Баба Яга

меня опять появилось молоко, – Варвара совсем покраснела.
– Молоко, – повторил он. –¬ Дайте-ка посмотреть.
Варвара сняла больничную рубашку. Он деликатно ощупал её грудь, попробовал сцедить, и действительно, из груди выделилась мутная белая жидкость. Пётр Михайлович достал из тумбочки стерильную баночку для анализов, одной рукой сорвал упаковку и стал цедить эту жидкость. Он давил сильно, Варвара побледнела, не издав ни звука, молча снося процедуру. Закончив, он закрыл баночку и долго всматривался в набранные капли белой жидкости. Не спрашивая, он стал пульпировать грудь, почти сразу выделив несколько уплотнений, при нажатии на которые Варвара заплакала от боли.
– И на рентген, – заключил он. – Варвара, не буду скрывать, меня это сильно тревожит. Очень похоже, что у вас развились опухоли, не знаю, доброкачественные или нет, но они хорошо прощупываются. Узнаем, паниковать не надо.
– Худшее я уже испытала, – шепотом сказала Варвара.
– Именно, вы смогли выжить. Не удивительно, что и ваш организм поменялся. Думаю, что и вы поменялись.
¬– Да, это уже не я.
– Нет, ¬ это вы. Можно делить свою жизнь на отрезки, периоды, но нельзя делить себя. Коряво сказал, надеюсь, вы меня поняли.
– Да, спасибо, – Варвара прижала его руку к груди, с благодарностью посмотрев ему в глаза. – Вам надо вправить мне мозги, мне кажется, что я схожу с ума.
– Почему вам так кажется? – спросил он, убрав руку с груди и протянув ей рубашку. – Оденьтесь и расскажите.
– Не знаю, мне просто так кажется. Мне снятся странные сны, – ответила Варвар. Она оделась и удобнее устроилась на кровати, подперев спину подушками. Разговаривая с ним она забывала про уродливые шрамы на лице, про свои руки, костяную ногу, наверное потому, что он видел в ней не только пациентку, но и женщину, не скрывая одобрительного взгляда, когда она пыталась кокетничать, стрелять глазами.
– Расскажите, сны сами по себе ничего не значат.
– Мне снится, что я живу в другом мире, точнее здесь, но и в другом тоже. Это сложно описать, я там другая, или нет? Не знаю, я запуталась. А, вот, вы знаете, мне кажется, что я стала бабой-ягой. Смешно, не правда ли?
– Отчего же, – он пожал плечами. – У вас интересные сны, это неплохо. По общим признакам мы тоже можем признать вас бабой-ягой. Нога у вас костяная, вы смогли вытащить себя с того света ¬ всё сходится. Мне кажется, что это не должно вас обижать, кто сказал, что баба-яга должна быть обязательно уродливой старухой?
– А я и не обижаюсь. Мне даже нравится, мне кажется, что я похожа. Осталось отрастить длинный корявый нос, – рассмеялась Варвара.
– Да ну, прекратите. Вы ещё довольно красивая женщина, извините мне мою прямоту, галантность не мой конёк. А главное другое то, что я вижу в вас, и то, что поможет вам восстановиться и найти, построить свою новую жизнь.
¬– И что же это? – улыбнувшись, спросила Варвара.
– Вы хотите любить и можете любить. Вам это необходимо, не стесняйтесь этого, верьте, что это будет взаимно, даже если на первый взгляд это покажется вам совсем иначе. Опять длинно и коряво объяснил.
– Я всё поняла, мне надо это хорошо обдумать, вы же знаете, я люблю всё хорошенько обдумать.
– Да, это прекрасное качество, но иногда стоит и довериться первому порыву.
– Какой же вы хороший, можно я вас поцелую? Ваша жена же не обидится, не будет же она ревновать к бабе-яге?
– Эта будет – ухмыльнулся он и дал себя поцеловать в щёку. Варвара села обратно на кровать, светясь от радости. – Не забудьте, после обеда на УЗИ и рентген. А потом, наверное, завтра, отправлю вас к маммологу.
¬– Я всё запомнила, – улыбалась Варвара. ¬ Я уверена, что они доброкачественные.
– Я тоже хочу так думать, но не имею права быть в этом уверенным без обследования, – строго сказал он. – Но настрой ваш поддерживаю. Вы изменились, и это очень хорошо.

13. Тоска

В чёрном небе вспыхнул факел, что-то происходило в этот момент в трубе, факел разгорался всё сильнее, пока не донёсся глухой хлопок, и столп огня взметнулся ввысь. Пламя успокоилось, и факел стал гореть тише, покачиваясь на ветру. Поднялся снежный буран, заслонив собой пространство, исчезли из вида одноэтажные пультовые внизу, то пропадали, то вновь появлялись бесконечные трубопроводы, опоясывающие весь завод. Буран усиливался, сбивая с ног, уже не слышался вой двигателей из контейнеров, только ветер, лишь подрагивание бетонного фундамента подсказывало, что несмотря на непогоду, в верхнем контейнере, на втором этаже железного дома ревёт и дрожит от натуги центрифуга, изрыгая из себя на открытую площадку комья песка, перемешанного  с нефтью, мазутом.
Алексей стоял спиной к контейнеру, ветер бил с другой стороны, обходя площадку приема осадка, кружась в бешеном танце над шламовым прудом, спрятавшимся за пригорком перед производственной площадкой. Он изредка смотрел вправо, туда, где остались здания участка, их в хорошую погоду было плохо видно, производственная площадка находилась на возвышении, как форпост, не хватало ещё пулемётов по периметру поставить и пару миномётов на крышу. Установка работала, не обращая внимания на зиму, на дикий мороз, выполняя всё, что положено. Возвращаться в пультовой контейнер было неохота, уж лучше постоять и послушать завывания ветра. Он достал планшет из-под куртки, на экране была эмуляция пульта, параметры были в норме, режим стабильный. Ночная смена опаздывала, скорее всего дороги занесло. Алексей не торопился, делать в гостинице было нечего, он был готов и ночь здесь отработать, если понадобится. Операторов он обучил и мог спокойно подписывать документы и возвращаться домой, от этих мыслей ему становилось немного грустно, за много лет он не привык проводить Новый год дома.
В гуще снега, поднятого в воздух, Алексей увидел двухэтажный бревенчатый домик, стоявший на опушке леса, с другой стороны спускался пологий склон, переходящий в поле клевера. Алексей глубоко вдохнул, он ощутил этот сладкий запах вкусной травы, услышал, как недалеко плещется тихая река, кричит ночная птица. Вместо снега ветер принес ему ароматы ночных цветов, запах мокрой травы, дождь прошёл, теплый июльский дождь, а в доме горит свет, в одном окне на первом этаже. Он хочет подойти ближе, заглянуть внутрь, но не может сдвинуться с места. За занавесками показалась фигура женщины, она подошла к окну и распахнула его. Она смотрит на него, улыбается, зовёт, манит к себе, а он не может разобрать её лица, оно кажется ему и красивым и пугающим, свет лампы дрожит, искривляется на изгибах её лица, похожего на шрамы. Алексей делает один шаг вперёд, но тут она останавливает его, выставив перед собой ладони. Он смотрит в её чёрные глаза, поблескивающие синим светом, добрые, чуть грустные, ему хочется подойти к ней и поцеловать, вытащить из окна и уйти с ней в поле, смотреть на звёзды, слушать шум ночного леса, плеск реки, слушать её тихие рассказы о снах, её тихий голос. А потом, когда она уснёт, отнести её на руках домой, уложить спать и ещё долго лежать рядом, смотреть, как проясняется лицо, как вздрагивают во время сна веки, слышать запах её волос, чувствовать, как она во сне сжимает его руку и вдруг, резко откроет глаза, повернётся к нему, улыбнётся и поцелует… Алексей стукнул себя по каске, надетой на толстую вязаную шапку. Он устал, этот дом являлся ему уже не в первый раз в минуты праздного раздумья. Тоска, с ней тяжело бороться, да он и устал, примирившись с ней. Она была его спутницей много лет, может эта женщина и есть она, его тоска? Тогда он согласен, пусть приходит.
Хлопнула дверь пультового контейнера, через минуту открылась вновь.
– Не замёрз ещё? – его хлопнул по плечу крепкий мужчина в наглухо застегнутой робе и каской поверх шапки и капюшона. – Погодка-то как разгулялась, ух!
– Да, погода хорошая, –¬ ответил Алексей, по-зимнему, не снимая перчаток, пожав руку оператору.
– А наши-то застряли, я первый приехал. Город встал, пробки как в Москве. Надо же и нам подтягиваться до столицы.
– Нашли к чему стремиться, –¬ усмехнулся Алексей.
– Ну, хоть что-то, зато, как в столице, – рассмеялся оператор. – Идём, я принёс кое-что, моя вчера напекла. Один чёрт, тебе здесь ещё долго торчать, транспорта до города долго не будет, дороги чистят. Там ещё и бензовозы застряли.  С области ехал, два трактора обогнал.
– А, понял. Это они на том подъеме встали?
– Ну да, где же ещё. Подморозило, накат хороший, да ещё и снега навалило, – ответил оператор.
¬– Я вам удивляюсь, у вас целый завод, а выделить пару камазов асфальта не можете на дорогу.
– Так дорога-то не наша, муниципальная, а они нас не допустят. Там свои торги, свои люди.
– У нас в стране везде свои люди, – заметил Алексей.
– А то, иначе никак – наш интерес выжить, а их заработать.
– Похоже, – согласился Алексей. – Главное же верить.
– Верно, причём верить беспрекословно. Пойдём, у меня чай в термосе, ватрушки, булки. Что тут стоять, ночь долгая будет. Ты, кстати, когда уезжаешь?
– Не знаю, 30-го, может и позже. Я же у вас ещё экзамен не принял, помнишь?
– Да помню, а может без экзамена?
– Нет, без экзамена никак нельзя, – Алексей похлопал его по плечу. – Не дрейфь, все сдадите. Экзамен нужен не мне, а вам.
– Нам-то он зачем? – удивился оператор.
– Чтобы знания лучше уложились, а то жмёте на кнопки, как обезьяны.
– Так обезьяны и есть, но с допуском и корочкой промбезопасности, – сказал оператор.    – А главные бабуины у нас сидят в управлении.

14. Мой дом

– Ну вот, приехали, – Дима повернул во двор длинного дома, окружённого тесными рядами автомобилей, открыто бросивших вызов концепции «двор без машин».
– Да, задумчиво проговорила Варвара, разглядывая дом и двор, пока он искал место для парковки. Ему удалось с трудом втиснуться между машинами, окружившими кольцом островок детской площадки, на которой шумно играли дети, носясь по расчерченному на зоны участку на самокатах и велосипедах, норовя врезаться друг в друга, опасно маневрируя рядом с мелкими карапузами, только-только осваивавшими науку ходьбы. Дима вышел, подошёл к двери пассажирского места, но Варвара отрицательно покачала головой, ей помощь была не нужна. Он кивнул, что понял и ушёл к багажнику, вытаскивая сумки и пакеты с продуктами.
Варвара вышла, в первый момент покачнувшись в сторону, потеряв равновесие на новой земле. Долгая дорога по пробкам от больницы до её нового дома утомила Варвару, она очень хотела спать и больше ничего. Дети перестали играть, увидев непонятную тётю в длинной куртке и странной конструкцией на левой ноге, как у робота. Мальчишки с любопытством рассматривали Варвару, не стесняясь, делая вслух разные догадки, а девочки застеснялись и даже немного испугались, поймав на себе её добрый внимательный взгляд. Особенно детей привлекала её чёрная шёлковая маска на пол-лица, закрывающая часть носа и всю челюсть. Мамаши на площадке забеспокоились, став громко шипеть на детей. Варвара отвернулась и медленно пошла к дому. Она всё ещё опиралась на один костыль, так было спокойнее, ей всё время казалось, что она потеряет равновесие и упадёт. Ноги поскальзывались на заледеневшем асфальте, на морозном небе светило яркое солнце, ветра не было. Варвара любила такую погоду, надолго уходила гулять в Ботанический сад,