пятиэтажными панельными домами. Время было ранее, многие были на работе, дети в школе, и поэтому их приезд остался незамеченным. Герр Шварц выбежал из машины, лицо его покраснело, видимо стал выходить выпитый алкоголь. Он нетерпеливо ждал, пока Андре и Тоби выйдут из машины, осмотрятся. Во всей этой спешке он не обратил внимания, что на соседнем парковочном месте стояла незаметная машина. Тоби подошел к ней, сомнений не было, он уже видел ее на кладбище, возможно, она принадлежала одной из матерей погибших ребят.
– Ну чего вы копаетесь – заворчал Герр Шварц.
– Скажите, вам знакома эта машина? – спросил Тоби, указывая на старенькую «Джетту».
– Подождите-ка, – Герр Шварц подошел к ней и удовлетворенно кивнул. – Это машина фрау Кох, матери Гарри.
– Скорее всего, – задумчиво произнес Андре. – Они все здесь и ждут нас.
– Вы думаете? – удивился герр Шварц. – А давайте-ка проверим, может поспорим?
– Нет, не хочется мне спорить, – покачал головой Андре. – И арестовывать их тоже не хочется.
– А вам и не придется, это дело нашей юрисдикции, – ответил ему герр Шварц. – Так что не переживайте зря.
– А они все здесь живут? – спросил Тоби.
– Да, фрау Кох в том доме, – герр Шварц махнул рукой влево. – А фрау Шнайдер там же, но в другом подъезде. Что вы хотите, деревня. Ну что, идем?
Они вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Дверь в квартиру была полуоткрыта, а из нее раздавалась нестройная песня под гитару, пели три голоса, сбиваясь, смеясь, но было слышно, что они старались. Запись кончилась, и ее включили снова. Они вошли в квартиру, герр Шварц предварительно постучал, но не стал ждать ответа.
На кухне сидели три женщины, на столе стояла пустая бутылка водки, а к стене был прислонен планшет, где и крутилась эта песня. Женщины не обратили внимания на вошедших, фрау Кох, когда песня умолкла, включила ее еще раз и потянулась к бутылке, но фрау Шеффер остановила ее.
– Тебе хватит, Эльза, – сказала она и посмотрела на вошедших. – Это наши мальчики поют. Пять лет назад, на дне рождении Микки. Вы знаете, а ведь больше ничего не осталось, только их странички в facebook, но там не они, это их образ, а здесь они живые. Посмотрите, посмотрите.
Андре подошел к ним и взглянул на экран. Трое парней сидели рядом, один неуверенно держал гитару. Камера подрагивала, руки оператора тряслись от еле сдерживаемого смеха, пробивавшегося высокими взвизгами.
– Это Йозеф играет, – сказала Фрау Шефер. – А справа Микки, слева Гарри. Правда, они похожи, как братья?
– Да, сходство есть, – согласился Андре, еще до этого, разбирая дело, ему казалось, что они братья.
– Это Бриджит снимала, она была тогда подругой Гарри, – сказала фрау Шнайдер. – Потом у них что-то разладилось, а сейчас я думаю, что это к лучшему. Она так плакала на похоронах, хорошая девочка.
– Понятно, – сказал Андре.
– Вы, наверное, нашли господина Осснера, – улыбнулась фрау Шеффер, в ее глазах зажегся довольный огонек.
– Все верно, – ответил Андре, герр Шварц стоял рядом и просто наблюдал, давая ему возможность поговорить с подозреваемыми; полицейский, стоявший в дверном проеме, нервно щупал свою кобуру, не понимая, что они тут делают.
– Вы знаете, после того, как мы получили запрос на эксгумацию, это было… – фрау Шеффер задумалась.
– Это было почти две недели назад, – ответил ей Андре.
– Верно, две недели, – повторила она и погрустнела, – а я так и не чувствую время, понимаете? Время остановилось, его нет, понимаете меня?
Она взволновано посмотрела ему в глаза, увидев в них понимание и искренне сочувствие. Андре отлично ее понимал, с трудом вырывая себя из этой трясины после убийства Кати… ради Ани, ведь он обещал ей. Фрау Шеффер успокоилась и улыбнулась ему.
– Вы тоже теряли близкого человека, я это вижу. Я все расскажу, во всем виновата я, они ни при чем.
– Ну уж нет! – хлопнула кулаком по столу фрау Кох, блестя пьяными глазами. – Мы все вместе – и за все ответим вместе! Не слушайте ее!
– Да, не слушайте ее, мы все сделали вместе! – подтвердила фрау Шнайдер.
– Мы разберемся, не переживайте, – ответил им герр Шварц.
– Вы разберетесь, – усмехнулась фрау Шеффер. – Как вас зовут?
Она дотронулась рукой до Андре, полицейский дернулся, но Тоби положил ему руку на плечо, останавливая его движение.
– Андре Шонер.
– Андре, можно я буду вас так называть? – спросила она, он кивнул в ответ. – Так вот, Андре, я, как только, получила эту бумажку, сразу позвонила вот им. Мы же теперь одна семья, думали даже съехаться, теперь точно съедемся.
Она засмеялась, фау Кох истерично хохотнула.
– Мы целый вечер читали эту бумажку и не могли понять. А потом, будто бы осенило. Как вспышка, раз и все, – продолжила фрау Шеффер.
– Да, нас же господин Осснер уговаривал кремировать, сам! – перебила ее фрау Кох.
– Я бумаги, конечно же, сразу подписала. Мы пошли, отдали их в участок, а потом поехали к нему, – продолжила фрау Шеффер, после недолгого молчания. – Он не ждал нас, а может и ждал. Сложно сказать, он был мертвецки пьян. Мы его спрашивали, почему так, что они хотят найти, а внутри у нас росла уверенность, что это он виноват во всем, во всем… деньги, разве они этого стоят? Не хочу вдаваться в подробности, вы же сами все видели. Знайте одно, я ни о чем не раскаиваюсь. Они, эти храбрые женщины, не трогали его. Это я разделала его, как свинью, жалко, что он почти ничего не чувствовал, как мне бы этого хотелось!
Андре увидел в ее глазах холодный стальной огонь настоящего убийцы, который не ждет снисхождении, который уверен в своем поступке и сделает это снова, если понадобится. Он уже видел подобный взгляд, но это были уголовники, не признающие жизнь человека, но было и у нее с ними что-то общее, она тоже больше не признавала права на жизнь другого человека.
– Он нам все рассказал, все. Я думаю, что многое, вы уже знаете, или догадываетесь. Сейчас я не смогу все изложить, слишком много выпила, извините.
– Почему вы не обратились в полицию? – спросил Андре.
– Зачем? Чтобы они его посадили? Нет, я хотела его сама раскроить, как свинью, больше он не стоит. Девочки привезли его деньги, он же их хотел, пусть забирает с собой. Вот и все, а остальное – это ваша работа. Я больше ничего не скажу.
Она резко встала и протянула ему руки, – надевайте ваши наручники, я готова. У входа стоит моя сумка, можете ее проверить, – сказала она.
Остальные женщины тоже вскочили и встали рядом с ней, полные решимости пойти вместе.
– Забирайте, – вздохнул герр Шварц, кивая полицейским.
Пока полицейские надевали наручники и выводили женщин, Андре и Тоби стояли на месте, осторожно осматривая квартиру, будто бы боясь что-нибудь в ней сломать взглядом. Чистая уютная кухня со старомодными занавесками, неновый гарнитур, чистый пол и больше ничего. Взгляд боялся наткнуться на подобие иконостаса, часто создаваемого безутешными родителями, но в комнатах все было обыкновенно, даже комната сына выглядела непринужденно, ожидая своего хозяина в любую минуту. Вся эта обыкновенность колола глаза.
– Я пришлю вам показания, – сказал герр Шварц.
– Хорошо, – хрипло ответил Андре. – Я думаю, что нам пора.
– Да, и мне, пора, – закивал герр Шварц.
Они быстро вышли из квартиры, аккуратно закрыв дверь. Внизу Андре с Тоби коротко попрощались с герром Шварцем, оставшимся ожидать очередную группу, и поехали домой.
Они молчали всю дорогу, впечатлений за день было достаточно, и никто не хотел ничего говорить. Собственно говорить и было не о чем. Через несколько дней у них намечалась командировка в Чехию, фрау Комиссар одобрила ее, даже ни разу не спросив, на какой счет ей придется повесить эти расходы, но теперь Андре не видел особой необходимости в ней, хотя и понимал, что это все минутная слабость, ее надо просто переждать, перебороть.
Дома уже была Аня. Она не ожидала увидеть Андре в это время и сильно разволновалась, что-то буркнув ему в ответ, и убежала в свою комнату.
Пока он мыл руки, до уха его долетели приглушенные всхлипы. Он вытер руки полотенцем и подошел к двери дочери, тихо постучав три раза, их условленный стук в детстве.
– Не входи! – сквозь всхлипы выдохнула Аня.
– Аня, что случилось? Я вхожу, – он медленно приоткрыл дверь.
Аня сидела на кровати, поджав ноги и упершись головой в колени.
– Что случилось? – он сел рядом с ней.
– Ничего, – прошептала она.
– Нет, что-то случилось, говори.
– Я больше в школу не пойду! – она с вызовом посмотрела на него. – Не пойду!
– Так, это я понял. А почему?
– Потому, что я русская! – выкрикнула она и вскочила с кровати, убежав на кухню.
Он вышел за ней и нашел ее у холодильника, жадно пьющую сок из бутылки.
– Они обвиняют меня, что это я хочу их всех убить! Я же русская! Говорят, чтобы я убиралась обратно к себе! Говорят, что я хочу их смерти, что я убийца! – вскричала она, бутылка выскочила из ее рук, Андре еле успел подхватить ее у пола.
– Кто это говорит? – спокойно спросил он, а у самого внутри все кипело от злости.
– Все! Все говорят! А учителя их не останавливают, они с ними заодно! Понимаешь, заодно!
– Понятно, но это же дети, им как сказали, так они и повторяют.
– Но сказали им это их родители! Понимаешь?! – Она сильно схватилась за его руку, бессознательно терзая острыми ногтями, а потом прижалась к нему и заплакала. – Папа, что делать? Нам опять придется уехать?
– Нет, не придется, – ответил он, но голос его дрогнул, а руки еле заметно задрожали.
В квартиру вошла Амалия, шелестя пакетами.
– А вот и я! – радостно сказала она, но, увидев плачущую Аню и сгорбленного от злости Андре, осеклась. – А что случилось.
– Аня, побудь пока с Амалией, я скоро вернусь, – сказал Андре и подвел ее к Амалии.
– Ты куда, папа? – забеспокоилась Аня. – Не надо, не надо, папа!
– Не беспокойся, я только поговорю, – Андре накинул куртку и схватил ключи от машины. – Амалия, не выпускай ее!
Он выбежал за дверь, с силой захлопнув ее.
Мария-Луиза вернулась домой после школы. Ее дом находился в другой стороне города в дорогом районе с малоэтажной застройкой. Дома была мама, она вычесывала на улице их мокрого пса, нахватавшего прошлогодних колючек с кустов после прогулки в небольшом лесу, расположенном в паре километров от их таунхаусов.
– О, уже вернулась, – помахала ей рукой мама. – А мы с Тедом только-только погуляли, смотри, какой он грязный вернулся. Он меня умотал, ничего, что мы тебя не дождались?
– Все нормально, – ответила Мария-Луиза.
Девочка была отдаленно похожа на свою маму, в большей степени она пошла в отца. Она была невысокой, относительно ее подруги Ани, с черными волосами, пышными кудрями, спадающими по ее плечам и не терпящие никаких заколок или других средств стеснения, большие карие глаза, мамины глаза, смотрели почти всегда восторженно и удивленно. Но сегодня она была нахмурена, а в глазах лежала печать тягостного раздумья, если это можно было сказать про девочку ее возраста.
– Ты чего такая грустная? В школе что-то случилось? – мама подошла к ней и поправила шапку, норовившую сползти с пышных волос.
– Да надоело просто, – в сердцах воскликнула Мари-Луиза.
– Так-так, – улыбнулась мама. – Но вряд ли случилось что-то непоправимое, верно?
– Нет, случилось, – передразнила ее Мария-Луиза и подошла к веселому псу. – В понедельник возьму с собой Теда, пускай он
