именно это выражение я и имел в виду. Мне его объяснил, давно еще, один мой коллега. Он долго работал с русскими, еще когда СССР был. А откуда вы знаете русский?
– Я тоже с ними работал, – улыбнулся в усы Андре.
– Так у нас с вами много общего! – обрадовался Алекс. – Вечером точно пойдем в один кабачок, я вам покажу, как надо пить в Чехии!
– Давайте сначала с делом закончим, – рассмеялся Андре, толкнув в плечо Тоби, картинно почесывающего кадык.
Машина въехала в строй однообразного квартала, высаженного однотипными домами. Алекс уверенно рулил в этом однообразии, в конце концов приткнув свою машину в свободное место возле панельного дома, облицованного красным кирпичом.
– Приехали, – сказал Алекс и вышел из машины.
Он достал из багажника полицейскую куртку и фуражку и стал переодеваться. С другой стороны улицы к нему поспешила пожилая женщина, маша ему рукой, чтобы он ненароком не убежал.
– Наконец-то вы приехали! – возмущенно воскликнула она. – Сколько вас можно вызывать? Ведь так жить невозможно! Я не могу находиться дома! Целый день провожу на улице, дышать просто невозможно!
– Добрый день, гражданка, – улыбнулся ей Алекс, улыбка скидывала с него лет десять, делая тридцатилетним юношей. – Чем я могу вам помочь?
– Вы можете мне помочь! – женщина взяла его под руку крепкой хваткой и повела к подъезду. – Вы, разве, не по нашему обращению? У нас уже весь подъезд написал, а вы все не едете!
– Давайте по порядку, расскажите, спокойно, в чем дело?
– Да что тут рассказывать? Я вам сейчас все покажу! – возмутилась она и повела его в подъезд.
Алекс махнул рукой Андре и Тоби, чтобы они шли за ним.
Войдя в подъезд, они ощутили мерзкий запах, напоминавший спрятанную в углу тухлятину, будто бы где-то сдохла кошка, а найти ее никак не могут. Лифта не было, и поднимаясь все выше, запах становился все нестерпимей. Женщина торжествующе остановилась возле квартиры номер 209, указав пальцем на дверь.
– Воняет оттуда! Мы уже и стучали и звонили, но никто не открывает!
– А как давно? – спросил Алекс.
– Так уже неделю как, а почему вы не приехали?
– Я это выясню, – сказал ей Алекс. – Вы идите, пожалуйста, вниз.
– Нет, я хочу знать, что там такое! – возразила она.
– Нет, идите, пожалуйста, вниз, а как приедет патруль, проведите его к нам, хорошо? – настойчиво сказал он. Женщина повиновалась, продолжая при спуске вниз ворчать. Алекс сверился с документами, сомнений не было, здесь и жил господин Новак.
– Будем ждать патруль? – спросил Тоби, трогая дверь. Дверь была деревянная и довольно хлипкая, впрочем, как и у соседних квартир, видимо, никто не беспокоился, что их могут ограбить.
– А что ты предлагаешь? – спросил его Алекс.
– Я могу ее выбить, – ответил Тоби.
– Одну секунду, – Алекс постучал в дверь и, подождав две минуты, кивнул Тоби. – Теперь можно.
Тоби отошел назад, попробовал пол, не сильно ли он скользит, весь напружинился и с разбегу ударил ногой в дверь. Дверь пошатнулась, заскрипев косяком, но не открылась. Тоби отошел подальше и, быстро метнувшись вперед, вложив в прыжок весь свой вес, ударил ногой в прыжке по двери, влетев вместе с ней в квартиру. Дверь была выломана вместе с косяком, вырвав кусок старой стены.
Из квартиры вырвалась дикая вонь, Андре и Алекс зажали нос рукавами, начиная задыхаться. Тоби встал и увидел впереди себя подвешенный к крюку люстры уже начавший разлагаться труп мужчины. Тоби не дышал, не желая вдохнуть трупных газов. Он подошел ближе и увидел на груди мужчины белый листок бумаги, на котором было написано по-русски: «Мне не может быть прощения!». Написано было ручкой, было видно, что рука человека в этот момент дрожала. Тоби не понял, что написано и сделал снимок, поспешно удаляясь из квартиры в подъезд на улицу, кубарем летя по лестнице. Только снаружи он позволил себе сделать глубокий вдох.
– Вот так да, – покачал головой Алекс, – говоря по-чешски.
– Что здесь написано? – спросил Тоби, показывая фотографию. – Это по-чешски?
– Нет, это по-русски, – ответил Алекс. – Здесь написано, что ему нет прощения, что он не имеет права на прощение, вроде так.
Андре взял телефон Тоби и долго всматривался в фото.
– Вы думаете, что это сделали русские? – спросил Алекс.
– Даже если и так, они имели на это право, – ответил ему Андре.
– Я скажу, но не как полицейский, – сказал Алекс. – Вы правы, Андре, я тоже так думаю. Но это немыслимо для нашего города и нашей страны.
– И для нашей тоже, но, возможно, это лучший из исходов.
– Это опасные слова, Андре, нас за такое по голове не погладят.
– Так мы не будем их говорить никому, – сказал Тоби, – наряд вызвали?
– Конечно, уже едет, еще полчасика, – ухмыльнулся Алекс. – Обед, сами понимаете.
На следующий день, сидя в поезде, Андре в уме сопоставлял факты и события, так стремительно нахлынувшие на них в последние дни. Чем дальше они пытались распутать это дело, тем больше ему казалось, что это в итоге кончится ничем. Напротив него сидел измученный вчерашней попойкой Тоби, решивший перепить Алекса, может это стоило сделать и Андре, сидел бы и спал в кресле, и ни о чем не думал.
Алекс оказался веселым парнем, алкоголь расшевелил его, заставляя и их забыть про повешенное тело, про нестерпимый запах, оставшийся даже после стирки в отеле на их одежде. Этот запах был неистребим, но окружающие его не чувствовали, он был лишь в голове у Андре, решившего по приезду выбросить все вещи на помойку. Отчет по трупу господина Новака обещали не раньше, чем через неделю, Алекс же добавил, что вернее будет недели через две. Беглый осмотр квартиры показал, что дверь не была взломана, не считая удара Тоби, все замки были целы, без видимых царапин.
«Убийца и жертва были знакомы, возможно, что убийца имел свои ключи», – стал по инерции думать Андре, входя в это дело, но вовремя себя остановил. Это не их дело, и вести его будут другие люди, им достаточно отчета или пояснительной записки.
Андре встал и убрал в дорожную сумку свою записную книжку, сел обратно за стол и углубился в чтение газеты. Строки прыгали перед глазами, норовя вернуть его мысли обратно к убийству господина Новака, но взгляд выхватил короткую заметку, рассказывающую про выявление национальной нетерпимости по отношению к эмигрантам из России в средней школе. Он очень удивился, не веря глазам, сверился с датой, все так и было, суббота, газета была абсолютно свежая. Неужели его разбирательство возымело такую силу? Нет, тут что-то не то. Он углубился в чтение. В статье говорилось, что по заявлению группы родителей в средней школе началось разбирательство среди административного и учительского состава за допущение травли учениками другого ученика из-за его национальной принадлежности. Журналист специально уходил от имен и точных наименований школы и улицы, но Андре было понятно, что это пишут про них, про Аню. Дочитав до конца, он несколько раз перечитал и только обратил внимание, что подписи не было. Так обычно поступали, когда статья была написана автором, не включенным в штат редакции. Он ухмыльнулся и набрал Амалию.
– Привет, Андре, – она ответила сразу, скорее всего телефон лежал рядом. Голос у нее был уставший, говорила она медленно. – Ты уже домой едешь?
– Да, мы едем домой. Тоби спит, он вчера сражался, теперь отдыхает.
– Да, я знаю, – зевнула она – он меня вечера завалил сообщениями, такой смешной, когда выпьет.
– Рад, что тебя это веселит. Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Я? Да особо нет. Сижу над следующей статьей, нужна твоя здравая мысль, а то у меня одни эмоции выливаются, я же не роман пишу.
– Так может стоит подумать о романе? Неплохая, кстати, мысль.
– Я пока не готова к этому. Ты же вечером приедешь, посмотрим статью, хорошо?
– Да, конечно. У меня тут на столе газета лежит, там есть небольшая заметка про Аню. Ты ничего не знаешь об этом?
– А, ты про это, – она долго зевала в трубку, не в силах побороть желание лечь поспать. – Я же тебе писала, меня отец Марии-Луизы попросил написать заметку об этом деле, а он отдал ее своему приятелю в издательстве. Он такую шумиху поднял. Они пытались тебе позвонить, ты был недоступен.
– Возможно, пару часов не было связи. А где Аня?
– Она поехала с Марией-Луизой и ее мамой в зоопарк. Ты что, ничего не читаешь? Она же тебе писала.
– Я забыл, наверное, вчера было как-то не до этого.
– А что случилось? Вы нашли кого-то? – Амалия проснулась, голос ее стал вновь бодрым и напряженным, как хвост у гончей, почуявшей след.
– Я тебе расскажу, но не сейчас.
– А, ну ладно. Ты позвони родителям Марии-Луизы, они хотели с тобой поговорить.
– А о чем?
– Ну, я тебе, конечно, не должна говорить, но они хотят переводить свою дочь в частную школу у себя в районе и приглашают Аню тоже перейти туда.
– Хм, может быть, – Андре покрутил усы, нахмурив лоб. – Я и сам думал, куда Аню переводить, в этой школе она учиться больше не сможет. А они пошли на опережение, какие молодцы.
– Вот и они также сказали, ее папа приезжал поговорить с Аней. Мне он понравился, рассудительный.
– Ну еще бы, он уголовный адвокат, тебе было бы неплохо с ним познакомиться, он может тебе материал подбрасывать иногда.
– А я уже с ним познакомилась, адвокат Фальк Бретшнайдер, у меня его визитка есть. Мы с ним хорошо поговорили, он пригласил меня на следующей неделе на одно слушание, может и выгорит материал. Правда он такой хитрый, прямо ничего не скажет, надо самой догадываться, прямо как ты!
– Ну а ты хотела, чтобы все было уже готовое? Надо работать самой, своей головой.
– Да знаю я, но хочется же и полениться. Признайся, тебе же тоже хочется?
– Хочется, иногда, но не получается, – Андре взглянул на проснувшегося Тоби, хлопавшего глазами напротив. – Я тебе сейчас дам одного лентяя, поговори с ним.
Он отдал трубку Тоби и стал наблюдать, как меняется его лицо при разговоре с Амалией от восторженно радостного до извиняющегося и гневного, а потом вновь восторженного. Наблюдая за ним, Андре медленно освобождал голову от мыслей, начиная больше думать о дочери и новой школе. Эта идея все больше радовала его, пускай это и слегка ужмет их бюджет, это-то его как раз волновало в меньшей степени. Вспомнилась Катя, мама Ани, память высветила в нем только хорошие моменты, наполняя сердце приятной теплотой и силой.
8.
Москва, площадь Белорусского вокзала
Неделю горел костер, неделю дежурили возле него люди, сменяя друг друга, уходя на работу и снова возвращаясь, площадь будто дышала, впуская и выпуская из себя народные массы. По периметру стихийной демонстрации выстроили палатки с бесплатным чаем, стояли стройные ряды синих и зеленых кабинок, помогая собравшимся не потерять связь с цивилизацией. Вечером из магазинов и ресторанов, даже с маленьких кафе привозили то, что не удалось продать или истекал срок годности. Еду и воду раздавали волонтеры от различных организаций, рядом стояли и непримиримые политические противники, бросившие бесполезные попытки возглавить протест. А его уже не было, вопрос, требование – все сменилось молчанием, звенящим сильнее в ушах собравшихся.
СМИ запутались в собственном вранье, перехватывая у конкурентов новости, наполняя своим бесполезными оценками, комментариями. Когда люди замолчали, все разом решили, что вот он, перелом,
