поднатужившись, дочку произвёл на свет к 40 годам уже, как две капли воды на него в мировоззренческом и нравственном плане похожую; а та родила и воспитывает двух пацанов, внуков Усманова, как две капли воды похожих на деда - а на кого же ещё! - про которых с уверенностью можно сказать, что и они оба, когда подрастут, будут законченными паразитами и саботажниками под стать Равилю, а уж никак не отцу своему, честному офицеру-труженику. Будут всю жизнь, как глисты, только и делать, что искать задницы наподобие Огородниковской: чтобы однажды туда заползти и потом жить себе припеваючи. Ибо гнилая усмановская кровь любую здоровую кровь испоганит и в веру свою обратит. Как ложка дёгтя с гарантией испортит любую бочку мёда… И этот процесс воспроизводства дармоедов-нахлебников не прерывается, параллельным курсом в нашем социальном мире идёт и властно требует для себя и места под солнцем, и пропитания. И отчего подобное происходит в нашей природе, в мире людей? - непонятно, необъяснимо, неправильно! Но, тем не менее, происходит безостановочно и регулярно, из года в год… И не видно этому брако-дельному “производственному процессу” конца - что более-то всего печально и ужасно одновременно! Двуногие человекообразные паразиты плодятся также обильно и мощно, как и четвероногие, и ластоногие, и все остальные, помельче, что в головах и штанах у нас обитают, повсюду. Чудно! Чудны дела твои, Господи!...
56
- У него, у Усманова, ведь даже и любовница была на работе. Прикинь и подумай, Вить, представь картиночку! Причём даже и здесь ему повезло, и здесь он палец об палец не стукнул, паскудина, чтобы её добиться, очаровать, достоинствами покорить, вскружить голову. “Оголодавшая” баба сама его к себе привезла однажды, в свою кровать затащила, сама с ним рядом легла и сама же на нём всю ночь потом юлой заводной и крутилась, пока он лежал-кайфовал, своим ухажером по собственной воле сделала. Он же не приложил к этому канительному делу ни малейшего старания, ни единой копеечки не затратил, гад. Это на любовницу-то, которые, как правило, деньги из мужиков как пылесосы сосут. А у Усманова даже и здесь всё наоборот было.
- У Равиля - и любовница? - поначалу даже не поверил я. - Да ладно тебе дуру-то гнать, Валер! Разве ж бывают у таких невзрачных и скаредных мужиков любовницы? Они же, любовницы эти, ты правильно ведь говоришь, все денег требуют, дорогих подарков, ресторанов и кабаков, гостиниц-борделей разных. У них деньги и подарки - главное и основополагающее. А всё остальное - так, мура второстепенная, проходная. Это я всё по себе очень даже хорошо знаю, сам когда-то через это по дурости молодой прошёл: завел себе однажды такую вот кралечку-Галочку на заводе, которая меня доила по чём зря, пока уж я её не послал куда подальше с её финансовыми аппетитами и нытьём… А он, этот ваш хитро-мудрый Равиль, как ты уверяешь, патологически мелочным и жадным был, за копейку мог удавиться. Ну и на кой ляд он был нужен любовнице-то - такой? Или в нём что-то другое было, особенное, не видное простому глазу?
- Было, наверное. А почему нет! Хотя я в трусы к нему не заглядывал, уж извини. Знаю только, что был обрезанным, потому что татарин. А уж для чего они все “концы” себе обрезают, мусульмане с евреями, за каким рожном? - не ведаю, не представляю даже. У баб надо про то спросить, поинтересоваться - кого они, нахрапистые и волевые нацмены наши, к себе как дорогие конфеты притягивают, как рахат-лукум, кто за ними хвостом потом бегает, потеряв всякий стыд, - глубокомысленно улыбнулся Валерка, густо дым из себя выпуская, бычками-огарками всю площадку у ворот к утру как семечками забросав. - С этой его любовницей вообще была поразительная история, достойная лучших романов. Сейчас её тебе расскажу. За оставшиеся сорок минут успею. Ты обхохочешься…
57
- Любовницей его давнишней и соседкой “по парте” одновременно, по рабочему месту Куклёнкова Татьяна была, другая старожилка нашей второй комнаты, моложавая, маленькая, круглая как мячик деваха, которая была на пять лет моложе Равиля и которой к моменту моего прихода в отдел как раз сороковник исполнился… Но я когда её первый-то раз увидел - подумал, помнится, что ей не более 30-ти. Когда же узнал, что 40 - здорово удивился. До того она хорошо и молодо выглядела для своих лет, гладкою и упитанною была, вечною простушкой и веселушкой. Потому и общалась и дружила с молоденькими девушками всю жизнь, этакой “мамкою” у них была, как её за глаза старики наши звали, наставницей и учительницей-просветительницей. Как, кстати, и сам Равиль, который тоже исключительно с молодёжью у нас общался, в молодёжной комнате всю дорогу сидел, с нами в общем котле “варился”. Старики их обоих, и Усманова и Куклёнкову, за людей не считали, не подпускали близко, держали на расстоянии.
- Куклёнкова, если тебе, Витёк, коротко историю жизни её рассказать, для ясности и понимания, пришла к нам в отдел на пять лет позже Равиля, пришла после десятого класса сразу же, не поступив ни в какой институт. Была она блатная сотрудница и не скрывала этого: у неё на предприятии, по разговорам, долгие годы работал отец начальником одного из заводских цехов. У нас же ведь ещё и экспериментальный завод имелся. Так вот, отец её в наше космическое объединение и устроил сразу же после школы, устроил в блатной отдел, а не к себе в цех, допустим, где одни работяги чумазые обитали, где грязь и бескультурье повсюду присутствовали, пьянь и рвань. А у нас она в белом халате ходила всю жизнь, была в тепле, в светлее и в почёте: поди плохо, да, для молодой-то неграмотной девчонки, не знающей и не умеющей ничего - только лишь улыбаться и милые рожицы строить… Через год, правда, она поступила учиться в наш местный доморощенный институт, филиал МИРЭА, про который я тебе уже рассказывал, и пять лет упорно туда проходила и получила диплом - случай для девушки редкий, если вообще не единственный. Мало кто из них, повторюсь, подобной пятилетней пытки с ежедневным вечерним дополнительным сидением на работе по три-четыре лишних часа выдерживал.
- В 22 года, числясь уже на пятом курсе, она вышла замуж за какого-то мужика-работягу из цеха отца: других желающих взять её в жёны похоже не было. Диплом инженера получала на руки, будучи уже беременной. Родила от мужа двух дочек одну за другой с годовым перерывом - и сразу же развелась: посчитала отца своих девочек чумазым и недостойным. Она, как-никак, инженером уже была, или числилась, если сказать точнее, с образованными людьми ежедневно общалась, культурные беседы с ними вела - про Пикассо и Дали, Ван Гога и Модильяни, к примеру, про Маркеса и Борхеса тех же и прочую разную заморскую шушеру, а попросту - дребедень, клоунов мафиозных, разрекламированных. Деятелей, понимай, про которых в нашей стране вся советская гнилая паразитическая интеллигенция тогда языком от скуки трепала-судачила, которые были в моде и на слуху, через подконтрольные СМИ хорошо раскручены. И “не знать” и “не любить” которых поэтому было самоубийству сродни: это считалось у нас в Москве признаком второсортности человека, его полного бескультурья и невежества… А у себя дома от работяги разве ж подобные головокружительные фамилии когда услышишь, разве ж узнаешь, кто из них был кто и чего и где добивался, какие международные премии получал и от кого, какие проводил показы, встречи и выставки. Работягам такое светское пустозвонство и словоблудие, такие понты не ведомы и не любы: они их и не понимают и не принимают, а если совсем прямо и честно - на дух не переносят, на них откровенно плюют. Потому что им некогда в облаках-то летать и “из пустого переливать в порожнее”: сил у них на “пустые базары” элементарно нету. Успеть бы отоспаться и отлежаться после утомительной трудовой смены, к новому дню приготовиться.
- А наша Татьяна, вишь ты, страдала и переживала от этого, что у неё муж такой необразованный колотёс, такой валенок. Ей-то эстета рядом иметь хотелось, интеллигента словоохотливого, образованного, на разговоры скорого... Словом, подумала-подумала она, погоревала наедине с собой, покручинилась, всё прикинула как следует, всё взвесила - и однажды взяла и выгнала глупая и самонадеянная баба простоватого паренька-работягу из дому, усердно кормившего её и маленьких дочерей. Решила, видимо, дурочка безголовая, что и одна пока проживёт под родительским крылышком; а со временем получше себе кого-нибудь на работе или ещё где найдёт, пообразованнее и покультурнее. С дипломом-то и зарплатой хорошей, да и с возрастом, не старым ещё. Про двух малолетних дочурок, висевших “длинным хвостом”, ей как-то совсем не думалось… И вот прошёл год, прошёл другой, стремительно пробежали третий, четвёртый, пятый... А на горизонте никого не просматривалось на место нового мужика, главы семейства, - вообще никого. Ни клевка тебе, ни поклёвочки! - как рыбаки бы сказали про меж собой про такую стрёмную ситуацию… А дебелой цветущей Татьяне уже и тридцатник исполнился - возраст, как ни крути, солидный; для женщины и вовсе критический, матери двоих дочерей. Да и похоть, позывы телесные ежедневно давали о себе знать, требовали выхода, пищи. У здоровой и крепкой бабы где-то там между ног зачесалось - так в таких случаях в народе у нас пересмешники-острословы шутят, - причём зачесалось так, что уже и мочи не стало. Хоть бери и вешайся, или на панель беги - за покупными ласками и удовольствиями, что оголодавшим дурочкам предоставляют “хачики”, подобных дел мастера...
58
- Вот тут-то ушлый Равиль на её горизонте и появился. Давний её сосед по комнате, который, будучи хищником по натуре, падальщиком стопроцентным, шакалом, таких вот убогих, обделённых жизнью людей за версту видел и чувствовал поганым своим нутром. И сразу же начинал коршуном крутиться вокруг, предлагать “помощь”, советы, услуги. Это обычная практика всех аферистов и жуликов мира: приметить надломленного, ущербного и больного, не способного к сопротивлению и защите, прицепиться к нему и начать талдычить на ухо каждый день: «давай помогу, давай выручу; я, дескать, добрый, я бескорыстный, я - божий человек, и тебя никогда не обижу; верь и слушай меня»… И люди слабые, люди доверчивые, люди беспомощные и униженные как правило клюют на это, открывают сердца и души, и кошельки. А потом не знают, как от таких “помощников-благодетелей” побыстрее отделаться, как ноги от них унести живыми и невредимыми. Вот и Равиль у нас был таким, из той же сатанинской породы.
- С одинокой разведёнкой-Татьяной, изнывавшей без ласки, без мужиков, ему было легко “работать”, без малейших проблем справиться: её, когда она институт-то закончила и поработала у нас несколько годков, притёрлась в инженерной должности, во вторую комнату из первой перевели и позади него посадили, на последний стол. И они сразу же стали друзьями, или товарищами по работе, по ремеслу. Ежедневно подолгу по душам сидели и беседовали, доверительно новости обсуждали, проблемы житейские и прочую ерунду. Татьяна и начала Равилю плакаться всякий раз, по дружбе, что, дескать, плохо ей жить одной, во всех смыслах плохо; да и физиология одолевает, требует своего. Ушлый Равиль всё внимательно слушал, запоминал и мотал на
