поискать, девушка воспитанная и культурная, чистая и честная, без грязи в движениях и глазах, без пошлости. Казалось бы, чего ещё нам, мужикам, надобно?! какого рожна?!... А она ходит одна-одинёшенька вот уже столько лет - и хоть ты тресни: ни разу её ни с кем не видел, ни разу! Киснет, хиреет, чахнет без мужика и семьи, никому, кроме родителей и работы, не нужная, прежнюю красоту и лоск девичий на глазах теряет, веру в себя... А какие-нибудь задрыги, все эти сучки дворовые и прошмандовки, “соски” дешёвые, грязные, наподобие усмановской Наташки, которые её мизинца не стоят и с которыми ей рядышком и стоять-то совестно и неприлично, - эти твари безмозглые мужиков как пластинки меняют, как носовые платки. Сходятся, расходятся каждый год, детей регулярно рожают от кого ни попадя, перед этим нажираясь пьяными, ухажёрами понукают и верховодят безбожно, как паршивых котов шпыняют и гоняют их. Учёной Светланке нашей на зависть... А она, бедная, смотрит на них, наверное, со стороны - и удивляется. Ревёт по ночам и думает: Господи, ну отчего, отчего так?!
-…Оттого, что чистая, что честь девичью блюдёт и не трахается где попало как кошка - чего тут не понятного-то, Валер?! Это главный их недостаток, единственный, который перевешивает, однако ж, все их несомненные достоинства: ум, красоту и всё остальное, духовное и возвышенное, - саркастически ухмыльнулся я, вздохнув тяжело, обречённо, прожитую жизнь вспоминая и свой собственный в этом любовном деле опыт, как когда-то сам себе суженую после армии выбирал, на которую “компас” в трусах укажет. - Такие хорошенькие и чистые и у нас во Владимире одинокими до пенсии ходят, увы. Да повсюду. Жалко их. И обидно. Но чем им помочь?! - если мужики по-молодости таких, элементарно, боятся… А если и не боятся, то всё равно сторонятся их, не хотят с ними, умными и красивыми, да ещё и совестливыми сверх меры, не развратными, связываться… Нам, молодым бычкам, тёлок тупых подавай - чтобы всю ночь лизали и трахались, не переставая. Это для нас в 20 лет самое главное в бабе качество: по себе знаю. Оттого-то и нарываемся на таких, как эта твоя Усманова, стерв похотливых и ушлых, и на всё готовых. Сами ищем “сосок” и шлюшек таких! - чего уж кривляться-то?!... И только под старость, когда умнеем чуток, и гормон перестаёт очумело играть и проказничать, когда начинаем головой, а не “головкой” думать, - тогда и принимаемся вспоминать и сожалеть о душе, о счастье потерянном и загубленном. Как и о большой и чистой любви, которая всего на свете стоит. Локти себе начинаем кусать, горевать-сокрушаться, распускать нюни… Да уже поздно бывает, как правило, умных и достойных женщин искать, которые б нас по-настоящему осчастливили, душу бы запалили и возвысили до облаков, Мужчинами, а не “кобелями” нас сделали. Семьями обрастаем все как старые корабли ракушками, которых не соскребёшь, которые бросать жалко. Это дело обычное, Валер, повторюсь. Все мы через это, увы, проходим: и ваши московские бравые хлопцы, и наши владимирские… Ты лучше мне вот ещё что скажи, пока не забыл: эта девка-то усмановская со своим фээсбэшником как жила, интересно? Неужели ж родители этого паренька, Мишки - ты, кажется, говорил, не разглядели, в какую чуднушку их парень попал и не вмешались в процесс? - если оба они, как ты рассказываешь, были люди достойные вроде бы, взрослые и бывалые. И что - не разглядели оба, не поняли?
- А кому там было глядеть-то, Вить, кому, ядрёна мать?! - в сердцах зло выругался Валерка. - Отец этого Мишки скоропостижно скончался, через год после свадьбы сына, кажется. Равиль на похоронах гулял и радовался, подлец, и нам потом приходил и рассказывал, сколько там дармовой водки-де на столах стояло, закуски ядрёной, дорогого вина; и как лихо он там это всё ел и пил: любил, ох и любил, гадёныш, любую халяву; на халяву мог бы, кажется, и уксус выпить, мочу... Но это так, к слову. Сейчас не об этом речь, а про отца и сына. Итак, отец умер. Мать Мишки осталась одна и принялась, опять же со слов Равиля, хахаля себе искать: баба-то была ещё молодая, здоровая и на мужиков злая. Короче, ей уже не до сына было и не до его семьи. Женился - и ладно, как говорится, и пусть. Сбросила его с плеч долой - и из головы выкинула, квартиру молодым подарив, от себя их отделив подальше… Одна сестрёнка этого Мишки, по слухам, за брата только и сражалась отчаянно, насмерть почти: чувствовала, видно, сердечком ноющим, в какой зловонный гадюшник с дуру влетел глупый брат - и боролась за него всеми силами, пыталась расстроить брак… Равиль её из-за этого прямо-таки на дух не переносил, постоянно на работе на неё жаловался-матерился: что, мол, лезет не в свои дела всю дорогу, молодым житья не даёт, стерва; убить её, дескать, мало и всё такое! Самые грязные и злобные проклятия на её бедную голову слал: она у него была первый враг, как я понимаю. И уже по одному этому можно было судить, что сестрёнка-то его зятя была очень хорошая девушка, очень; искренне любила брата, похоже, боролась за него как могла, глаза на жену открывала…
53
- Кончилось же всё это тем, такая её борьба героическая, что брат с Наташкой усмановской разбежались на время: Мишка вернулся к матери жить, к сестре, а Наташка осталась одна с полуторагодовалым ребёнком, ну и с родителями, естественно… Усманов, помнится, аж весь почернел от этого, на полметра в землю ушёл от расстройства и злобы, в росте даже будто уменьшился: «кто его дочь-то теперь, какой иной дурачок будет поить и кормить? - стал ежедневно гадать и прикидывать, - держать на шее воловьей? кому она на хрен такая выдра нужна, да ещё и с ребёнком?» Хотя до этого Мишку регулярно хаял при нас, гнидос: что, мол, такой-то он у них и сякой, беспутный и бесшабашный, что мот. А я из тех его беглых и ядовитых наветов, отрывочных в основном, понимал, что зять-то усмановский - очень хороший парень, честный и работящий служака, в отца, шалопаю-тестю не чета, во всяком случае, и молодой своей жёнушке-дармоедке. Женившись, через полгода уже заявил Наташке, по слухам, что не хочет-де он работать в правительственной охране; не желает всем этим высокопоставленным чиновникам из Кремля и Каб-мина и их напыщенным и гонористым родичам двери в машинах и подъездах открывать. Надоело, мол, ему это лакейство и рабство до чёртиков, до глубины души противно и тошно. Предлагал супружнице на границу уехать служить, начальником заставы, делом большим и ответственным там заняться, порох понюхать, смерти в глаза заглянуть. Для нормального порядочного офицера, для мужика это ж и есть жизнь, истинный смысл её и предназначение - Родину защищать от врагов-супостатов. Так ведь?! Согласись, Витёк… Но-о-о, куда там! Разве ж эта усмановская краля для того выходила замуж, чтобы в Тмутаракань из Москвы уезжать, менять столичную сладкую жизнь на гарнизонную серость и грязь, неудобства.
- Из-за этого-то и скандалы у них, по-видимому, сразу же возникать стали: из-за разных взглядов на жизнь и место в ней человека. Да и потом очень уж не нравилось Усманову и его дочке (Равиль нам постоянно про то говорил: так это здорово его, наверное, заедало и задевало), что их Мишка - очень большой транжира, деньги заработанные не считает, пускает на ветер по чём зря; что после службы с друзьями регулярно пьёт - дорогую водку, пиво, шампанское. И всё-де на свои кровные - не на чужие, не на товарищеские… Это-то для патологически-жадного и мелочного паразита-Равиля было особенно больно и неприятно: он-то привык всегда и везде на халяву пить, за чужой счёт; привык, короче, с молодых лет ловчить, жульничать и крысятничать... А тут человек щедрый и добрый попался, порядочный: сам угощает. Да не кто-нибудь, не сосед лопоухий и простодырый, не сослуживец, а зять, муж его дочери, член его подлой и мерзкой семьи, близкий родственник. И вдруг - такое транжирство недопустимое и непозволительное в усмановской хищной среде, где каждую крошку считали и прятали; транжирство, которого отец с дочкой понять и принять ну никак не могли, бедного и простодушного Мишаню на пару пилили и пилили всё время, наверное: учили его, дурачка-простачка, “уму-разуму”. А на деле - как подлецом-сквалыгою быть, или похожей на самого Равиля гнидою…
54
- В общем, допилили они его за полтора-два года так, змеи ядовитые, подколодные, что он от Усмановых однажды сбежал, вернулся к сестрёнке с матерью. Думал там у них, бедолага, душой отдохнуть, как следует встряхнуться и выпрямиться, груз семейный, надоедливый с себя сбросить, от усмановской скверны очиститься, от паутины. А может, и новую жизнь начать - с другой только девушкой, получше и почестней Наташки… Да только куда там! Усмановы оказались не те ребята, от которых можно было так просто сбежать, как от надоедливых мух избавиться. Целый сценарий, наверное, разработали, суки позорные, как мужика-кормильца обратно в семью вернуть, целую программу тайную написали и выверили до мелочей… И ведь вернули! Ушлая Наташка каким-то Макаром муженька сбежавшего к себе заманила: якобы по хозяйству помочь, - напоила и накормила до сыта, спать уложила - и быстренько забеременела во второй раз (может и от любовника, с неё станется). Короче, будущим общим ребёнком, вторым по счёту, решила Мишку к себе и семье стальными канатами привязать, навсегда рядом с собой оставить.
- И он, дурачок, расчувствовался, раскис, узнав про вторую беременность, и к жене на ПМЖ вернулся. И ежели до 30 лет от неё не уйдёт, в итоге, не поймёт своим куриным умишком, в какую чуднушку вляпался - всё, так и пропадёт парень. Это уж как пить дать: и к гадалке ходить не надо по этому поводу. После 30-ти уходить уже поздно будет… Так и проживёт лихой “боец-кавалерист” у своей жены всю жизнь подкаблучником. И что он такой, первый что ли?! Сколько их, слюнтяев и подкаблучников, обитает на свете? - поди сосчитай… Во всяком случае, когда я увольнялся с работы в 95-м году, они ещё вроде бы вместе жили. Хотя, по словам Равиля, ругались часто и громко… Да и как не ругаться-то, как?! - такому хорошему парню с такою хищницей молодой, которая в него кровяной пиявкой вцепилась, прости Господи, и под себя на пару с папашей гнёт сознательно и планомерно… И ведь согнут, Вить, можно не сомневаться. И из нормального, честного, совестливого паренька, человека-труженика по характеру и воспитанию, сделают себе же подобную гниду - пожирательницу дармовщины и обитательницу чужих портков… И никакая сестра не поможет Мишке, пусть она хоть всю голову себе расшибёт, весь язык об него обтреплет, долбака слюнявого. Тлетворное усмановское влияние, достаточно мощное и ежедневное, любого нормального человека с панталыку собьёт, в гнидоса превратит, в опарыша…
55
- И я вот всё про Равиля хожу и думаю; даже и теперь, с работы два года назад уволившись, бешусь на него: покоя он мне не даёт, сучонок гнойный и мерзопакостный. Отчего это, думаю, ему и его семье такая фортуна безостановочно прёт, и такая удача на голову градом сыплется? Ему ведь, если на вещи трезво взглянуть, по чести и по совести, категорически нельзя было заводить семью и детей - с его-то психологией паразитической и природной немощью, абсолютной бездарностью и бесталанностью. Категорически! Я, собственно, с этого и начал про него, дармоеда, рассказ... А он сам,
