Когда к исходу третьего дня пути Данила со своими товарищами прибыл в свой городок, то там о выходе татар уже знали. И Мишка был очень рад, когда узнал что сын с казаками благополучно вернулся. Но, узнав о смерти Халиды, он сильно расстроился. Ведь хоть он и подтрунивал над сыном, но девушка ему нравилась. Но успокаивать сына не стал и всего лишь обнял и тихо промолвил: «Такова жизнь казак. Радость она не вечна, но ведь и печаль не бесконечна. Иди готовься. Завтра выходим на охоту за твоими обидчиками. Опять Давлет-Гирей за старое взялся, не на долго ему урока хватило».
А Давлет-Гирей действительно с пятнадцати тысячным войском вновь напал на Русскую землю. Но дошёл лишь до Мценска, где наткнулся на упорное сопротивление жителей и ему не удалось захватить даже посад. Ограбив окрестности он вернулся обратно. Воеводам пустившимся за ханом в погоню догнать татар не удалось, но от казаков захвативших в Поле нескольких татар им удалось узнать что крымский хан вышел в поход по просьбе Сигизмунда Августа, который им был щедро оплачен. Война за земли Ливонских рыцарей разгоралась с новой силой.
Грозный царь Иван Васильевич.
Желая быть единовластным хозяином Земли русской, царь Иван вёл жёсткую борьбу с боярами. Но князья и бояре не желали уступать свои старинные привилегии и относились к новым порядкам царя резко враждебно. Добиваясь покорности Боярской думы Иван хотел поставить во главе её молодого боярина, который был бы полностью ему послушен. Но, наткнувшись на сопротивление знати, понял, что ему её не одолеть пока она владеет огромными ценностями и земельными богатствами. И, не долго думая, царь издаёт Новое Уложение, которое категорически воспрещало князьям менять и продавать старинные родовые земли. Выморочные же княжеские владения теперь переходили в собственность царской казны. Близкие родственники, братья и племянники умершего князя, могли наследовать его земли лишь с разрешения царя. Политика ущемления интересов и отстранения от власти влиятельных князей и бояр привела к образованию мощной боярской оппозиции. Одним из видов недовольства и сопротивления воле царя было участившееся бегство знати в Литву. Так ещё в конце 1562 года в Великое княжество Литовское пытался уйти глава Боярской думы князь Иван Бельский. Тогда же на сторону литовцев перешел знатный дворянин Борис Хлызнев-Колычев...
Царь давно относился с недоверием к своим боярам, подозревая их, хоть часто и напрасно, в измене, предательстве и даже в посягательстве на его жизнь. И с годами эти подозрения только увеличивались. А после того как в 1561 году, литовский гетман Николай Радзивил, во время осады Тарваста уговорил воевод Кропоткина, Путятина и Трусова сдать город, а летом 1562 года близкий друг царя Ивана князь Андрей Курбский потерпел поражение в битве под Невелем, превосходя почти в четверо литовское войско возглавляемое Станиславом Лесновольским, царь, намереваясь отвоевать у литовцев крупный город Полоцк, не доверяя воеводам, решил сам возглавить этот поход. Собрав в Великих Луках сто двадцати тысячное войско, более половины которого, правда, составляла посошная рать необходимая для грязных и тяжёлой работ, практически не имеющая отношения к боевым действиям, царь 9 января выступил в поход. И 15 февраля, после двух недельной осады, Полоцк был взят. Потери московской рати при этом составили всего 86 человек убитыми.
В войске под Полоцком кроме дворянского ополчения и наёмников из Европы, было много татар и прочих восточных народностей, - черемисы, мордва..., но казаков было мало. В основном это были городовые, служилые казаки. Казаков с Поля, зная о коварстве крымского хана и его сговоре с Сигизмундом Августом, царь Иван в этот раз старался не призывать, оставляя их для сторожевания и обороны южных рубежей Московского государства.
Московский царь и ранее, уже после взятия Казани, считал себя великим полководцем, а взяв довольно быстро и почти без потерь такую крепкую крепость как Полоцк, он ещё больше утвердился в своём полководческом таланте и всю вину за неудачи и поражения предыдущих и последующих лет возлагал исключительно на своих бездарных и изменнически настроенных воевод. Но каким бы великим он себя не считал, он не мог быть одновременно сразу везде в своём значительно увеличившемся за голы его правления государстве. Поэтому оставив в Полоцке гарнизон во главе с князем Иваном Шуйским и князьями-братьями Петром и Василием Серебряными-Оболенскими, царь Иван 27-го февраля отправился в стольную Москву.
Ни кто не знает о чём он думал вернувшись. Но видимо, осознавая себя гениальным полководцем и величайшим правителем Богом помазанным на царство, ему казалось, что в помощь ему достались не достойные его величия и деяний людишки, славные лишь делами своих давно ушедшими в мир иной предков и он, как великий государь этот изъян должен как-то исправить. Возможно уже тогда у него зародилась мысль отгородиться от завистливой и бездарной знати, окружить себя преданными его делу, пусть не знатными, но безропотно повинующиеся его воле людьми, которые как и он считали бы, что с непокорной знатью нужно расправляться только суровыми и жёсткими мерами. Плодом этих мыслей скорее всего и стала опричнина, которую царь Иван вводит уже на следующий год. Введя опричнину, он фактически поделил Московское государство на два лагеря, - на земщину и опричнину. И хоть опричников было не так уж и много, но им были даны неограниченные права расправляться со всеми кого царь или они сами заподозрят в нелояльности к политике царя. В стране жестокость царя и вседозволенность опричников породили ужасные репрессии, убийства и грабежи. Не довольный политикой царя в Литву бежал даже командовавший русскими войсками на Западе близкий друг Ивана князь Андрей Курбский. Взятие Полоцка, на короткое время утихомирило и даже воодушевило знать, которая в большинстве своём была против войны в Ливонии. Но вспыхнувшая во второй половине 1560 годов эпидемия чумного мора, несколько голодных, неурожайных годов, связанный с войной рост податей и повинностей, налагаемых на крестьянские хозяйства, непомерная алчность вотчинников и помещиков, которые буквально всё выколачивали из порученных их ведению землепашцев, а так же наложившийся на всё это беспредел опричников, вскоре привели к запустению земельных угодий и экономическому упадку. Казалось, единственными кому все эти беды пошли на пользу были казаки, так как, уходя от голода и эпидемий в городах, и не желая терпеть поборов знати и произвола опричников, их ряды стали быстро пополняться не только беглыми крестьянами и горожанами, но не редко и разорившимися помещиками и детьми боярскими. Казаки охотно принимали их в свои ряды и уже во второй половине XVI века казачьи укреплённые городки, подобные тому которые Черкашенин строил ещё полтора десятилетия назад на переволоке между Волгой и Доном, появляются не только на Дону и Донце но и на Волге, Тереке и Урале. А на Днепре в 1564 году вольные казаки с украин Русской земли образовывают первую запорожскую сечь — Токмаковскую. Казачество, увеличившееся не только количественно но и качественно, - его воинственный свободолюбивый дух, вскоре ещё не раз окажет неоценимую услугу Русскому государству и его правительству.
Поход на Астрахань
Крымский хан Давлет-Гирей, как и свергнутый им с престола Сахиб-Гирей, всегда мечтал о том, как он отвоюет у русского царя и подчинит себе, если не Казань, то хотя бы Астрахань. Но постоянные неудачи и поражения крымских татар при прежних набегах на Московское княжество, заставляли его умерить свои аппетиты и ждать удобного момента в надежде, что войны в Ливонии, с поляками, литовцами и шведами, ослабят Московское государство и тогда наступит его час. И вот такое время казалось бы пришло. Но о невзгодах и бедах Руси было известно и турецкому султану Селиму II. И так же, пожелав отнять у царя Ивана Астрахань, он приказал крымскому хану с войском идти на соединения с выступившей к Астрахани турецкой армией, и отправляться на Волгу. Давлет-Гирей понимал, что если он поможет султану захватить Астрахань, то город подобно Азаку будет принадлежать не ему, а туркам и с мечтой о подчинении Астрахани придётся расстаться. Но он так же понимал, что если он откажется выступить и помогать возглавившему турецкий поход Касим-паше, то его скорее всего ждёт та же участь, что и его предшественника. Поэтому хоть и с великой неохотой, но он отправил в поход порядка пятидесяти тысяч крымских и подвластных ему ногайских всадников.
[justify]В планы султана входила гениальная по замыслу задумка. Предполагалось прорыть канал и, соединив Волгу с Доном, подвести к Астрахани сто пятьдесят