как слабеющая шея не в силах удержать голову, начинает раскачиваться и ронять её, то вправо, то влево.
- А-атлично! Сейчас будет немножко странное ощущение. Вы, главное не пугайтесь и постарайтесь сосредоточиться на картинке.
Море начинает стремительно уменьшаться в размерах. Оно сжимается с огромной скоростью, будто я удаляюсь от него на реактивной тяге. Непостижимое синее пространство превращается в синий круг, а затем сжимается до точки. И эта точка уже не на обратной стороне окуляров. Я чувствую её где-то, чуть выше переносицы. Я чувствую, как она продолжает уменьшаться в размерах, превращаясь в почти невидимый кристалл. Но этот кристалл входит в мои мозги с мощью, забиваемого гвоздя. Все мои самые большие страхи, все самые яркие болевые переживания, собрались в этом кристаллике.
Мой рот распахивается в немом крике, гортань сжимается от спазма. Кричать может тот, кому больно. Это, что-то большее, чем боль, что-то, что разрывает на куски каждую твою клеточку.
Хлопок! Яркая вспышка! Окуляры заливает красным.
Где-то за розовой дымкой я вижу приближающегося ко мне огромного азиата в забрызганном кровью, фартуке. В его руке что-то есть. Это словно маленькая стальная птичка, горло которой сдавливает огромный кулак, отчего она распахнула клювик.
«Открывай рот!»
«Нет! Подождите…заморозка ещё не подействовала!»
«Открывай, я сказал!».
«Не-е-ет!»
- Тихо…тихо…тш-ш-ш!
В рассеивающемся розовом мареве, я вижу лицо человека в очках и маске.
- Всё уже закончилось. Вы в порядке?
Я не могу ответить на этот простой вопрос и не только потому, что не знаю в порядке я, или нет. Моё дыхание сбито настолько , что я захлёбываюсь, будто человек, только что вынырнувший из воды, после длительного погружения.
- Успокаивайтесь, всё уже позади! – ласково мурлычет маска.
Щелчок. Прожектор гаснет, оставляя, растворяющийся в полумраке, блик.
- Не вставайте сразу же. Полежите несколько минут. Нужно успокоиться и приготовиться к новой жизни.
Я вглядываюсь в навалившийся мрак и вижу только заштрихованный квадрат на полу. Это проекция созданная, сквозящим через жалюзи, светом фонаря. По наступившей тишине, я понимаю, что доктор ушёл по-английски. Он просто растворился во мраке, не давая лишней возможности увидеть его ещё раз. Теперь я окончательно понимаю, почему в уме крутится эта аналогия с зубом. Тогда всё закончилось точно так же. Неумолимый палач, страх, невыносимая, длящаяся не больше секунды, боль и невероятная лёгкость в финале. Тогда я потерял всего лишь зуб. Я был молод, и потеря одного несчастного зуба ничего не значила. Что я потерял сейчас?!
***
- Ты как?! – я вздрогнул от неожиданности. Надо мной нависал приятный овал личика Айи. В полумраке её кожа казалось голубой, а губы мертвенно синими. Это придавало готичности её образу.
- Я? Вроде бы в порядке. – Я приподнялся на локтях, изучая своё, распластанное в кресле тело. – Руки и ноги на месте, на счёт головы, не знаю.
- Она тоже на месте. – Улыбнулась Айя.
- Сколько времени я здесь? – я обвожу взглядом бледную пустоту кабинета.
- Процедура длится не многим более получаса. Я же говорила, что всё, до невозможности просто. Ты жив, здоров, твои мозги в полном порядке. Всё точно так же, только…
- Только что?
- Давай не будем забегать вперёд! – Айя выставляет вперёд тонкий пальчик. – Скоро ты сам всё почувствуешь, но это произойдёт не сразу. Тебе какое-то время нужно будет привыкать к новой реальности, адоптироваться к ней.
- К новой реальности? – криво ухмыляюсь я. – Хочешь сказать, что я попал в другую реальность?
- Вся реальность находится здесь. – она приставляет острый коготок к своему виску. – Даже небольшие изменения в этой коробочке порождают новую реальность. Но что тебе объяснять, когда ты скоро сам всё почувствуешь и увидишь. А сейчас тебе нужно возвращаться домой. Уже за полночь, тебя жена потеряла…
5
- Папа, вставай! Ты обещал сегодня заапалк, а потом театл, а сам спишь! – я чувствую, как маленькие ручки, тормошат, моё, закутанное в простыню тело. В щелочках отёкших век появляется моя Сашка. Краснощёкая, с взъерошенными белыми кудрями, в своей любимой желтой пижамке, она пытается пробиться сквозь броню моего опухшего лица.
- Встава-а-ай! – отсутствие двух верхних резцов, делает её личико непосредственным и шкодливым. Губы и левая щека густо измазаны шоколадом.
Сашка будит меня редко. В выходные это делает Наташа, а в будни я встаю сам, по будильнику. Дочь будит меня только в тех случаях, когда мы в ссоре с женой. Значит сейчас именно тот случай. Ну конечно…я же приперся домой лишь под утро, а моя опухшая рожа красноречиво говорит о том, что я снова запил. Лучше бы было так…как она думает.
«Во что я ввязался? - Я прижимаю к плечу маленькую головку, жадно вдыхаю её неповторимый запах. – А может это сон, или пьяный бред?»
Вскакиваю с постели, хватаю на руки любимый комочек, подхожу к трюмо. Я не сразу узнаю человека в зеркале. Опухоль на лице, трансформировала его до неузнаваемости. Если бы не обвивающая шею Сашка, я бы подумал, что это другой человек, какой-то запойный бомж. «Господи! Что стало с моей рожей?».
Вдруг меня озаряет, будто молнией. Я ставлю на пол Сашку и бегу к шкафу с вещами. Шарю в пиджаке, в брюках, в поисках бумажника.
Ну как же я сразу не догадался? Это же какие-то разводилы, цыганский гипноз!
Пересчитываю деньги. Всё на месте. Хотя-я…кто будет устраивать подобный спектакль из-за такой суммы?
«Я же что-то подписывал? – я впиваюсь ногтями себе в череп, ерошу волосы. – А что, если это договор займа, или дарственная на квартиру?».
- Па-ап ты куда?
- Сашуля, я сейчас! – В горле сухо, ватный язык еле ворочается. Пьяной походкой иду в ванную. Проходя мимо гостиной, вижу Наташу. Она стоит ко мне спиной и смотрит в окно. Это её излюбленное место во время наших ссор.
Что с ней будет, когда она узнает? Что бы ей было проще простить: измену, или то, что я просрал наше имущество?
Захожу в ванную, закрываю дверь на щеколду, на автомате открываю кран. Шипящая струя, веселым водоворотом исчезает в сливе раковины. Снова смотрю в зеркало. Меня бесит этот тщедушный человек с лицом бомжа. Это вредитель, паразит, которому не дано создавать и зарабатывать. Он может только разрушать. И прошлой ночью, этот подлец, кажется разрушил самое ценное.
«Н-на!» - Кулак впечатывается в ненавистный подбородок.
Гулкий звук, треск. От выщербины по центру зеркала, расходятся десятки тоненьких лучиков.
«Ого! Ты в первый раз ударил человека в лицо. Впрочем, это не лицо, а всего лишь зеркало. Ты можешь только разрушать!».
Кулак врезается в стекло ещё и ещё. Стеклянные крошки осыпаются вниз будто сахарный песок. На стене чернеет овальная рама. Теперь у меня нет даже отражения.
- Ты что там делаешь! Ну-ка открой! – Это стучится в дверь, прибежавшая на шум, Наташа.
Я подставляю кулак под пенящуюся струю. Водоворот становится розовым, а потом тёмно-красным. Что-то здесь не так!
Разворачиваю руку тыльной стороной вверх. По ладони и запястью ползут красные змеи. С косточек безжизненно свисает лопнувшая кожа. Что-то здесь не так!
Я не чувствую ни боли, ни жжения, ни покалывания. Только лишь приятное тепло струящейся воды. Струя шипит, от неё и от ладони курится лёгкий дымок. Это кипяток! Я не чувствую, как варится моя окровавленная рука. Это новое ощущение, точнее, отсутствие привычных ощущений, резко меняет моё настроение. На смену апатии приходит неожиданный прилив радости. Хищно скалясь, я вынимаю руку из-под кипящей струи, подношу её к глазам. Тёмная кровь ручьями стекает по запястью; бордовым градом капает на белоснежный кафель. Мёртвая кожа, будто содранная с курицы шкурка, болтается на казанках. В любое другое время, при виде этой картины, я бы грохнулся в обморок. Это случилось бы даже в том случае, если бы изуродованная рука принадлежала кому-то другому. В этот же момент, я напротив, чувствую спокойную уверенность. Меня абсолютно не пугает, что я потерял, наверное, литр крови. Я точно знаю, что не умру, по крайней мере в ближайшее время. Почему? Потому что меня наделили властью. Меня наделили властью над самой большой и мощной силой. Теперь я могу управлять своей болью.
- Артём! Немедленно открой дверь! – Наташа отчаянно лупит ладошкой по фанерному полотну.
Я щёлкаю замком. Она врывается, но, сделав шаг внутрь, застывает с выпученными глазами.
- Ч-что…что ты сделал? – испуганный взгляд перебегает с разбитого зеркала, на краповые стены, с них на мою изувеченную руку. – Что ты сделал? – уже шепчет она, и поднеся, ладонь ко рту, всхлипывает.
- Зеркало…зеркало вывалилось из рамы. Я хотел его поймать и вот. – Я пожимаю плечами, виновато улыбаясь.
- Как оно могло упасть? Да что с тобой? Тебе ещё смешно?!
- Мне смешно от того, что ты так испугалась. Ничего страшного не произошло. – Говорю я, стараясь придать голосу максимально возможную мягкость.
- Ничего страшного? Ты на руку свою посмотри. Её же зашивать надо! – Наташа сбавляет тон мне в такт. В её взгляде, кроме испуга появляется настороженность. Она пытается понять, что со мной не так.
- Не надо ничего зашивать. Просто перебинтуй. Всё заживёт как на собаке. – Я продолжаю невозмутимо улыбаться.
- Артём, что с тобой? – её, сжавшийся до писка, голос дрожит.
- Со мной всё в порядке, родная. Ты даже не представляешь, в каком я сейчас порядке. – Я обхватываю её руками, от чего она начинает ещё больше трястись и скулить.
- Нет…нет…нет. Не надо! Ты ранен! – Я прижимаю её голову к закутанной в махру халата, груди. – Ты какой-то другой! – сдавленно мычит она. – У тебя женщина, я знаю!
- Дура…дурочка! – ласково шепчу я. – Нет никакой женщины! Просто, с сегодняшнего дня всё будет по-другому. Вот увидишь!
***
Я тяжело вздыхаю, беру со стола чашку. Вместе с остывшим кофе, проглатываю, застрявший в горле комок. Навалившаяся тишина начинает давить на уши. Ставлю чашку, замечая, как трясётся рука. Сегодня ночью я испытал настоящее потрясение. Проснувшись, я пытался убедить себя в том, что всё увиденное просто сон, но чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что именно это и есть самая настоящая реальность. Последнее видение поставило всё на свои места. Это словно вставший на место кусочек пазла, который позволяет понять, какая перед тобой картина. Дальше уже не требуется умственных напряжений и мучительных поисков недостающих частей. Всё собирается, само собой.
Эммануил сверлит меня, горящими от возбуждения глазами. Он жаждет слышать продолжение истории.
- Уже в тот момент, прижимая окровавленной рукой голову рыдающей Наташки, я понимал, что мир изменился, но не мог осознать, что он перевернулся. Я не знал, что в этом, перевёрнутом мире, не будет места не только ей, но и моему самому любимому человечку. Сашка стояла на пороге ванной, испуганно таращась, на нас. Я улыбнулся, подмигнул ей и сказал, что это у нас с мамой такие игры, и что, если она хочет пойти в зоопарк, должна немедленно бежать в детскую и собрать разбросанные по полу игрушки. Я помню, как она весело подпрыгивала, как разлетались в стороны её плюшевые ручки. Я помню весёлый топот её босых ножек по коридору. Она тоже не знала, что вступает в новый мир. Неизвестно, каким будет этот мир, добрым, или злым, плохим, или хорошим. Известно только
