мироздания».
Одарис озадачился: мудрецом он себя не считал. Настоятель разъяснил парадокс.
- Знаете многоуважаемый гость, как тяжело высекать искры свежих мыслей, если тебе никто не возражает. А кому в монастыре придет в голову возражать мне? Да я и сам того не допущу.
- А-а, - понял Одарис. - Вы в том смысле, что «истина рождается в споре»?
- Примерно так, хотя у нас, на Восходе, этот постулат никогда не был в моде.
- В монархических домах тоже, - поддакнул Одарис.
- Если вы хотите получить дополнительные познания, советую обратиться к нашему Хранителю библиотеки. Он по положению знаток известной части мудрости. Его келья вторая от меня, если повернуть на выходе направо.
- Я так и поступлю, - с благодарностью отвечал Одарис.
До обеда оставалось еще некоторое время, и Одарис с легким сердцем постучал в нужную ему дверь.
Хранителем оказался бодрый старичок. Он сидел перед жаровней, с уже знакомым травяным запахом и смаковал чай из маленькой расписной чашки. Почтительно поприветствовав хранителя мудрости, Одарис честно признался:
- Я не дурак, хотя и не умный, оттого хотелось бы узнать чего-нибудь умное, и по увесистей.
- Охотно сообщим, - согласился Хранитель. – Принцип у нас прост и нарочито гуманен: человек не обязан испытывать разумом то, что превышает возможности его познания и потому должен принимать оное за веру. Вот мы сидим в данной обители и лелеем веру. А это требует времени, много времени. Ибо, если мы начнете молиться и на вас, предположим, прыгнет блоха, то вскоре вы забросите размышления о вечном и начнете решать вопрос мимолетности. Он для вас будет главным, а вечность подождет, на то она и вечность. Вот мы и уединяемся в таких местах, чтобы блохи повседневности как можно меньше доставали нас. Если же говорить конкретно, то мы проповедуем три великих принципа: познай себя; познай мир; познай свое место в мире. Правда, красиво?
- И? – напрягся Одарис.
Настоятель почесал подбородок.
- Что дальше?… А кто его знает. Дальше, как получится.
- Так может не забивать себе голову?
- Как вы, молодежь, не любите забивать себе голову… Посмотри на все это…
Старейшина обвел рукой округ себя. Одарис посмотрел вослед. Стены обители были украшены картинами и статуями, полки уставлены книгами и научными приборами, потолок расписан знаками зодиака.
- Ничего этого бы не было, если б не имелись желающие забивать себе голову. Я расскажу одну быль.
Любопытный ученик
Жил-был любознательный ученик. Ему было мало тех знаний, что преподносили ему учителя. Он хотел познать сразу корни всего сущего. Но учителя не могли ответить на его вопросы. Тогда он пошел в горы, где по слухам жили семь мудрецов, познавших суть мироздания. Он плутал в горах несколько месяцев, продрог, изголодался, но нашел хижины отшельников. Все они были заняты своими размышлениями и согласились ответить только на один его вопрос. Ученик подумал и спросил о том, что занимало его больше всего.
- Что было в Начале Начал? – спросил ученик.
- В начале было Дело, - сказал первый мудрец.
- В начале было Слово, - сказал второй мудрец.
- В начале была Идея, - сказал третий мудрец.
- В начале была Мысль, - сказал четвертый мудрец.
- В начале было Желание, - сказал пятый мудрец.
- В начале было Чувство, - сказал шестой мудрец.
- В начале было Одиночество, - сказал седьмой мудрец.
И ученик понял: культура создается по этим ступеням, потому что мы – одиноки и хотим создать мир, где нам были бы рады.
Тут раздались мерные удары колокола. Это наступило время обеда, и Одарис отправился в свою келью, где на столе его ждали тарелки с едой.
Забрать их после трапезы пришел сам повар.
- Я уже много лет не видел людей из внешнего мира, – сказал он, после взаимных приветствий. – Что привело Вас в нашу обитель?
- Закономерная случайность. Я шел за одним и, естественным образом, как теперь понимаю, набрел на совершенно другое, мною непредусмотренное.
- Вы правильно мыслите, - одобрил повар, усаживаясь прямо на пол. – Я вот тоже не думал, что стану поваром. Я не любитель есть сам, но люблю кормить других. В том числе словом…
- Если бы вы не были монахом, то я порекомендовал вам знакомого мне султана. Он любит есть и вести глубокие беседы.
- Идеальный вариант, - согласился повар. – Но я уже был поваром у этого султана. Когда он прислал мне шнурок с предложением повеситься, я малодушно сбежал…
У Одарис перехватило дыхание.
- Надеюсь, это было давно?
- Давно, - кивнул служитель плиты, - очень давно. Не помню уже, когда именно.
- Печальная история.
- Печальнее то, что, взирая на умственные потуги при дворе султана, я разочаровался в этом деле. У султана время от времени появлялись люди, объявляющие себя чем-то вроде пророков.
(Одарис удивленно поднял бровь.)
- Дэйв их знает, откуда они берутся именно во владениях султана. При мне один такой по имени Фатилис не только объявился, но и достиг известных высот величия – был принят самим правителем и имел с ним продолжительную беседу не известно о чем. И сумел уболтать султана в положительную для себя сторону. После чего от самозванца спасу не стало. Он вещал везде и главное без передышки. К тому ж был очень нудным. Он так надоел своими речами, что ему норовили дать в глаз даже когда он открывал рот, чтобы зевнуть. Пришлось уходить в чужие края. Но и там повторялось то же самое. Он приходил в пещеру к отшельнику и затевал долгий разговор о сущем формальном, скрытом потенциальном и действительном трансцендентальном. Завершалась мирная беседа следующим образом:
- Тебе надо делать выбор, - говорил отшельник.
- Ну, я пошел делать выбор, - отвечал Фатилис.
- Истинно так, иди и делай выбор.
- Я так и поступлю – пойду и сделаю выбор.
- Ты правильно поступишь, когда, наконец, уйдешь отсюда делать свой выбор.
- Да я и сам не хочу задерживаться в этом сыром мешке, когда меня ждет перспектива сделать выбор.
- Вот и мотай отсюда со своим выбором.
- Уже полетел, чтобы всем назло сделать свой выбор.
- Дай уйди же ты, задница этакая.
- Сам дурак.
Поневоле он сделался бродячим философом. Нет добра без худа. Когда сроки его пребывания на одном месте сократились, то дела пошли значительно лучше. Недосказанность оказалась притягательней подробного толкования. Он уходил, а некоторые вопросы оставались неразъясненными. Его ученики вступали в жаркие споры между собой и авторитет Учителя, знающего их разгадку, неизмеримо возрастал. Вдогонку мчались гонцы с просьбой приехать и помочь выяснить невыясненное. Поначалу обрадованный Фатилис мчался обратно. Но…через определенное время ясно видел: ему хотят дать в глаз. И тогда он догадался оставаться на расстоянии, не растрачивая, с одной стороны, свой незыблемый авторитет, а с другой, никому не надоедая своей дотошностью. И превратился в великого умственного авторитета. Появились труды с описанием его многотрудной жизни, многочисленных покушений на его жизнь, но я-то знаю причины сих покушений. И как мне проникнуться уважением к тому, кому так легко надуться мыльным пузырем? Вот я и ушел сюда, чтобы не видеть несовершенства внешнего мира. Тут хорошо. Есть три вида свободы: свобода убивать время, свобода высокого ремесла и свобода высокого досуга. На первое способны все, на второе - половина, на третье – избранные. Я хочу освоить последнее…
- Мне кажется, вам вполне удается и второе, и третье, - поддержал морально Одарис претендента. – Я ем вашу пищу и поражаюсь насколько она вкусна при минимуме затраченного.
Повар благодарно поклонился.
- Спасибо. Я именно к этому и стремлюсь: делать максимум при минимуме. В этом мне пример Настоятель.
- А кто он?
- Начинал, как обычно. Вовремя закончил учиться. Вовремя написал диссертацию с таким ученым названием, что я не рискну воспроизвести. Она была посвящена фазам жизненного пути человека. Он поделил жизнь индивида на молочное детство, конфликтное отрочество, кисельную молодость, недоуменную зрелость, отдохновенную старость и брюзгливую дряхлость. И четко обосновал эти этапы научными дефинициями.
«Надо будет спросить Лотиса, что такое дефиниция», - подумал Одарис.
- Но потом он разом изменился. Наверное достиг стадии недоуменной зрелости. Разуверился в текущей науке и подался сюда – в обитель. Теперь он с нами, а мы с ним.
- Поздравляю с обретением, - поддакнул принц.
Вечером у Одариса состоялся еще один памятный разговор.
Зайдя к Хранителю книг, принц спросил: не слышал ли достопочтенный муж о теории существования Писателей, творящих мир по своему подобию и разумению?
- Ну как же! Это старая почтенная теория.
И Хранитель поведал следующее.
- Рассказывают, что в самых высоких небесных сферах, столь высоких, что нашему уму и гадать бесполезно где это самое находится, каждый замысел Писателя измеряется потенциальной силой. Как только Он начинает творить, то подносится некий приборчик, по которому видно, какой потенциальной энергетической мощью обладает заявленный замысел. По окончании работы данным прибором вновь измеряют: сумел ли Писатель достичь возможного уровня силы или нет. Сумел – его хвалят и поощряют. Не сумел – критикуют. Но бывает особый случай, когда Писатель вырывается за планку и переходит границу плановой мощности. Тогда Его переводят в высший разряд богов – Гениев! Вот кто отрада всех персонажей. Они – настоящие боги! А еще бывает и по-другому. Сказывают, что один Писатель устроил армагеддон своему миру – сжег свое творение. Сгорели заживо все персонажи и даже главный Герой.
- Какой ужас! И ему это сошло с рук?
- Вроде бы, нет. На него пала кара. С тех пор издан противопожарный закон, гласящий: «Рукописи не горят!»
- Вот это правильно.
- Увы. Не все так просто. Скоро выявились недостатки, не предусмотренные законом: произошел демографический взрыв. Число персонажей стало расти с такой угрожающей скоростью, что старым Героям уже не остается места.
- Да, это несправедливо.
Хранитель вздохнул и молвил.
- Остается другое – уединиться в тихой обители, отобрав для себя и братии самое нужное и близкое душе, отгородившись от коловращения и пены суетного. Что мы и сделали…
В монастыре Одарис не только вел разносторонние беседы, но и получил практический урок. Однажды Одарис застал Наставника за странным занятием: он быстро вращал кистями рук, издавая при этом непонятные звуки, что-то вроде: ы-чи-чеи-аис-тро-бин-тун… Одарис решил было, что Наставник занимается гимнастикой. Однако тот остановился и предложил Одарису поучиться вместе с ним приемам белой магии.
- Не боитесь обучить такому пришельца, который затем уйдет во внешний мир? – спросил интеллигентный Одарис, всегда переживающий за других больше, чем за себя.
- Хороший вопрос. Потому и предлагаю, что другой бы его не задал, а поспешил воспользоваться тайным знанием. Я научу вас одному приему, но силы дам на одноразовое применение - на самый ответственный случай в жизни. Вдруг на вас нападут в дороге разбойники… А вот дальше вновь придется полагаться только на себя и случай.
Одарис был доволен предложением и объяснением. А дальше Наставник показал, какие пассы делать рукой, причем
