никогда такого не видел. Это не похоже на то, что я видел в Грозном, там было другое. Не знаю, как сказать, но там было все честнее, нет, это я не то говорю.
Он замотал головой, пытаясь привести мысли в порядок, но голова кружилась, не давая ему придти в себя.
– Ты поешь, – сказал Вова.
– Да, надо поесть.
Через час они уже входили в Управление, на КПП их встретил подтянувшийся охранник, в воздухе витал дух генеральского присутствия, казалось, что все вокруг блестело в подобострастном раболепном обожании начальства. Петра Ильича опять затошнило, но он силой воли удержал этот рвотный позыв.
На этаже их поймал Константин Павлович, он был бледнее, чем обычно, а скулы на лице были постоянно напряжены.
– Петь, у меня к тебе большая просьба, – начал он.
– Знаю, я сдержусь, не переживай, – глухо ответил он, голова его свесилась вниз, он будто бы засыпал.
– Выглядишь ты неважно, – заметил Константин Павлович.
– Ты тоже, – ответил ему Петр Ильич.
Они поднялись к генералу. В приемной слышались шумные голоса, кто-то спорил, громко, властно. Секретарша смотрела на вошедших большими полными слез глазами. Петр Ильич подошел к ней и, взяв ее за руку, вывел из приемной.
– Давай, милая, ступай отсюда. У тебя есть дела поважнее, – он посмотрел на ее большой живот. – Мы с Костей скажем, что тебе стало плохо, и ты пошла в медкабинет.
– Но если вдруг что-то понадобится, – забеспокоилась она.
– Ничего, перебьются, – отрезал он, – нечего тебе это слушать.
Он сделал попытку улыбнуться, выдавив из себя напряженную гримасу. Оля погладила его по плечу и скрылась на лестнице.
– Петь, пошли, – позвал его Константин Павлович.
Они вошли в кабинет генерала. Там уже сидело пять неизвестных Петру Ильичу людей, соперничавших друг с другом в блеске мундиров. Он подумал, что они все тут делают, можно же было вызвать их в свои кабинеты, почему же они этого не сделали?
– А, вот и наш Петр Ильич, – генерал подошел к нему и крепко пожал ему руку. – Ну, ты как?
Петр Ильич ничего не ответил, а только хмуро посмотрел ему в глаза сквозь жирные стекла очков. Генерал вздохнул и кивнул, что понимает. Все присутствующие испытующе смотрели на него, ожидая, что он скажет, но Петр Ильич не торопился. Он снял очки и стал их медленно протирать несвежим платком.
– Докладывайте, – властно сказал один из генералов.
– Докладывать что? – переспросил его Петр Ильич.
– Вы что, издеваетесь? – вскипел тот. – На нашу страну совершено нападение, а вы тут комедию ломаете!
– Вы не задали ни одного вопроса, – спокойно ответил Петр Ильич, чувствуя себя курсантом на экзамене с той лишь разницей, что никто не хотел слушать его ответов, имея при себе уже сформированную версию
– Сколько погибших? – спросил другой генерал.
– Это еще необходимо будет подсчитать. По приблизительной прикидке в самом бизнес-центре не менее 600-500 трупов, но, скорее всего, будет больше, – ответил Петр Ильич. – Количество умерших на улице я оценить не могу.
– Какое отравляющее вещество было применено? Где была заложена бомба? – спросил другой генерал.
– Вещество неизвестно, это установит лаборатория, – ответил Петр Ильич. – Взрыва обнаружено не было.
– Но, тогда как была произведена химическая атака? – возмутился тот же генерал.
– Предположительно через систему вентиляции, – ответил Петр Ильич. Он заметил, что здесь присутствовали и военные, он обратился к ним. – Я думаю, что об этом следует спросить военных.
– Почему вы так думаете? – с нажимом спросил военный генерал.
– Потому, что примененное вещество определенно не могло быть создано на кухне или в гараже. Может быть я не химик, но такие вещи понятны и без специализированного образования.
– Вот и остановимся на том, что вы не химик, – оборвал его генерал. – Нечего здесь высказывать свои нелепые догадки.
– Нелепые? – Петр Ильич сверкнул глазами, – может вы объясните, как в центр города могло попасть химическое оружие? Как и кто смог установить устройства в фильтры системы вентиляции отложенного действия?
– Поясните, о чем вы говорите? – спросил другой генерал.
– Я не специалист, но по первому взгляду это устройство собрано профессионально и, возможно, из заводских деталей. Отравляющее вещество было в жидкой форме, возможно, там был таймер, может быть другая система, – ответил Петр Ильич, – после обнаружения этих устройств, меня попросили удалиться.
– Вы что, подозреваете в этом кого-то определенного? – вскипел военный генерал.
– Нет, я просто говорю, как все было, – ответил Петр Ильич. В животе у него сжался желудок, а к горлу подкатила еле сдерживаемая рвота. Он вышел из кабинета и бросился в туалет на этаже.
Константин Павлович вышел за ним следом и нашел его склонившегося над раковиной. Петр Ильич побледнел как бумага.
– Все нормально? – спросил Константин Павлович.
Петр Ильич ничего не ответил, второй приступ рвоты заставил его уйти в кабинку. Через несколько минут он вернулся и долго умывался, пытаясь прополоскать рот и горло.
– Чего они от меня хотят? – спросил Петр Ильич, вытираясь бумажным полотенцем.
– Насколько я понял, они не хотят, чтобы мы тоже участвовали в расследовании, – ответил ему Константин Павлович.
– Я тоже не хочу в этом участвовать.
– Петя, я тебя не узнаю.
– Я сам себя не узнаю, – он перешел на шепот. – Если они начнут лечить про террористов, то… гм, тот эксперт, что был со мной, он узнал это устройство. Я думаю, что это военные или эти.
– У тебя нет доказательств. Нас привлекли для того, чтобы придать расследованию большую открытость, понимаешь? Этот эксперт даст показания?
– Не думаю. Я даже его фамилии не знаю.
– Тогда ничего нет.
– А что есть?
– Есть убитые, есть люди. Надо работать.
– Так пусть работают! – махнул рукой Петр Ильич.
– Давай Петь, без истерик.
– Ты понимаешь, что они не дадут нам работать?
– Сделаем, что сможем, не нам решать.
– Ну да, а делать надо. А что с остальными? Что, так и бросим все?
– Приоритет сейчас другой, но это не значит, что надо бросать другие дела.
– Да? А почему же вы забрали у меня убийство Артема, почему? А кто почти убил Дениса? Кто будет это все расследовать?
– Ты все знаешь, тебя отстранили.
– Ну, конечно! Потому, что я псих!
– Нет, ты заинтересованное лицо и поэтому есть опасения, что ты…
– Чушь! Тогда отстраняйте о дел, запихните меня в кабинет, раз уж я ни на что не годен!
– Ты перегибаешь. Перестань. Пойдем в медкабинет.
– А как быть с этими?
– Ничего, я все объясню, тебе надо отдохнуть. Идем.
2.
Денис стоял у окна в левом крыле холла больницы и смотрел на пустую улицу. В вечерних сумерках снег падал сплошной серой массой, ярко подсвечиваясь в лучах уличных фонарей. Вот проскользнула фигура спешащего вверх по улице мужчины, проехал пустой автобус, большие светящиеся окна его выглядели теперь как пустая витрина. Автобус остановился на остановке, туда окна корпуса больницы не выходили. Денис оглянулся назад, на этаже было пусто, только в коридоре гудел от новостей телевизор, больные с жадностью средневековой толпы поглощали последние сводки о погибших в результате химической атаки, строя нелепые в своей грандиозности замысла версии, с ходу обвиняя во всем зарубежную закулису, открыто, по их мнению, ведущую войну против них. Он вспомнил их рассуждения, доносившиеся до него приглушенным шепотом, это были всегда одни и те же слова, люди не отделяли себя от государства, чувствуя праведный гнев в нападках на родимое государство, как будто враги вошли именно в их хату, чтобы сжечь и убить всех в ней. Массовость этой истерии, подогреваемая журналистами и экспертами на грантах, сильно утомляла его, он не вступал в эти бессмысленные споры и уходил наматывать круги по корпусу. От долгого лежания болело все тело, особенно ноги, не получавшие необходимой нагрузки. Недавно он понял, что прошло уже больше месяца, как он здесь, а сколько ему еще тут куковать. Он осторожно открыл окно и набрал снега на оцинкованном карнизе, снега хватило на средний снежок. Он закрыл окно и огляделся, услышанное позади движение насторожило его, не хотелось опять спорить с медсестрами, ругавшими его за излишнюю активность. Снежок приятно холодил руку, отдаваясь стонущей болью в левой лопатке. Ему вдруг подумалось что его же ни разу не отстреливали, как зайца. Да, были ножевые ранения, он получал по касательной ранения в перестрелках с отморозками, это было все очень давно, когда он опером бегал по Екатеринбургу. Но это были честные бои, он ощущал в них ту же старую романтику, почерпнутую им из приключенческих романов XIX века, когда герои были непогрешимы, а бандиты абсолютны. Он не раз бранил себя за эту детскую картинку, от которой он так и не смог избавиться за все годы циничной работы.
В своих раздумьях он не заметил, как из его палаты, расположенной позади, вышла Алина и бесшумно подошла к нему сзади, обняв его и приложив мокрую от снега голову к его спине.
– Привет, – прошептала она, боясь разрушить окутавшую их тишину.
– О, привет, – он повернулся к ней и поцеловал, губы ее были холодные после улицы, а на щеках горел яркий румянец. – Вот, достал себе кусочек свободы.
Он показал ей таявший снежок, она засмеялась, забрав его, и унесла в палату, чтобы выбросить.
– Там этого еще много, не переживай, – сказал она, когда вернулась. – Ты не слишком много ходишь, тебе же запретили?
– Сидеть тоже невмоготу. Я почти здоров, – весело ответил он, повинуясь ее рукам, уводящим его на кушетку. Они сели, и он ощутил усталость. – Я думал, что ты сегодня на работе.
– Я тоже так думала, но руководство решило пока закрыть магазин. Ты даже не представляешь, что творится там, – она округлила глаза и сжала его ладонь. – Я уже боюсь домой идти.
– Почему? Что там происходит? – забеспокоился он.
– В том то и дело, что ничего не происходит. Город будто вымер, ни людей, ни машин. Мне так кажется, что от нас что-то скрывают. Я спокойно перехожу кольцо по дороге, представляешь?
– Нет, я такого представить не могу. А как твои соседки?
– У, они как только это случилось, сразу же уехали. Одна домой в Рязань, вторая на дачу к своему хахалю.
– Это не так уж и плохо, как думаешь?
– Конечно же не плохо. А я прихожу домой, а в квартире пусто, и дом молчит. Раньше хоть эти полоумные старухи телевизор смотрели на максимальной громкости, а теперь тишина, как в каменном мешке. Я сама теперь телевизор врубаю погромче, чтобы с ума не сойти. Представляешь, я ночью услышала, как этажом выше кто-то врубил музыку, так я чуть не расплакалась от счастья, – она бросила на него короткий взгляд и отвернулась, боясь увидеть в его глазах насмешку.
– Это кошмар, – искренне сказал он. – А почему ты не хочешь у меня пожить? Мне кажется, что там должно быть лучше, все же далеко от центра.
– Я боюсь к тебе ехать, – замотала головой Алина.
– А чего бояться? – не понял он. – Это же меня хотели убить.
– Не напоминай! – она впилась ногтями ему в ладонь. – А почему сняли охрану, разве тебе больше не угрожает опасность?
– Видимо, нет. Я думаю, что это был разовая акция, больше она не повторится, – в очередной раз попытался он успокоить ее, но слова его звучали фальшиво, и он это отчетливо понимал.
– Ты меня просто успокаиваешь, не надо, я не девочка и все понимаю. Вот Петр мне
