Аня собрала все в кучу и унесла в свою комнату. Вернувшись, она подергала его за плечо, отвлекая от чтения одного из неудавшихся эссе, которые он успел выхватить из ее рук. – Пап, я завтра с тобой пойду, рано утром. Я хочу в школу пораньше придти, мы с Марией-Луизой договорились порепетировать перед уроками.
– Хорошо, я довезу тебя, – сказал он, вздохнув про себя, ему очень не хотелось садиться за руль, странная боязнь, появившаяся у него после больницы, не давала ему покоя.
– Нет, мы пойдем пешком, а потом я сяду на автобус, мы же с тобой на одном автобусе поедем, просто мне выходить позже.
– Ну да, точно. Давай так, – улыбнулся он.
– Отлично! – Аня загремела кастрюлями. – Я думаю, что Амалия сегодня вечером не придет.
– Почему ты так решила?
– Ну, она так долго мылась, а потом не могла выбрать платье. И вообще, пора им побыть наедине, а то ведут себя, как дети.
– Ты откуда все знаешь?
– А у нас начался курс сексуального воспитания, – меланхолично ответила она.
– Да? И что же вам там рассказали?
– Да про цветы пока рассказывают, презерватив принесли, такая смешная вещь. Мы его с Машкой водой наполнили и с последнего этажа вниз бросили!
– Хулиганье.
– Нам тоже так сказали, – Аня посмотрела на него довольным взглядом. – Меня называют хулиганкой.
– Ты смотри, осторожнее.
– Папа, я уже взрослая и все понимаю. Я не перехожу грани допустимого, – важно ответила она. – Ты не представляешь, какие они смешные! Особенно эти психологи, разговаривают с тобой, будто бы знают тебя лучше, чем ты сам!
– Это опасные люди, они могут тебе навредить. Тебя вызывали на беседу к ним?
– Нет, они нам курс читают про половое воспитание или сексуальную грамотность. Сказали, чтобы мы предохранялись, а еще рассказали, что в некоторых странах девочки моего возраста и даже младше выходят замуж и рожают детей, и что это их культура и ее надо уважать.
– Ну, то что это их культура верно, но уважать ее мы не обязаны, – нахмурился Андре.
– Вот и я так думаю. У нас мнение такое, что есть предмет, его надо сдать, а пусть говорят, что хотят.
– Это очень прагматичный подход к учебе, – заметил он.
– Какая школа, такая и учеба. Мы разговаривали с парнями из старших классов, они на три года старше меня, так вот они сказали, что дальше будет еще хуже! Мы вместе в театральный кружок ходим. Они обещали нам дать ответы на тесты, вот так!
– Смотри, не попадись.
– Ты что? Я гораздо хитрее них, у тебя учусь!
– А я разве хитрый?
– Ты? Еще какой! Амалия тоже так думает.
– Ну, не знаю. Я о себе был другого мнения.
5.
Москва.
В комнате для допросов было искусственно душно, все окна были закрыты, а батареи вывернуты полностью. Яркий свет добавлял раздражения, несколько ламп мигали, монотонно щелкая стартерами. Посреди комнаты стояло два стула спинками друг к другу так, чтобы сидевшие на них люди не могли касаться друг друга затылками, но чувствовали близость друг друга. Они были прикованы к железным спинкам наручниками, чрезмерно туго стянуты браслеты, неестественное положение рук, они были слегка вывернуты, но, не доводя до болевого шока, ноги были стянуты веревкой, свободной оставалась лишь голова, бесцельно мотавшаяся из стороны в стороны. С обоих мужчин градом лил пот, они постоянно сглатывали от жажды. У одного из них все лицо было покрыто массивным кровоподтеком сине-красного цвета, закрывающим глаза, второй же нервически дергал шею от боли в вывернутой при задержании руки, которую теперь так нещадно заломили.
Комната была звукоизолирована, и им не было слышно, что творится за дверью. Оба мужчины не разговаривали друг с другом, понимая, что все записывается. Выбранная ими тактика пока приносила свои плоды, предыдущие допросы не дали ровным счетом ничего, кроме заученной, как мантра, версии, что они ничего не знают, и что им пришлось защищаться, когда на них напали. Версия была глупа, но позволяла следователям понять, что задержанные готовы идти по этапу в одиночку. В коридоре стоял Петр Ильич и ждал Вову с реквизитом. Он смотрел, что происходит в комнате для допросов, честно говоря, ему уже порядком надоели эти пустые разговоры, ложившиеся на бумагу серыми пластами, как грязь на дорогу. Он листал почту на телефоне, Шамиль недавно сделал ему доступ, и теперь Петр Ильич осваивал новые технологии, не находя, правда, в них ничего полезного, вся эта скорость, мобильность и прочая современная чушь приводили лишь к поверхностному пониманию прочитанного, торопящийся мозг выхватывал лишь экстремумы, пиковые значения, теряя, зачастую, важные нюансы. Он стал замечать за собой, что поступает точно также, сбиваясь на телеграфный текст и не желая разбираться в вопросе.
Слева послышались шаги, и он обернулся, еще не зажившие шрамы от ножевого ранения застонали, Петр Ильич непроизвольно поморщился, в очередной раз укорив себя за излишнюю мягкотелость, он не должен был обращать внимания на такую пустячную по сути боль.
– Ну что, принес? – спросил Петр Ильич подошедшего Вову, держащего в руках коробку с «реквизитом».
– Да, только я слабо верю, что это поможет. Князь сказал, чтобы мы не увлекались, у ребят очень хорошие адвокаты.
– А князь не сказал, откуда у ребят такие дорогие адвокаты? – проворчал Петр Ильич. – Откуда у этих лохов такие деньги?
– Платят сами, видимо, деньги есть, – пожал плечами Вова.
– Ну-ну, рассказывай. А то, что платят налом, это, почему-то, никого не волнует. Я не совсем понимаю то, что мы здесь делаем.
– Ты знаешь, я тоже, – вздохнул Вова. – Странно как-то, вроде дали команду, а как только подойдем поближе, так отзывают назад, не понимаю. Почему не подписали ордер на обыск этой фирмы?
– Ты про «Вектор М»?
– Да, именно.
– Они сейчас находятся в статусе пострадавшей стороны, тебе же все объяснили, – ухмыльнулся Петр Ильич.
– Да ничего не объяснили! – возмутился Вова. – Дураков из нас делают! Тоже мне, пострадавшая сторона! Я тебе больше скажу, я думаю, что все хотят это дело замять.
– Ну, замять не получится. Скорее переклассифицировать в теракт. Ты прессу почитай, им все понятно.
– Ну, нет, я как телевизор дома включу, так убить кого-нибудь хочется, ты видел этих идиотов? Сидят там, рассуждают про внешних врагов, а ведь враг-то здесь, внутри нас.
– Ладно, что без толку лясы точить, давай закончим с этими, а то поздно уже.
– Так полночь уже, – сказал Вова. – Сколько мы их там уже держим?
– Уже больше пятнадцати часов, – Петр Ильич открыл дверь, пропуская Вову с коробкой вперед.
Звук открывающейся двери заставил мужчин на стульях синхронно обернуться к ней. Они увидели, как вошел знакомый им следователь, он поставил на стол тяжелую коробку, из которой медленно стал доставать сумки с противогазами, баллон с кислородом и несколько масок. Последней в коробке была небольшая баночка или, скорее, баллон аэрозоля. Следователь поставил ее посреди стола так, чтобы взгляд мужчин был прикован именно к ней.
Вошел Петр Ильич, оба мужчины бросили на него взгляд, тот, у которого была вывернута рука, непроизвольно дернулся, Петр Ильич это заметил. Он подошел к столу и взял из коробки запечатанный в полиэтилен новенький оранжевый плащ. Звук разрываемого полиэтилена заставил вздрогнуть обоих мужчин. Вова запирал комнату на все замки, закончив, он подошел к столу и включил все лампы, направив потоки полукиловаттного света прямо на мужчин на стульях.
– Итак, – начал Петр Ильич. – На улице уже глубокая ночь, а мы все тут с вами нянчимся. Спрашиваю в очередной раз, кто вас нанял?
В ответ он услышал глубокое молчание, только дребезжал в воздухе жар галогеновых ламп. Мужчины не могли видеть все, что делают Петр Ильич и Вова, но в этом слепящем ярком свете их фигуры, одетые в тонкие защитные плащи, стали напоминать фигуры венецианских (чумных докторов), вытаскивавших баграми трупы из чумных домов и сваливавших их на телеги или гондолы, спуская вниз по реке, дальше из города. Вова надел противогаз и сходство стало практически полным.
– Хорошо, тогда я расскажу вам, – сказал Петр Ильич, он взял со стола баллон аэрозоля. – Вот это, к сожалению, не та дрянь, что вы распылили в бизнес-центре. У меня нет сомнения, что это сделали вы или ваши хозяева, это абсолютная правда. И поэтому, пока, вы будете отвечать за всех.
– Мы не имеем к этому отношения! – воскликнул мужчина с вывернутой рукой.
– Заткнись! – прошипел второй.
– Я так не думаю. Я думаю, что вы! Непосредственно вы принимали в этом прямое участие. У меня нет основания думать иначе, нет!
– Хочешь из нас козлов отпущения сделать? – прошипел мужчина с избитым лицом. – Хочешь на нас все повесить?
– А почему бы и нет? Людям нужны виновные и исполнители, а дело написать не сложно, – засмеялся Петр Ильич, но в его смехе не было смеха, в нем слышалась лишь ненависть и кипящая злоба. – Знаете, как они мучились? Знаете, как задыхались сотни мужчин и женщин? А как умирали дети? Знаете это? Нет, не знаете, не знаете!
– Ты нам на жалость не дави, – сказал мужчина с избитым лицом.
– А я и не собираюсь давить на жалость, – спокойно ответил Петр Ильич. – Нам, конечно же, нельзя использовать то, что вы распылили там, но это тоже неплохо. Вы, конечно же, от него не умрете, но помучаетесь отлично. Это малая часть того, что вы заслуживаете.
Он стал надевать противогаз. Вова поправил свой плащ, проверяя, чтобы не было ни одного открытого участка кожи.
– Ты не имеешь права! – вскричал мужчина с избитым лицом. – Ты ответишь за это!
Петр Ильич его не слушал, он проверил свой плащ, затянул потуже горло и взял со стола баллон с аэрозолем. В воздухе раздался еле слышный пшик, звук выпускаемого газа. Несколько минут казалось, что ничего не происходит. Газ был класса раздражающего действия, концентрация была незначительная, но в купе с жаждой, ярким светом и затекшими от долго сиденья в неудобной позе мышцами эффект должен был быть значительным.
Мужчины на стульях принялись усиленно ерзать. Тот, у которого было разбито лицо, стал дергать руками, желая высвободиться, второй принялся громко и часто кашлять, мотая головой. Они стали задыхаться, поминутно сплевывая в сторону и на себя тягучую мокроту, глаза перестали видеть, подавляемые слепящим светом ламп и действием психотропного газа, начиналась паника. Они стали кричать, сначала это были призывы на помощь, прерываемые приступами кашля, но уже скоро все превратилось в неразборчивое хрипение. Мужчина с избитым лицом сильно раскачивался на стуле, и в конце концов упал на пол. Выплевывая мокроту, ему показалось, что он стал выплевывать свои легкие, сознание играло с ним, он перестал осознавать, где находится, и от этого истерично закричал от страха, захлебываясь своей мокротой. Второй громко хрипел, жадно хватая ртом воздух, но это не приносило облегчения, а лишь усиливало жгучую боль и желание вырвать свои легкие из груди.
Петр Ильич кивнул Вове, и тот подошел к упавшему и поднял его, развернув боком ко второму. Потом Вова взял баллон с кислородом и надел каждому на лицо маску. Мужчины жадно задышали, пытаясь вдохнуть как можно больше. Вова следил за ними и, заметив, что одного из них стало трясти, снял маску, мужчину вырвало на себя. Он надел маску вновь. Подошел Петр Ильич и склонился над ними, нависая грозной
