СОРНЯКИ

одного человека. Короче! Денни, ты не видел Поля?!
- Тьфу, напугала! – воскликнул Денни.
- Я ищу его третий день!
- Ты меня удивляешь. Красивая, умная девчонка, на тебя засматриваются все парни, а тут какой-то Поль! Стоит ли он такого внимания?
- Денни, ты не ответил.
- Видел я твоего сумасшедшего.
- Когда?
- Позавчера.
- Конкретнее?!
- Ближе к вечеру. Он несся, как оголтелый по урбанизации, не замечая никого. Налетел на меня. Взгляд его был дикий, безумный. Твой Поль просто псих. Наконец, он меня заметил и спросил. Знаешь, что он спросил?
- Что?!
- Где можно достать краски!
- Какие краски?
- Масляные. Еще ему была нужна гуашь. Тогда я поинтересовался - это он так за красками носится, едва не сбивая людей. Он ответил, что краски ему нужны срочно.
- Боже мой! “Луна и грош”. Конечно! – воскликнула Аврора.
- Что?
- Последняя книга, которую он читал, была “Луна и грош”!
- Извини, я ни черта не понимаю!
- Он ее дочитал!
- Понятно. Теперь у нас два психа. Болезнь оказалась заразной. После Моэма нужно метаться по городу в поисках красок?
- Ты ничего не понимаешь! Нужно!
- Ты хочешь сказать, что после прочтения Маугли мы должны бежать в леса и жить на ветках, а после Достоевского носиться с топором по городу и убивать старушек?
- Да!
- Что?!
- Денни, милый, не сейчас. Что ты ему ответил?
- Не только ответил, даже отвел этого ненормального в изостудию, где сдал с рук на руки твоей учительнице по живописи.
- И все?
- А что еще?
- Ты оставил его там?
- Нужно было его связать?
- Спасибо! – она бросилась к Денни на шею, чмокнула в щеку и побежала прочь.
- Тебя проводить? – крикнул он вдогонку.
- Нет!
- Опять на лекции не пойдешь?
- Не пойду!
- Точно психи, иначе не назовешь, - пробормотал Денни.
Через пару минут Аврора влетела в помещение, где проходили уроки рисования. В небольшом зале находились всего два ученика. Обычно люди приходили сюда по вечерам, чтобы провести время за любимым хобби. Повсюду были расставлены мольберты, на стенах висели картины. И не какие-нибудь. Оригиналы! Шедевры! Многие были привезены из Лувра! Из лучших музеев Европы! Но сейчас Аврору это меньше всего интересовало. Она увидела свою учительницу и с порога бросилась к ней.
- Мадам Люси, вы мне не поможете?
- Конечно, девочка. Что у тебя случилось? Кстати, я тебя совсем потеряла, ты больше двух месяцев не появлялась.
- Ох! Извините! Хотела вас спросить. Денни позавчера привел к вам одного молодого человека. Зовут его Поль. Вы случайно не знаете…
- Ах, молодого человека! Понятно, почему столько времени мы не занимаемся живописью. Значит, Поль? – и она улыбнулась. Мадам Люси была замечательной женщиной. Она с такой любовью, терпением и вниманием учила всех желающих, так трепетно возилась с каждым учеником, что не любить ее было невозможно. Кроме того обладала прекрасным чувством юмора и тактом. Было ей немногим более за сорок, и она прекрасно понимала этих парней и девчонок, которые приходили сюда. Поэтому отношения с ней складывались доверительные.
- Да, Поль, - вздохнула Аврора. – Вы не знаете, куда он мог от вас уйти? Я ищу его уже третий день.
- Так-так. Значит, Поль, - снова улыбнулась женщина. – А никого искать не нужно. Твой Поль здесь.
- Как? До сих пор? Где он?
- Вон в той студии.
- Там мастерская для профессионалов! – изумилась Аврора. Но, тут же сорвалась с места и бросилась к противоположной стене, где виднелась закрытая дверь. Мадам Люси ее остановила.
- Постой! Тише, девочка, тише. Подожди. Мне нужно тебе кое-что сказать.
Аврора остановилась.
- Что с ним? – в испуге спросила она.
- Страшного ничего. Только он… спит.
- Спит?
- Позавчера ко мне привели твоего странного друга. С порога он заявил, что ему срочно нужны краски. Я дала ему все необходимое. Предложила на выбор кисти, на которые он странно посмотрел. Тогда я спросила – нужны ли ему начальные уроки? Он ответил… Сейчас вспомню… “Столько аватарок нацарапал – мало не покажется”. Тут я поняла, что передо мной профессионал и мастер своего дела. Прикрепила ему на мольберт холст, открыла коробку с тюбиками. Он с интересом начал их открывать, выдавливать. Я набралась смелости и немного ему помогла. Показала, как смешивать, как добиваться полутонов. Он внимательно с поразительным интересом за всем наблюдал и молчал. Казалось, что он все знает, в то же время закрадывалась мысль, что видит эти предметы впервые. Тогда я спросила, какую он предпочитает кисть?… Тут, Аврора, произошло нечто любопытное. Он взял одну, самую большую, повертел ее в руках, схватил, как держат нож или молоток, ткнул в палитру, где мы развели краски, зачерпнул от души, словно набрал полную ложку сметаны, размахнулся и со всего маху ляпнул на холст. Как ты понимаешь, получилось несуразное, грязненькое пятно. Я ничего не поняла, но промолчала. Тогда твой Поль на два шага отбежал, уставился на свое творение и захохотал. Вонзился взглядом в полотно, потом вернул мне кисть, произнеся странную фразу: “Это тут ващще не катит”. Говорил он что-то еще, к сожалению, я не все запомнила, а записать не успела. Твой друг изъяснялся так изысканно. Могу воспроизвести лишь некоторые из его замечательных реплик. Вернув мне кисть, он заявил: “Зашибись! Сейчас будет мазилово полный отстой - мало не покажется”. Я не успела ничего ответить, как он продолжил: “Не боись, мамка, хижину не спалю”. Причем здесь хижина, я не поняла.
- Это он прочитал “Луна и грош”, - прошептала Аврора.
- Ага. Ага. Понятно, - прошептала мадам Люси. - А потом он добавил: “Сейчас замутим – будет экстаз, финиш полный, по самое не горюй”.
- Поль иногда использует некоторые фразеологические обороты, - пояснила девушка.
- Я так и поняла. А дальше началось само интересное.
- Что? Что началось?
- Сейчас я тебе все покажу. Только тише.
Мадам Люси аккуратно открыла дверь маленькой студии, где обычно работали мастера. Таких комнат здесь было несколько, не каждый удостаивался подобной чести. Поля сюда почему-то впустили. Аврора вошла в помещение, где стоял полумрак, чья-то заботливая рука зашторила занавески, а в дальнем углу она увидела Поля, который мирно спал на диванчике.
Слава богу! Он здесь! Она его нашла!
И вслух произнесла:
-  Все это время Поль провел здесь?
- Да.
- Он что-то ел?
- И не собирался. Пришлось приносить ему еду сюда.
- Это на него похоже.
- Дело не в еде, девочка. Взгляни, - и мадам Люси подвела ее к полотнам, которые, по-видимому, были закончены, поскольку ни одного свободного места, не покрытого краской, на них не было. Учительница живописи встала перед одной из них, и долго не отрываясь, смотрела. Аврора последовала ее примеру. То, что она увидела, не укладывалось в голове…
- Но, это же мазня! – наконец, в ужасе вымолвила она. – Страшная мазня.
- Ты права в буквальном смысле этого слова, потому что делает он ЭТО руками. То есть пальцами. Кисти у него… “не прокатывают”. Видимо в 25-й давно разучились или не умеют вовсе держать обыкновенную ручку или карандаш, тем более кисть, а стучат по клавиатуре. Теперь иди сюда.
Мадам Люси, взяв девушку под локоть, отвела ее на два шага от картины. Аврора снова присмотрелась. Только что, стоя перед полотном, она наблюдала дикое нагромождение красок, нанесенных непонятной техникой. Местами они выступали, словно автор лепил скульптуру. Цвета перемешивались, превращаясь в немыслимый узор - бессмысленный и отталкивающий. Теперь восприятие невероятным образом изменилось, появилась картинка, сюжет. Перед Авророй в солнечном дне, на маленькой площади возвышался Храм. Был он настолько очевиден, угадывался в каждом штрихе этой, казалось бы, немыслимой мазни, в каждом следе, оставленным рукой новоявленного художника. От картины исходила энергия. Полотно притягивало, притягивало солнце, которое отбрасывало длинную тень на мостовую. В картине был смысл, была композиция - все то, чему ее учили, и что удается далеко не каждому, занимающемуся живописью. Здесь была атмосфера, аромат, мысль.
- Теперь иди сюда, - прошептала мадам Люси и опять подвела девушку вплотную к картине. Аврора молча повиновалась. Перед ней снова находилась мазня, но все каким-то чудом изменилось. В этот миг она словно находилась на нарисованной площади, только не видела ее, Храм тоже был не виден, но удивительная атмосфера сохранилась. Аврора чувствовала, что сама стала частью картины, была ее элементом, действующим лицом. Странный художник тоже нанес ее пальцами на бездушное полотно, и оно ожило. Уже казалось, что стоит сделать лишь несколько шагов и выйти из тени, как она услышит звон колоколов, почувствует легкий ветерок, ощутит лучи палящего солнца. Аврора ничего не понимала.
- У мальчика редкий Дар, - прошептала мадам Люси. – Я показала кое-кому его работы. У экспертов не нашлось слов. Такой техники раньше не было. Вернее, техника руками, конечно же, была. Что только не творили или вытворяли в старину, стоя у холста. Здесь совсем другое. Это новое направление в живописи, и я не шучу. Скажу больше - повторить эту технику невозможно. Мне кажется, автор сам не сможет ее объяснить.
Аврора стала разглядывать другие полотна. На одном была изображена внутренность Храма с иконами, на втором - улицы города с сожженными домами, выбитыми стеклами, с камерами на крышах. Еще на одной - стадион, где на поле между высокими деревьями люди играли в футбол. Следующая работа – большая площадь, а на ней огромная гора… книг. Несколько человек с разных сторон эту гору поджигали факелами, похожими на те, что были еще во времена гладиаторов, Спартака. И везде присутствовала обязательная деталь – солнце. Оно сияло на всех картинах, освещало и огонь, и разруху, и Храмы. Лишь на последнее полотно солнце не пригласили. Здесь не было улиц и площадей, не было открытого пространства. Все было камерно. Было просто. Но простота эта поражала. Были только глаза, которые чудесным взором смотрели с холста. Техника была иной. Без тонкой кисти, одними пальцами сложно передать крошечные детали отточенного рисунка, но художнику это удалось. Глаза были женскими. Были знакомыми, они улыбались, светились. Наверное, поэтому солнце здесь было не нужно. Нет, не светились. Они источали свет, притягивали, и оторвать от этих глаз свои глаза Аврора долго не могла. Замерла, стояла, смотрела, словно в отражение. Так Поль придумал и нарисовал ее. Без изящных рук, тонкой талии, без маленькой девичьей груди, стройных ног. Без декора и сюжета. Без солнца. Только глаза и удивительный свет, сияющий из глубины души.
- Он умеет рисовать душу, - прошептала мадам Люси. Она стояла от картин в некотором отдалении и с восторгом на них взирала. Наконец, пробормотала:
- Вот что я тебе скажу, девочка. Насколько я хорошо разбираюсь в живописи, насколько скрупулезно изучила мировое наследие за многие столетия… Это… У меня нет слов… Отстой! Замутил, так замутил. По самое мама не горюй, мало не покажется. Осмелюсь добавить от себя – мазилово просто пипец! – в запале шептала она. – Рембрандт отдыхает.
Послышался скрип кушетки и рядом появился Поль. Он был озадачен, был растерян, казалось, не понимал, что здесь происходит, где он находится.
- Я уснул? – пробормотал он.
- До этого ты не спал двое суток, - ответила мадам Люси. Поль посмотрел на Аврору, кивнул ей и перевел взгляд на полотна:
- Порисовал тут