необозримых полей. Леса, в основном, дубовые, судя по ровным рядам деревьев — искусственного происхождения. Поля широченные — за горизонт, на которых колосится желтая пшеница. Как выразилась Людмила Михайловна — «солома растет». Очень часто можно видеть, как среди этой самой соломы алеют россыпи мака. Такое впечатление, что здесь хорошо потрудились наркоманы. Кое-где хлеба уже убирают: можно видеть окутанные пылью комбайны, аккуратные копны соломы за ними и вереницы машин, подъезжающих пустых, и отъезжающих, полных янтарного зерна. И в некоторых местах уже жгут стерню, до нас доносится вкусный запах горелой соломы. Вдоль дороги разбросаны большие, утопающие в зелени села с обязательными «ставками» — то есть прудами, на которых белеют стайки домашних уток и гусей. Хорошо!
Меня не покидает мысль, что все это — сон: я еду по Украине на таком прекрасном автомобиле. Вспоминаю прошлые годы, когда мы ездили в Крым на «Запорожце», как было тесно, неудобно. И вещей мы с собой не могли взять столько, сколько надо, некуда положить. В кемпинге был автомобиль «ЕрАЗ», кто-то приехал на нем из Киева. Как я им завидовал! Такая большая, вместительная машина, можно взять, сколько хочешь вещей, можно ночевать в машине, не заботясь о выборе места для палатки, и сидеть в ней удобно, просторно. А сейчас я еду на «Соболе»! Никакой «ЕрАЗ» с ним и рядом не поставить, этот автомобиль на порядок выше. Конечно, я не хочу сказать ничего плохого про «ЕрАЗ», это хорошая машина, но «Соболь»… Уж и впрямь, не сон ли это? Ущипните меня!..
В районе Белой Церкви остановились, перекусить. Зашли в придорожное кафе, сели во дворе, под деревьями, и велели подать себе обед. Он состоял из украинских блюд, было вкусно.
На обочинах расположились торговцы автотоварами, в основном — резиной. Я походил после обеда по рядам, думал, купить пару колес, — в Белой Церкви шинный завод, — но колеса были умопомрачительно дороги. Поехали дальше.
Вот и Умань (до сих пор не понимаю, Умань — он или она?). Это старинный город, где-то здесь, под его стенами, стояли отряды восставших против польской шляхты украинцев под предводительством Ивана Гонты и Максима Железняка. Трудно поверить, что в таком прекрасном, таком мирном городе, на лоне такой мирной и прекрасной природы, под таким мирным солнцем разворачивались жестокие, кровопролитные сражения между польскими войсками и восставшими жителями Украины — «гайдамаками». Правобережная Украина принадлежала Речи Посполитой, то есть, Польше. Поляки угнетали местное население, унижали, глумились над верованиями украинцев, навязывали им католичество. В ответ вспыхнуло восстание, известное в истории как «Колиивщина», от слова «кол»: восставшие крестьяне шли на поляков с кольями. И так велика была ненависть украинцев к польской шляхте, что, захватив Умань, гайдамаки вырезали все польское население, всех до одного! Иван Гонта не пожалел даже свою жену-полячку и детей.
Кстати, Уманская резня могла бы и не случиться, не прояви местные жители слишком уж явное подобострастие. Они пришли к гайдамацким старшинам и между делом упомянули, что намерены открыть в Умани несколько школ с преподаванием на украинском языке. Это возмутило гайдамаков, большая часть которых была «русскоязычная», ну, и началось… Не знаю, верить ли в эти сказки? Это написано в Википедии. А у меня к ней отношение весьма критическое. А если это так, и резня началась именно по этой причине, то вот вам и «насильственная украинизация».
Украинцы надеялись на поддержку россиян, имея в виду, что Россия издревле враждовала с Польшей, но русские повели себя коварно: дабы не ослаблять Польшу, которую надеялись использовать в будущих битвах с европейскими княжествами, русские войска разгромили гайдамаков, а вождей восстания, Гонту и Железняка, обманом захватили в плен. Железняка, как подданного России, судили и отправили на каторгу в Сибирь. Гонта был подданный Речи Посполитой, его выдали Польше, и поляки подвергли его жестокой казни. Обильно полита кровью украинцев эта земля, наверное, потому и такая плодородная…
По дороге подобрали пассажиров: мужчину и девушку, видимо — дочь. Интервью как-то не получилось, разузнать про жизнь простых украинцев не смогли. Дядька сразу раскусил, что я — из местных; так, разговаривая ни о чем, и доехали до города.
Умань произвел удручающее впечатление, если не сказать больше… Дороги ужасные! Не разбитые, нет, все ямки и рытвины заделаны, но заделаны — достаточно небрежно. Ляпнули в яму асфальта, прибили слегка лопатой, и все. Не ровняли, не укатывали. В результате, асфальт застыл, и получились почти амурские волны! Ехать совершенно невозможно, как по булыжной мостовой! И дома здесь какие-то ободранные.
В прошлом году мы уже заезжали сюда, и тогда город показался нам прекрасным, я нахвалиться не мог на Умань. Что ж нынче так? Видимо, сказывается жара. В Умани мы планируем заночевать в гостинице, отдохнуть, помыться и наутро выехать в село Покотилово, что на реке Ятрань, на мою родину.
Неприятный сюрприз: в гостинице нет воды. Вообще никакой воды нет — ни горячей, ни холодной. Впрочем, воды, похоже, нет во всем городе; дают воду с шести до девяти часов утром и в такое же время вечером. Но делать нечего, время позднее, и надо где-то ночевать. Взяли самый дешевый двухместный номер, без удобств, за четырнадцать гривен. Это, по-нашему, что-то около восьмидесяти пяти рублей. Зачем эти удобства, если нет воды? Туалет был на этаже, в конце коридора, а поскольку не было воды, то для слива заранее заготовили огромную железную бочку, а в ней плавал ковшик. Стиль каменного века!
Машину поставили на стоянку, за пять гривен, это приблизительно тридцать пять наших рублей. Еще по-божески.
Как назло, мы не взяли с собой питьевую воду, поэтому приходится не очень сладко, а бежать в машину за минералкой не хотелось. Кое-как наскребли на два стакана чаю, а уж спать будем ложиться, не помывшись. Ну, и какая разница между нашей машиной и гостиницей?
19 июля 2005 г, вторник
Проснулись рано, в шесть часов, чтобы успеть помыться, пока будет вода. Спали ночью плохо: во-первых, легли немытые, во-вторых, какие-то нехорошие люди всю ночь галдели в коридоре, галдели в номерах. Почему-то все любят шуметь там, где это кому-нибудь мешает. Никто не орет в лесу, не слышно дьявольского хохота в чистом поле; а вот в гостинице, да еще ночью — ну как не поорать, не повизжать, не позвать кого-то громовым голосом из одного конца коридора в другой! Приятно нарушить чей-то сон!
Проснулись — и первым делом в душ. Помылись, и плохое настроение сразу же улетучилось, жизнь оказалась снова прекрасной и удивительной.
Сделал для себя открытие: оказывается, в Умани есть железная дорога. Утром, пока прогревал двигатель, в стоящей рядом «копейке» пассажиры говорили о желании поехать на ж. д. вокзал. Я знал, что в Умани нет железной дороги: ни на одной карте она не показана. Решили проверить, поехали в том направлении, куда уехала та «копейка», и действительно, приехали на вокзал. Вот так штука! Обошел все здание, побывал внутри — и не мог поверить своим глазам: действительно, вокзал, притом, старое здание. На перроне увидел человека в железнодорожной форме и подошел к нему с вопросом: давно ли здесь железная дорога? Оказалось — давно. Странно, ни на одной карте не обозначена. Надо будет дома посмотреть атлас железных дорог.
В Покотилову решили ехать через село Перегоновку; во-первых, так ближе, а во-вторых, в Перегоновке надеялись прикупить сахару, т. к., собирались в Покотилове купить вишни и сварить варенье, а сахару взяли мало. В прошлом году мы уже варили такое варенье из покотиловской вишни, было очень вкусно. В Перегоновке — сахарный завод, уж там-то сахаром разживемся.
По пути, в лесопосадке, насобирали шелковицы (или, как ее еще называют, — тутовник). Я набрал ведерко белой, а Михайловна — черной. Очень вкусная ягода, сочная, сладкая, только руки и губы от нее синеют, как от нашей черники.
Дорога проходит в пойме реки Ятрань. Местность представляет собой степь, глубоко изрезанную во всех направлениях реками и речушками, но берега не отвесные, как у каньонов, а пологие, покатые (наверное, отсюда и произошло название села — Покотилово), хотя бывают довольно крутые: в пойме Ятрани примерно градусов под тридцать. Местами берег представляет собой обрывистые скалы, где-то я читал, что здесь на поверхность выходит так называемый Полтавский щит (вот, не помню, то ли гранитный, то ли — кристаллический). Таким образом, перед глазами расстилается холмистая равнина, исполосованная лесопосадками и небольшими, искусственного происхождения лесами. Долина Ятрани очень глубокая: за тысячи (а может быть и миллионы) лет река сделала глубокую промоину, метров десять—пятнадцать, таков примерно перепад между поверхностью степи и уровнем воды. А может, и больше, на глаз трудно определить. На таких крутых, живописных берегах раскинулись большие села с полосками огородов, сбегающими к воде. Везде добротные дома, крытые шифером, тучные нивы и следы довольства; как раз то, о чем так мечтал Тарас Шевченко!
Эти места овеяны славой. В сорок первом году именно здесь, на берегах Ятрани, близ села Подвысокое, разыгрался последний акт драмы под названием «Уманьский котел». Почему-то это событие в истории имеет резко негативную оценку. Ну да, здесь, в этом котле, погибли две армии, но разве не было ни до этого, ни после, разгрома наших войск? Но почему-то именно этот разгром лежит темным пятном, и «Уманьский котел» тщательно замалчивала наша история.
Замалчивали то, чем следовало бы гордиться, ведь именно здесь, под Уманью, Советская Армия дала врагу первое, по-настоящему серьезное сражение, после которого гитлеровский Генштаб вынужден был скорректировать план «Барбаросса»: главной задачей Вермахту поставили не взятие Москвы, а планомерное уничтожение советских армейских подразделений. Конечно, примеры самоотверженности и героизма случались и раньше, достаточно вспомнить героическую оборону Брестской крепости, но там сражались отдельные, разрозненные армейские части, здесь же, под Уманью, серьезное сопротивление оказала организованная сила — армия. И пусть она не смогла выиграть битву в силу своей технической и военной отсталости, но все же — это было настоящее армейское сражение. Это вам не армии Франции и других европейских стран. Именно здесь впервые прозвучал призыв: «Ни шагу назад!». Гордиться бы надо, а вот — поди ж ты!..
Остатки окруженных армий были окончательно разгромлены возле урочища Зеленая Брама. Кому-то из уцелевших удалось уйти в лес, основная же масса солдат и офицеров попала в плен. Об этом написал поэт Евгений Долматовский, участник этих событий, в повести «Зеленая Брама».
Вспоминаю, как в годы моей молодости кто-то нашел на берегу реки Синюхи (в нее впадает Ятрань) портсигар, набитый бумагами. Это были записки лейтенанта Советской Армии, который с небольшим подразделением пробивался из немецкого окружения. На этом материале районная газета напечатала большой очерк, мы читали и очень бурно переживали все перипетии этого похода. К стыду сказать, я не очень-то
