что делать? - смущённо засмеялся я от такого чудного вопроса. - Водку пить беспробудно, да по наклонной катиться. Покуда в могильную яму не упадёт. У нас в Гусь-Хрустальном такие пустые и неудельные типы спивались и загибались быстро. Родители помирали, которые их поили и кормили пока, - и они следом за ними же шли, самоходом.
- А вот и не угадал, дружок, даже и близко не угадал: ни по какой наклонной Усманов катиться не собирался. Живучий был как бестия, как змея, которую хоть топором поруби - всё равно соберётся и выживет. В него, поразительно ведь, ежедневно плевали и презирали, подтрунивали и подсмеивались сослуживцы, над смрадным у…бком таким, - а он от этого здоровел и крепчал только - представляешь! Общественным “дерьмом” питался - и креп. Ну чем тебе не опарыш?!... Да, водку пил; за один раз много мог выпить, гад. Всё правильно. Хотя и татарин вроде бы, мусульманин, которые якобы вообще не пьют: религия им якобы не дозволяет. А он пил - и дай Бог как! - но исключительно на халяву и за чужой счёт - достаточно редко поэтому. Сам же водку не покупал никогда, и мужиков, товарищей по институту, не угощал, не хмелил ни разу по причине своей исключительной мелочности и жадности. Был из-за этого если и не трезвенником, то малопьющим… По этой же причине и не курил: экономил на куреве, на сигаретах.
- Вообще, Равиль был из тех достаточно редких существ, кто всю жизнь привык обходиться малым. Как йоги те же, или аскеты суровые. Даже и бабы были ему не нужны, представляешь, Вить! Никогда он из-за их отсутствия и невнимания к себе не страдал, что было вообще удивительно. Согласись со мною?! Они его ещё со школы, наверное, презирали и гнали взашей, не считали за человека, за полового партнёра, тем более, - ну и хрен бы с ними, как говорится. Он и это спокойно переносил, занимался всю жизнь рукоблудием, как мы в курилках предполагали. Словно бы чувствовал, паразит, что его баба от него не уйдёт, что сама к нему прибежит и покланяется однажды…
47
- И так оно в точности всё и случилось, знаешь, - что, опять-таки, поразительно и чудно! И только о том говорит, что благоволила к нему Судьба, засранцу этому! В 37 лет родственники действительно привели к нему, всё ещё одинокому москвичу, такую вот иногороднюю бабу - великовозрастную аспирантку МВТУ. Одинокую невзрачную женщину, которой тогда тоже, по слухам, далеко за 30 было, которая в старых девах ходила уже много-много лет и страстно мечтала остаться после аспирантуры в Москве, не хотела возвращаться к себе в Саратов… А для этого требовалось выйти замуж за москвича - только-то и всего. Иного способа не просматривалось у неё, не имевшей столичных связей провинциалки… Вот тут-то ей и пригодился Равиль, какой-никакой, а москвич. Лучше-то всё равно не было… Привели её, значит, к нему в дом, познакомили, честно обоим всё разъяснили: что ни у того, ни у другого больше-де шансов не будет образовать семью, так бобылями, мол, и останутся, если и теперь, к примеру, начнут кочевряжиться и ломаться… Подумали-подумали оба, прикинули варианты, взвесили всё - и решили соединиться с грехом пополам, свадьбу сыграть, начать жить вместе...
- Так вот и заполучил себе этот прыщ недоделанный жену и семью. К 40 годам у него даже родилась дочка. Таких уродов, Вить, кастрировать надо было бы в 15 лет, оскоплять, если по-хорошему-то, по-нормальному, как Чарльз Дарвин и наука евгеника нам советует - чтобы они не давали потомства и не плодили себе подобных двуногих уродцев и гнид, от которых в будущем только вред один и проблемы. Но они, вишь ты, упорно размножаются и плодятся науке и здравому смыслу наперекор. И кто там, на небесах, интересно было б понять, такое варварство и вырождение допускает и поощряет, кто за этим следит? Кто ж его разберёт, кто ответит…
48
- Но ещё до рождения дочери, как я узнал, у него в семье начались проблемы. Жена его Катька оказалась бабою норовистой и волевой, учёной, кандидатом технических наук, из богатой саратовской семьи к тому же, которой и самого-то Равиля, круглого идиота и муд…ка, рядом с собой терпеть было что нож острый, который был ей ни с какого бока не пара. А уж его горластую и прижимистую матушку-татарку она, как рассказывали, прямо-таки на дух не переносила с первого дня, цапалась с ней постоянно в однокомнатной квартире, кухню и туалет с ванной вечно делила…
- Поэтому-то сразу же стало понятно, что надо-де молодым, пока дело разводом не кончилось, из усмановской родовой квартиры съезжать, заводить себе свою собственную. И чтобы ускорить жилищный вопрос, в Москве у нас очень и очень проблемный, молодожёны договорились кооператив купить на деньги Катькиных родителей, что было легче гораздо, чем от государства бесплатную жилплощадь ждать, которую не дождёшься. А Равилю требовалось только в очередь встать, что он, как коренной москвич, быстро и сделал… По закону им полагалась двушка, если даже и готовую уже родиться дочку иметь ввиду. Но ушлый Равиль узнал от наших профкомовских евреев, что он вполне может претендовать и на трёшку, если, к примеру, подсуетится и принесёт справку в кооператив, что он-де является заслуженным изобретателем РСФСР и имеет право на получение от государства дополнительных квадратных метров жилья. Представляешь, Вить, анекдот: бездельник и саботажник Усманов - и изобретатель. Да он за то время, что у нас в НИИ к тому времени отсидел, только одно изобретение сделал - научился от работы ловко и шустро бегать, что начальство догнать его не могло. Вот и всё его изобретение в жизни.
- Но Усманов не был бы Усмановым, если б подобной справки не получил и нужного результата не добился: хватку имел прямо-таки волчью, честное слово, или бульдожью - что один хрен. Услышал про эту лозейку, про дополнительные метры-то, воодушевился ими, прибежал из профкома в отдел - и сразу же к Огородникову в ноги. «Выручай, - заголосил, - Вадим, делай что хочешь, придумывай и ловчи - но справку мне такую выдай. Без неё я от тебя не отстану, мол, так и знай; для меня это, мол, вопрос жизни и смерти»… Словом, схватил покладистого Вадима Александровича “за горло”, бегал за ним каждый день, унижался, ныл, мотал нервы - и получил своё, негодяй. Сдавшийся Огородников, не любивший, когда его долго упрашивали, не умевший давать вымогателям и наглецам отпор, пошёл к начальнику отдела Скворцову Марку Павловичу на приём. И они втроём, подключив ещё и Кирилла, решили “бедного” Усманова облагодетельствовать - задним числом изобретателем сделать, вписать его фамилию в старые изобретения и отчёты. И на основе этого выдать Равилю абсолютно левую справку: на-а-а, сказали устало, возьми, подавись, неси куда хочешь, получай себе лишние метры, паразит, отстань только…
- Таким вот Макаром и стал у нас этот пустоголовый “дятел” “заслуженным изобретателем” - и получил себе лишние метры за то, лишнюю комнату в трёхкомнатной новой квартире на юге Москвы, которую он вскорости для себя и купил на деньги тёщи и тестя. Не на свои - заметь, на чужие. Своих-то у него сроду не было, у такого халявщика и бездельника… А вот жена у него - молодец, золотая, по всему видать, попалась баба, самостоятельная, грамотная и работящая, богатая и пробивная, плюс ко всему, привыкшая всего добиваться своим трудом, не быть пустышкой и захребетницей. Обидно только, что такому вот вонючему “козлу” досталась, жалко и обидно. Так вот проживёт с ним всю жизнь, промучается - и сломается, девка, Божий дар растеряет, предназначение, прежнюю внутреннюю цельность и красоту. Измельчает, деградирует, опошлится вместе с этим гнидосом, горькую пить начнёт. У всех неудачников, судьбою обиженных, подобный печальный бывает конец: дело-то это известное и понятное. И, в итоге, превратится баба Бог знает во что. В такое же, как и супруг, двуногое чудовище…
49
- Она у него, представляешь, защитив диссертацию и став кандидатом наук, захотела преподавать в институте сталелитейное дело. Но поскольку в столице места для неё не нашлось, она вынужденно устроилась работать в подмосковное Ожерелье, в какой-то там филиал какого-то института. Не знаю даже какого: их много у нас развелось. По два с половиной часа ездила каждый день на работу на электричке, и столько же возвращалась назад. Пахала баба как каторжная всю жизнь, понимай, деньгу зашибала немаленькую и семью на себе тащила, пока этот прыщ хитрожопый у нас на предприятии дурака валял, инженера из себя изображал и собирал бутылки. Подумай и позавидуй, дружок, как могут такие вот гниды в жизни ловко устраиваться! Я Усманова имею в виду. И за что им, паразитам двуногим, такая фортуна?! кто им так помогает, ковровую дорожку стелет?! Им ведь даже баб, посмотри, прямо домой “за рога” приводят. И таких баб, прикинь! - каких ещё походить поискать надобно, каких днём с огнём не сыщешь!... А ему - пожалуйста, и за здорово живёшь! Получите - и распишитесь, Равиль, дорогой, и будьте счастливы, как говорится, живите долго и богато. Хорошо, да?!...
- Мне его Катьку, знаешь, Вить, когда я всё это на работе узнал, от души жалко стало как дочку родную. Во-о-о, думаю, влипла девка “в отхожую яму”, по самые уши прямо-таки, намертво! За то, чтобы в Москве остаться, себе на шею такое ярмо повесила на всю жизнь - патологического идиота и тунеядца Равиля, плюгавенького, вертлявого м…дака, которому цена копейка! Хуже кандидатуры в мужья для таких самостоятельных и самолюбивых дам, сверхволевых и цельных, и не придумаешь-то, наверное; кандидатур, больше похожих на унижение и издевательство… Представляю, как она его презирала всю жизнь, сколько слёз, бедная, выплакала, на него, плебея бездарного и беспородного, ежедневно глядючи… Но деваться-то всё равно было некуда. Плачь, не плачь - толку-то?! Коли уж в Москве собственного угла нет - то и терпи, девка, живи и мучайся под одной крышей с такою вот падалью... Я слышал от наших институтских баб, что она с ним почти никуда не ходила, ни в театры, ни на концерты, ни на юбилеи какие-нибудь - стеснялась его, по всему видать, маленького, невзрачного, слепого сверчка, на малолетку больше похожего, чем на мужа; а может и брезговала. Даже и домой его к себе не возила - в Саратов, - родственникам, друзьям и соседям не показывала никогда. А то увидят, понимала прекрасно, - засмеют; а потом и вовсе запрезирают…
- Жалко бабу, от души жалко: за прописку московскую загубила жизнь свою, душу об это ничтожество испоганила, достоинство, честь и талант. А что было делать-то, что?! Подвернулся б нормальный мужик - без оглядки к нему убежала бы. Да только что-то не подворачивался, ни разу не повезло и не подфартило ей: стороной обходили её, видать, мужики нормальные-то...
- Знаешь, Усманов жаловался иногда, не мне, а другим по секрету рассказывал, что Катька его достала уже, допекла своими постоянными взбрыками: надуется, мол, из-за какой-нибудь мелочи или ерунды и по нескольку месяцев его к себе не подпускает, не разговаривает, спать заставляет отдельно, в другой комнате, отдельно от неё есть. Его вообще, как я ещё с первого рабочего дня подметил, никогда домой-то и не тянуло особо: мог неделями у чужих людей пропадать, в гостях или на каких-нибудь левых пьянках-гулянках… И я удивляюсь, Вить, как они ещё дочку-то сделали с таким “трепетным”
