вспоминавшие это. Так и он помнил все, что происходило с Аней, а она, со свойственным подросткам абсолютизмом и нигилизмом яростно все отрицала, но он помнил и расскажет ей потом, когда она будет готова ему поверить.
– У вас хорошее настроение, Андре, – сказала Амалия, потянувшись на соседнем кресле.
– Амалия, мы же с тобой договорились, что ты больше не будешь называть меня на «вы» или «господин инспектор», – сказал он, кинув на нее улыбающийся взгляд. – У меня даже есть свидетель этому, не забывай.
– Это не свидетель – это вымогатель! – сказала Амалия, вспоминая, как Аня насела на нее, требуя прекратить этот дурацкий формализм в их доме. – Я буду стараться, Андре, правда-правда. Ты мне веришь?
– Верю, у тебя пока неплохо получается. Когда я только пришел работать в полицию, еще юнец, после армии, – начал он рассказ, но Амалия сразу же перебила его.
– А я думала, что ты закончил училище, а потом пошел работать.
– Нет, я закончил школу и пошел в армию. Отслужив, я устроился в полицию, начинал с постового. Когда ты молод, то редко понимаешь, чего действительно хочешь, а я больше всего на свете не хотел учиться. Правда и работать за прилавком тоже не хотелось, на завод идти бы пришлось, пошел бы, но отец уговорил сначала попробовать поработать в полиции. Не знаю, как он увидел во мне эти задатки, но я ни разу не пожалел об этом.
– А где работал твой отец?
– А вот он-то как раз всю жизнь, сразу же после девяти классов, отмахал на заводе. Рядом с нами был, да и есть, конечно же, завод по производству печатных машин.
– А, знаю, такие монстры, газеты печатают. Я несколько раз была на типографии, это так сложно, у меня даже голова закружилась, вокруг одни бумажные ленты, все крутится, шипит!
– Да, это действительно непросто. Я тоже думал пойти туда работать, но не пошел, как видишь. Но я хотел сказать о другом, так вот, когда я был постовым, у меня был напарник, которого я по праву считаю своим наставником, ему тогда было уже далеко за пятьдесят лет, но он не хотел идти учиться или пробиваться по карьерной лестнице. Так вот он меня гонял за то, что я никак не мог сказать ему «ты». У меня просто язык не поворачивался, что-то зажималось внутри.
– И как вы победили себя? – Амалия схватилась ладонью за рот. – Ой, я опять сказала «вы». Может, когда мы занимаемся работой, я могу говорить «вы»? Ну, чтобы для других это было понятней, а то панибратство с инспектором выглядит не очень красиво.
– Согласен, давай так. Тогда и я буду обращаться к тебе вполне официально, я же должен уважать прессу?
– Конечно, прессу надо уважать, все-таки мы четвертая власть!
– Только не особо важничай.
– Так, говорите мне «вы», – погрозила ему пальцем Амалия.
– Вот еще, мы еще в дороге. Ладно, давай закончу историю. Я так и не перестал говорить ему «вы», даже после того, как мы попали в одну перестрелку с турками, но это неважно. Он делал вид, что обижается, но я уверен, что ему это нравилось, для всех остальных он хотел быть простым парнем. Немного разгильдяем, но каждый хочет получить уважение, и тут дело даже не в словах, как мне кажется.
– Да, вы правы, то есть ты прав, – Амалия вытянула вперед шею, вглядываясь в указатели. – По-моему, скоро наш поворот.
– Вполне возможно, – Андре бросил взгляд на навигатор. – Скоро приедем, позже, чем рассчитывали, но это может и к лучшему, пропустим утренний обход.
– Точно! – она достала из сумочки сложенную вдвое газету и развернула ее на второй полосе, с восхищением разглядывая свою статью, занявшую всю полосу. – Все-таки напечатанная статья в газете стоит большего, у меня до сих пор руки дрожат!
– Это же твой труд, надо им гордиться, но не зазнаваться, – улыбнулся он, сворачивая с автобана под указатель частной психиатрической клиники «Летние думы».
– Но это и твой труд! – горячо воскликнула она. – Как точно ты предложил заголовок статьи «Подо льдом», я бы никогда не догадалась!
– Догадалась, это же на поверхности, – ответил он. – Главное то, что внутри, заголовок лишь привлекает внимание читателя, важно удержать его внимание, заставить думать.
– Я вот что подумала, – Амалия слегка коснулась его руки, хитро подмигнув, – может стоит открыть детективное агентство, мне кажется, что мы бы отлично сработались вместе.
– Вот честно говоря, мне бы не хотелось. Пока я на службе, даже и думать об этом не хочу.
– Но сейчас же ты в отпуске, сколько тебе еще осталось недель?
– Больше двух недель, может три, я не считал.
– Три недели и четыре дня, – ответила она. – Я посчитала. Кстати, Тоби прислал тебе что-нибудь по месье Дюваллю?
– Пока нет, но он обещал, ждет данных от банка.
– Скорее бы, – Амалия нетерпеливо заерзала. – Мне этот месье не нравится, надо бы его на чистую воду вывести!
– Выведем. Я же тебе говорил, что перед отпуском подложил мину?
– Ага, это ты хорошо придумал, но ты не боишься, что ваш комиссар будет сильно сердиться из-за этого?
– Пускай сердится, но я все сделал точно по протоколу, есть факт перевода крупной суммы со счета подозреваемого, это дело еще пока не закрыто. Иногда формальный подход играет нам на руку.
– Вы опасный человек, господин инспектор! А кто ведет это дело?
– Я веду, а пока я в отпуске меня замещает Тоби.
– Это хорошо. Он такой забавный, я с него ухахатываюсь просто!
– Ты ему понравилась, вот он и выпендривается.
– Это он тебе сказал? – Амалия округлила глаза, резко повернувшись к Андре.
– Нет, я и так вижу, когда петушки хвост распушают, сам таким был.
– Вот уж не поверю, мне кажется, что ты всегда был серьезным и обстоятельным, как сейчас. Не могу представить тебя таким же, как Тоби.
– Таким же балбесом я не был, – рассмеялся Андре, – а так поверь, все было, все, а ты, делая из себя синего чулка, многое теряешь, не будь дурой.
– Вот вы опять заговорили, как моя мама! – обиженно воскликнула Амалия. – Я прямо даже начинаю жалеть, что вы познакомились.
– Но мы только заочно, не переживай.
– Да вы все спелись! – она возмущенно хлопнула ладонями по торпеде, через минуту ее показной гнев пропал, и она вновь стала серьезной. – А как Тоби удалось отправить запрос в банк? Это же просто так не дают, ну я пробовала, мне много раз отказывали, потому, что я не имею на это права, или как-то так, защита личных данных, ерунда, короче!
– А тебе бы хотелось, чтобы кто-нибудь знал про твои счета?
– Да пусть смотрят, там ничего нет!
– Когда будет, заговоришь иначе. Тоби в этот раз проявил сообразительность, надо сказать, что это для него несвойственно. Какая бы ни была сложная система, но ведь в ней работают люди. Я кое-кого знаю, у него много знакомых, пару несложных запросов, парочка почти липовых бумажек и все готово, обоснование вполне достаточное. Как же он это назвал, вроде предварительное расследование или доследственные мероприятия.
– Молодец, Тоби! Похвалю его при встрече.
– Похвали, он расплывется как блин на сковородке, – Андре подъехал к воротам частной клиники, закрытой от взора проезжающих высоким забором из вековых елей и крашеного в зеленый цвет металлического забора, визуально почти сливавшегося с деревьями. Все выглядело незаметно и спокойно, сами ворота были не очевидны для случайного человека, рядом протекала дорога в город, по которой непрерывно курсировали автобусы, тяжелые фуры, видимо неподалеку находился складской комплекс.
Андре встал слева от въезда, чтобы не закрывать проезд, и стал ждать, когда камера считает его номер, а служба охраны даст разрешение на открытие ворот. Ожидание затянулось, притихшая было Амалия начала ерзать на кресле, недовольно ворча себе под нос. Андре не проявлял беспокойства, осматривая территорию клиники через решетку ворот. Внутри все было высажено тенистыми деревьями, он разглядел аллею лип, с другой стороны, судя по еле заметным клочкам ветвей, была аллея голубых елей. Его это несколько озадачило, вся территория делилась центральной дорогой на две части, в довершение его предположения, он обратил внимание на невысокую изгородь из жесткого, уже потерявшего свою листву, коричневого кустарника, обрамлявшую дорожки для прогулок, не позволяя визуально и физически сойти с проложенного маршрута. Вдалеке показались одинокие фигуры, идущие как по заданной траектории с опущенной головой. Но они не напоминали классических больных, одетых в нелепые пижамы или застиранные рубашки, шаркающих стоптанными тапками, как любят показывать их в старых фильмах.
– Посмотри правее, видишь, на дальней дорожке? – спросил он Амалию, не делая ни одного движения, продолжая демонстрировать покорность ожидания.
– Где? – Амалия завертела головой, смотря то на него, то за ворота. Он несильно сжал ее руку, заставляя успокоиться. – Ты про тех прогуливающихся?
– Да, это, видимо, пациенты. По часам завтрак должен был уже быть, время утренней прогулки. Ты не вертись, не забывай, куда мы приехали.
– Думаешь, что они могут меня здесь оставить? – удивилась она, но приняла спокойный вид, пародируя его. – Я буду непроницаема.
– Посмотрим. Ты, кстати, не забыла служебное задание от редакции?
– Нет, все при мне, я даже копии сделала, видишь, какая я умная? – она самодовольно посмотрела на него.
– Вижу. Все, готовься, – он заметил, как на верхней стойке датчиков зажглись красные лампочки, и ворота медленно поехали в сторону, открывая им проезд.
– Ну, поехали, – он шумно выдохнул, выпуская накопившееся напряжение. Ему было не по себе от этого места, все вокруг ему казалось фальшивым, ненастоящим, а с другой стороны он отчетливо понимал, кто здесь находится и почему, и от понимания этой действительности становилось страшно. Он не впервые приезжал в сумасшедший дом, но те были гораздо страшнее на первый взгляд: старые здания, больничный запах, перемешанный с запахом плохо мытого тела и страха, крики, стоны из комнат, это все нагоняло ползучий ужас, но только в первое время, потом к этому привыкаешь. Но здесь он чувствовал иное, все было слишком хорошо, все было слишком по-доброму, гуманно, он не верил в это, ощущая отчетливый запах платной тюрьмы.
– О чем ты думаешь? – спросила Амалия, глядя на его медленно серевшее лицо.
– Мне напоминает это тюрьму, – сказал он.
– Но дурдом – это же и есть тюрьма, – пожала плечами Амалия. – Люди изолируют тех, кто не подходит им по поведенческим моделям, можно сказать по моральным.
– Не совсем так, большинство, все-таки, находятся там вполне заслуженно.
– Согласна. А, поняла, тебя смущают эти больные? – она оглянулась назад, машина уже припарковалась возле центрального входа, объехав массивную клумбу, накрытую грязной пленкой. – Да, они вполне себе неплохо выглядят.
– И дорого стоят. Ты же смотрела, сколько стоит год лечения здесь?
– О, да, почти семьдесят тысяч, кто за это платит? – удивилась она. – Не понимаю.
Они вышли из машины, Андре делал вид, что собирает вещи, укладывая документы в свой старомодный портфель. Рядом стояла Амалия, видя, что он хочет ей что-то сказать, направив свой слух на него.
– Если вспомнишь, – начал он шепотом. – То в истории часто рассказывалось про платные тюрьмы, куда упекали неугодных или неудобных людей. Часто этим бизнесом занимались монастыри.
– Да, что-то припоминаю. А теперь этим занимаются психушки, да?
– Не только они. Есть еще дома
