Извне вы будете хорошо защищены природой и парнями, которые будут находиться здесь, мониторя все подходы к вершине. А там… что вам может грозить там? С припадками и приступами ты должен справиться как доктор, тем более все необходимые лекарства и препараты будут при вас. Нападение диких зверей маловероятно, но у вас будет одна хорошая винтовка. Противоядие от укуса змеи тоже будет при вас. Думаю, как врач ты разберёшься, что с ним нужно делать.
Слушая болтовню Сахарова, я не переставал попеременно смотреть, то на Говорухина, то на крошечный домик. Я понимал, что Сахаров перечислил не все грозящие нам опасности. Точнее, он не учёл опасность, которая грозит лично мне. Он не назвал самого опасного и страшного зверя, который ещё не отошёл от наркотического опьянения и поэтому с глупой улыбкой таращится на восходящее солнце. Но что будет, когда он придёт в себя? Что будет если он начнёт выходить из себя? Никакие лекарства, аппаратура и противоядия не помогут мне в этом случае. Ружьё? Так я и стрелять-то не умею. Ну даже если я его и пристрелю, то опять же подпишу себе приговор. Ситуация была безвыходная и вся беда заключалась в том, что я загнал себя в неё практически добровольно. При желании, никто бы меня не смог принудить тащиться в горы с отмороженным князем. Всё произошло из-за того, что я подвергся искушению. Меня соблазнили даже не деньги, а что-то другое, чего я не мог осознать до конца.
Иногда и даже чаще всего, мы сами выпрашиваем у Бога приключений на пятую точку.
13
Китайцы работали быстро и слаженно. Их можно было сравнить разве что с цирковой командой, которая между номерами монтирует декорации и приспособления для акробатов. Они с молниеносной скоростью забивали крюки, устанавливали лебёдки и натягивали тросы. Каркас подъёмного устройства они собрали быстрее, чем профессионал собирает кубик-рубика. Уже через полчаса с начала подготовки, мы с тобой оказались на этом плато, возле дома. Парни затащили тебя в дом, уложили на кровать, хором сказали «Ни хао», и растворились в воздухе подобно дыму. Так мы и очутились в этом месте.
- А что было потом? Я что вообще ничего не соображал? – Я смотрю на Эммануила с недоверчивым прищуром, грея ладони об кружку с дымящимся кофе.
- Ты был невменяем и поначалу просто лежал. Если описывать твоё состояние, это было что-то между сильным опьянением и комой. Временами ты спал, временами пьяно бормотал и блаженно улыбался, но случались и моменты срыва. В эти моменты ты нёс такое, что со стороны могло показаться полнейшей ахинеей. В тебе будто бы находилось десять личностей, которые менялись со скоростью переключаемых пультом телевизионных каналов. Ты то призывал Сахарова, то распекал подчинённых, то угрожал конкуренту и уже через секунду мог сюсюкать со своей маленькой дочуркой. Её, кстати, Саша зовут.
Мои руки вздрагивают именно в тот момент, когда я подношу чашку ко рту. Поперхнувшись, я проливаю горячий кофе на водолазку.
- Ты вспомнил? – Эммануил смотрит на меня поверх очков.
- Вспомнил кхе…кхе…- сиплю я обожжённой глоткой. – Давай дальше…
- Я боялся, что в минуты этих эмоциональных всплесков, ты поднимешься с кровати и начнёшь крушить всё вокруг, поэтому наблюдал за тобой на расстоянии, в щелочку приоткрытой двери. Я чувствовал себя дрессировщиком, который должен вовремя захлопнуть клетку, если тигру вдруг вздумается погулять. Ты пытался встать, но не мог. Координация была совершенно на нуле толи от прогрессирующей болезни, толи от наркоты, которой пичкал тебя незадачливый доктор. Я не знал, что с тобой делать, и как начать наше лечение. О какой психотерапии могла идти речь, когда я боялся к тебе подступиться. Чтобы лечить человека нужно чтобы он был в каком-то более-менее адекватном состоянии, а тут… Я не придумал ничего лучше, чем ставить тебе малые дозы наркотика в тот момент, когда ты находился в состоянии покоя. Могло показаться, что я просто оттягиваю неизбежное, ведь эта наркотическая кома не могла продолжаться вечно. Я действительно делал это от безысходности, но, как оказалось позднее, именно эта терапия, которую начал твой эскулап, и дала ожидаемый эффект. Ты провалялся в состоянии близком к коме больше пяти дней, в то время, как я постепенно снижал дозу. И вот, в один прекрасный день, ты очнулся. Поначалу ты походил на человека, которого разморозили после столетней спячки. Твои воспоминания были чистым листом. Но этот белый лист стал стремительно заполняться, появляющимися воспоминаниями. И всё, что ты вспоминал, было не из той жизни, про которую слышал я, о которой рассказывал мне Сахаров и о которой писали в газетах. Это была совсем другая жизнь, та жизнь, о которой из твоего окружения никто не знает. Всё что было дальше, ты помнишь и сам.
Эммануил шлёпает ладошками по стеклянной столешнице и отворачивает голову к погасшему камину.
Наступает тишина, которую нарушает только скрип раскачивающегося подо мной стула. Я интенсивно растираю виски, будто пытаясь раскрутить центрифугу, в которой барахтаются мои мозги.
- Значит, все эти приступы боли были последствиями приёма наркотиков? Ломкой? – Моя очередная догадка разрывает молчание.
- Возможно…- мычит он, не отводя глаз от камина.
- И все эти видения, они же тоже могли быть навязчивыми галлюцинациями, вызванными этой наркотой?
- Что именно кажется тебе галлюцинацией? – Эммануил переводит на меня взгляд, в котором мерцают искорки заинтересованности. – Жена, дочь, пикники на даче, мятый костюм, офис, рыжебородый босс?
В ответ я мотаю головой.
- Или огромная приемная, зеркальный стол, швейцарские часы, жёлтый Майбах и лысина Сахарова? – эмоционально шипит он. – Что из этого больше похоже на галлюцинацию? Если ты думаешь, что второе, то заведомо ошибаешься, потому что всему этому явился свидетелем твой покорный слуга! – он лупит маленьким кулачком себе в грудь. Тогда остаётся первое. Так что? Спишем это всё на наркотический бред?
Я продолжаю мотать головой.
- И первое и второе – всё это, твоя реальность, точнее это две реальности. Сложнее всего эти реальности совместить, понять, что они могут принадлежать одному человеку; понять каким образом одна реальность трансформировалась в другую. Сейчас к этим двум реальностям добавилась третья. Это то, что ты видишь вокруг: этот дом, горы, я, - всё это реально.
- Слушай, Эммануил, мне кажется, что мы с тобой ходим по кругу. Первое, второе, третье. Первая личность, вторая личность, третья; знание номер один, знание номер два, знание номер три…и вот сейчас мы дошли до пронумерованных реальностей. Я не вижу выхода из этого круга, в который ты меня загоняешь своими рассуждениями. – Я снова начинаю закипать и теперь знаю, что это следствие нехватки дофамина, к которому с некоторых пор привыкли мои мозги.
- Ошибаешься! - Эммануил снисходительно морщит пухлые губки. – Всё не так плохо, и мы хорошо продвинулись в наших поисках. Круг уже разомкнулся и превращается в линию. Настоящее нам понятно, недавнее прошлое тоже, то чем ты был в совсем далёком прошлом, мы тоже выяснили. Осталось найти кусок между далёким и недавним прошлым, и тогда пазл соберётся.
- Мне и с недавним прошлым не совсем всё понятно. Всё это похоже на какую-то профанацию.
Эммануил вскакивает со стула, невротической трусцой пересекает гостиную и пропадает в своей комнате. Уже через секунду он возвращается с ноутбуком, которым шлёпает по столешнице, будто старым талмудом.
- На, почитай!
- Что это?
- По рекомендации Сахарова я нашёл кое-какую информацию в интернете. Сети нет, но я скачал это, пока мы тащились из аэропорта. Поверь это занимательное чтиво, если уметь читать между строк и сопоставлять некоторые факты.
Я придвигаю к себе ноутбук, мерцающий экран которого кажется мне похожим на газетный лист. На экране в шахматном порядке разбросаны жирные заголовки, под которыми расположены обрывки статей. Весь текст можно открыть, нажимая на иконку «читать полностью». Но мой взгляд примагничивают сами заголовки.
«В Тумайск вернулись девяностые»;
«Разборка в стиле Чикагских гангстеров»;
«У города появился новый хозяин»;
«Куда пропал глава Тумайского НПЗ?»;
«Есть ли связь между смертями семерых воротил?»;
«Контрольный пакет акций Тумайского НПЗ перешёл к Артемию Говорухину»;
«Говорухин вступил в долю заправочной сети «Виктория»;
«Бизнесмен из ниоткуда!»;
«Кто вы, господин Говорухин?»;
«Бизнесмен Говорухин доказал свою непричастность к убийству высокопоставленного чиновника»;
«Они идут напролом!».
Эти умело скомпилированные заголовки, не оставляют сомнений, о содержании материала. Одних этих жирных кричащих слоганов достаточно, чтобы не читать того, что под ними написано. Я всё-таки открываю первую статью, но не нахожу в себе сил прочитать даже первый абзац.
- Этого не может быть! – произношу я остывшим голосом.
- Может…может…- равнодушно бурчит Эммануил, суетясь возле барной стойки. Он стоит ко мне спиной и, судя по продолжительному бульканью, наливает себе полный стакан виски. – Может…и ты уже это понял. Понял, только никак не можешь смириться. – Он медленно пьёт, неприлично громко глотая.
- Хочешь сказать, что я – этот человек? – Я зло щёлкаю по монитору. – Хочешь сказать, что перед тобой гангстер, хозяин НПЗ или как это…бизнесмен из ниоткуда?!
- Нет! – Эммануил пьяно роняет голову на грудь, продолжая висеть на стойке. – Сейчас ты не тот человек. Но ты был им. Мало того, ты снова должен им стать иначе…
- Иначе что?
- Иначе… – Он медленно и тяжело вздыхает. – Я даже думать об этом не хочу. Пойми…моя задача, поставить тебя на ноги. Тебя…тебя! Того тебя, понимаешь? – Он зачем-то тычет пальцем в противоположную стену, оставаясь ко мне спиной. Мне не простят, если отсюда выйдет сентиментальная размазня. Это будет сродни тому, что я позволил тебе умереть. Даже не так. Это будет сродни тому, что я тебя убил. Ты пойми…им нужен не абстрактный Артемий Говорухин, не обаятельный голубоглазый парень. Им нужен конкретный…тот…который заваривал всю эту кашу…тот…который не перед чем не останавливается…тот на котором держится всё дело…который сможет протащить этот локомотив даже там, где уже нет рельс. Другой Артемий Говорухин никому не нужен. Хотя нет…он нужен врагам. Они с удовольствием поглумятся сначала над ним, а потом и над членами его команды. Хотя-я…большая часть друзей при таком раскладе превратится во врагов. Любой из них с удовольствием тебя добьёт, если такой случай представится.
Я понимаю о чём говорит Эммануил, понимаю с такой ясностью, будто знал это сам. И это осознание пробуждает во мне страх, ужас, который может чувствовать заблудившийся в лесу ребёнок. И этот страх, само его присутствие, говорит о том, что я не тот Говорухин о котором говорит Эммануил и кричат авторы газетных статей. Я не тот и даже не представляю, что у нас может быть с ним общего.
- И что делать? – затравленно шепчу я, глядя на сутулую спину доктора.
- Нужно возвращаться Артемий Денисович! Нужно вновь стать тем, кто всем нужен.
- А разве тот, другой был не нужен никому?
- Нужен…нужен…- шепчет Эммануил, словно утешая сам себя. – Жене, детям друзьям, матери. Но это же всего лишь люди. Тот Говорухин нужен не людям, он нужен
