Тогда же Генрих рассказал об исчезнувшей гувернантке, и, по-моему, он на ходу придумал эту историю, не посоветовавшись с Мартой. Но мало этого! Он красочно и с юмором поведал о кошке с необыкновенными внутренностями, которая и которые необходимы барону. Тут уж воображение будущего писателя разыгралось вовсю. От кошек и их внутренностей один шаг до колдовских обрядов. А ночью новое потрясение для несчастного юноши. Он вновь возбуждён и полон энергии, что неестественно для человека, который, можно сказать, совсем не спит. Из-за чрезвычайной бодрости его потянуло ещё раз осмотреть саркофаг, но он выронил свечу и… вы помните, как отреагировал на это Фриц, который, безусловно, оказался поблизости совершенно случайно или же вышел на шум.
- Почему же он набросился на Джона? – спросила Сансана.
- Он не набросился на него, а всего лишь оттолкнул, чтобы проверить, не осталось ли непогасших искр. В таком почти паническом поведении разгадка его уродства. Этот человек пережил пожар, пострадал от него и боится, как бы подобное не повторилось. Когда Генрих в первый раз о нём рассказывал, стараясь создать в воображении Джона образ вернувшегося к жизни покойника, а сам, следуя своей роли скептика, принялся давать близкие к правде объяснения, то он справедливо сказал, что его дядя пожалел несчастного, гонимого всеми, и взял его к себе. И сам барон подтвердил это, когда говорил, как ему повезло с таким умелым слугой. Когда на шум пришёл барон, замысел молодых негодяев мог провалиться, так как даже предубеждённый против хозяина Джон, разобрав общий смысл немецкой речи, сумел бы понять, что Фриц не хотел причинить ему вред и не нападал на него, а заодно выяснить причину его уродства, что могло бы повлиять на его отношение к самому барону. Но тут появилась Марта, разыграла ужас и принялась возбуждённо кричать. Каждый понял это по-своему: Джон подумал, что она спасает ему жизнь, умоляя барона не трогать его и пытаясь объяснить его появление у саркофага каким-нибудь невинным образом, а барон приписывает необычное поведение девушки сильному испугу. Но Марта ещё и Генриха призвала на помощь, а он уже приноровился переводить слова дяди нужным образом, не очень отдаляясь от смысла, но переворачивая его должным образом. Не сомневаюсь, что барон просил племянника извиниться за поведение слуги и разъяснить причину его ужаса перед опрокинутой свечой, но Генрих этого не сделал. Таким образом, случайный переполох перед саркофагом, вместо того чтобы помочь Джону изменить отношение к барону, благодаря вмешательству Марты и Генриха ещё больше настроил его против хозяина замка. И не забывайте о его крайне возбуждённом состоянии, мешающем трезво оценивать обстановку. Среди подсказок, которые я давал, я указывал на его нездоровье и особую заботу Генриха.
- А я тебе сразу сказала, что Джон сошёл с ума, - напомнила Надежда Николаевна. – Мыслимое ли дело – так увлекаться мистикой! От всех этих кошмаров и у человека, не верующего во всё сверхъестественное, в голове будет сумятица. Что же говорить о
