Красная армия

никогда в жизни их не будут любить так искренне, восхищаться ими так бурно, не задумываясь о возможных недостатках, просто не допуская и мысли о том,  что они неидеальны. Сотни здоровых мужчин готовы были оборонять их, готовы были погибнуть за них; сотни здоровых сердец распирало от гордости, что они защищают такую красоту…
  Закончился танец, закончился концерт, а воскресенье продолжилось. На обед второй батальон снова ходил «по большому кругу квадратом через роту связи». Оркестр перебазировался к столовой, где Бонапаров и принимал парад. Старослужащие раздражённо обсуждали сведения, полученные от водителя подполковничьего УАЗика Яковца: мол, зам командира не ладит с женой и имеет любовницу с двумя детьми. Основываясь на этом, Кириллюк предположил: «Жене сказал, что поехал к любовнице; любовнице сказал, что поехал к жене; а сам – в гарнизон: солдат дрочить.»
  После обеда Номин долго и нудно проверял наличие личного состава. Сначала отсутствовало человек двадцать, через четверть часа не хватало только трёх танкистов, включая старшину, но дежурный по батальону упорствовал. «Холодно, товарищ прапорщик! В казарму зайдём, там разбирайтесь!..» - неслось со всех сторон. Однако Номин выдерживал характер. Мирзоев, плохо переносивший низкие температуры, громко обвинял:
  - Зад вырывай перед Бонапар, товарищ прапорщик!
  - Он хочет стать старшим прапорщиком, - тихо подсказывал Миха.
  - Чё, старший прапорщик станешь из-за меня?! – громко предполагал Душман.
  Миха как всегда отомстил персональным анекдотом:
  - Прапорщик Номин очень хотел получить старшего прапорщика. И однажды его мечта сбылась: он получил старшего прапорщика Мясоедова из вытрезвителя.
  Из батальона вышел штабной писарь, удивился построению и, узнав у крайнего, в чём дело, сказал Номину, что танкисты, которых только в автопарке ещё не искали, после спортпраздника ушли в увольнение… Толпа хлынула в казарму. Но не прошло и десяти минут, как дневальный прокричал: «Батальон, выходи строиться на плац!» Его чуть не убили. Выходившие видели Бонапарова, который разговаривал с Номиным, и гадали, что ещё «хорошего» приготовили для них товарищи офицеры. На этот раз роты собирались очень медленно. Дежурный по батальону дважды бегал в казарму, стучал в двери каптёрок и бытовок, выгоняя самых хитрых. Уставник Бонапаров также потребовал проверить личный
165
состав по спискам, и старшины, словно издеваясь, долго ходили за папками для вечерник поверок. Наконец, батальон собрался на сто процентов, и Бонапаров объявил, что в кроссе на три километра отличилась первая рота и он будет ходатайствовать о награждении её солдат значками «Воин-спортсмен». Первой похлопали, но сама рота долго гадала над непонятными словами подполковника. Единственный знавший разгадку Митяев на всякий случай молчал, а на вечерней поверке поделился статистикой: «Сегодня это семнадцатое построение».


  В тот зимний день молодые солдаты осеннего призыва расстались с карантином и были распределены по подразделениям. Перед завтраком деды собрались в ленкомнате, расселись вокруг духов и с превеликим удовольствием начали расспрашивать о гражданской жизни, рассматривать фотографии невест. В столовой же было объявлено, что молодёжь не должна оставаться голодной. За тремя столами рота сидела повзводно. В третьем двойные порции масла взяли Аракелян, Лаанеоте и усиленно подчёркивающий в последнее время, что он тоже дед, Зайцев. Аракелян положил по порции масла духам Трофимову и Костикову и продемонстрировал им ловкое размазывание подмёрзших в холодной столовой кусочков на хлеб.
  - Ложка состоит из держала, черпала и перемычки. Ею надо уметь пользоваться как автоматом… - важно пояснил он.
  Следом за дедами масло взял младший сержант Наульбегов, а последнюю «пайку» схватил Головко. Фазан Петров и черепа Гасанов и Чуриков, которым остались хлеб и чай, выразили возмущение. То же произошло и за другими столами первой роты: деды, явно сговорившись, выделяли себя и духов. Во втором взводе дошло до конфликта: деды взяли двойные пайки, остальное мигом разошлось, и Мирзоев забрал масло у духа Капина, о котором побеспокоился Оскомбаев.
  - Душман, ну-ка верни молодому пайка!
  - Отстань, казах! Я кто?! Я год служил!
  Перебранка длилась весь завтрак. По возвращении в казарму деды остались курить в умывальнике, а фазаны принялись наводить порядок в роте по-своему. Кириллюк и Наульбегов, как сержанты, приказали четырём духам натирать полы и вежливо объяснили, что молодой первые полгода масла и сахара не ест, а если «плохо себя ведёт», то и вторые полгода тоже.
  - Не забывайте, несчастные, деды весной уйдут, и мы, тринадцать человек, станем дедами, - пояснил Наульбегов.
  Дальше принялись за черепов. После короткого спора – что важнее: землячество или один призыв -  почти единогласно решили, что единству дедов нужно противостоять единством своего призыва. Султанов, схвативший за завтраком масло вперёд Мирзоева, Митяева и Грибанина, отслуживших по году, получил несколько ударов кулаками и ногами в места, где синяки не остаются. В это время в расположение вошёл Годжаев.
  - Поленцов, Петров, я вашу маму… Что торчите в роте?! Автопарк пора идти!
  - Ты мою мать не трожь, - твёрдо сказал Петров.
166
  - Что? Фазан, да? Опух?
  - Нам положено опухать. Ты фазаном был, мы тебя уважали, - вмешался Митяев. – Что ты его перед духами позоришь?
  - Я тебя сейчас в…
  Годжаев коротким ударом отбросил Митяя в проход между кроватями. Одновременно Кириллюк и Сайко ударили деда ногами. По коридору уже спешили Оскомбаев, Аракелян и Мамедов. Мирзоев рванул с себя ремень:
  - Убивай на … всех старых служащих!
    Коллективную драку предотвратил метеором влетевший в толпу старшина Чабаев. Он с силой растолкал всех и приказал заткнуться.
  - Кто начал?!. Я спрашиваю: кто начал?!
  - Айзер ударил Митяева, - сказал Наульбегов.
  - Да ты чё, казах! Я тебя убью! Как ты назвал?!
  - Убьёшь?! Неужели? Может, я земляков соберу, попробуем, а?
  - Стоять! – Чабаев снова оттолкнул конфликтующих в разные стороны. – На гаупвахту захотели?!. Может, ротного позвать?! Он уже в каптёрке!
  - Не вмешивай кадетов, Муса, - предложил Миха, единственный имевший какие-то отношения с гордым и замкнутым по характеру чеченцем.
  - «Не вмешивай!..» Тогда в чём дело?! На границе служим и будем друг друга грызть?..
  - Кому она на хер нужна, твой граница… - сказал Оскомбаев.
  - «На хер нужна?..» Может, ты служить не хочешь? Давай в дисбат, ты ж домой не торопишься… Я смотрю, вы о…, дедовщину устроили. Все вас подшивают, обстирывают… Как сыр в масле, живёте. А вот хрен вам дальше такая жизнь!
  - Ну да, можно и ротному стукануть, лычки получить старшего сержанта, - негромко и презрительно заметил Аракелян.
  - Ты, ара, говори, да думай. Может, считаешь, я боюсь тебя или всех вас, дедов?.. Проверьте. А насчёт стучать – ещё неизвестно, кто у нас стучит… Так, ты и ты – будете драться. И никто не вмешивается. Согласны?
  Все удивились и настолько, что минуту стояли молча. Фазаны не воспринимали Чабаева как однопризывника: он общался лишь с земляками, а в роте только со старослужащими. Даже Винокуров и Памфилов в бытность свою относились к нему с уважением. Деды же Чабаева ненавидели. Оскомбаев и Аракелян – за то, что обошёл их и стал старшиной роты. Другие – потому что относился к ним как к равным. Когда уехал Винокуров, Чабаев, ставший замкомвзводом, Оскомбаев и Аракелян замучили свои взвода, «прогинаясь» перед Швердякиным – в плане порядка в расположениях, внешнего вида, на занятиях, какие сохранялись во время армейских «каникул» в ноябре. Но вот Чабаев съездил в отпуск и вернулся прямо в каптёрку. Некоторые сплетничали, что Аракелян «стучал» на Оскомбаева и Мамедова и должен был стать старшиной, но что Чабаев сказал ротному про самоволки и
167
курение конопли Аракеляном и выслужил этим высший в роте пост. Другие этим сплетням не верили и желали старшинства своему замкомвзводу, чтобы сидел в каптёрке и меньше надоедал. Как бы то ни было, получив в подчинение всю роту, Чабаев действовал как «уставник» и «правильный» сержант. В роте таким лишь отчасти был Карэн Аракелян. Потому-то и поразились все участники конфликта предложению чеченца. Миха решил, что такой вариант им, фазанам, выгоден, и порадовался, что старшина не встал на сторону дедов, своих недавних приятелей.
  - Соглашайся, Славик, - шепнул он другу, - а то они половину из нас зашугают, а остальных от…, позвав дедов из других рот.
  - Да по фигу, я буду драться.
  - Ну, щегол, я тебя замочу.
  Старослужащие роты, поставив «на шухере» Якубова, уединились в ленкомнате и, отодвинув первые столы, устроили ринг. На дерущихся строго посмотрели с одной стены члены политбюро, с другой – седые маршалы, но предотвратить столкновения не смогли. Три минуты, пока дневальный не крикнул построение, Годжаев и Митяев обменивались ударами. Азербайджанец был заметно сильнее, но Митяев, очевидно, поставил себе целью не победу, а уродование лица противника, чего и добился. Когда разошлись, фазан держался за живот и почки, а дед сиял разбитым глазом и губами.
  … Расстановка сил в первой роте менялась ещё не раз. Немало тому способствовали новые лица, которые появились в декабре, после начала очередного полугодового учебного периода. Ими были дед Глазков, переведённый за избиение молодых сержантов из третьей роты. Он поступил под начало Кириллюка в отделение связи. В первый взвод, кроме молодого Шатурина, перевели из другого батальона Кадамбая Ташкулова, в третий взвод – Пенькина, по прозвищу Пенза, наказанного таким перемещением за сон на посту. Оба прослужили по году. Миха в первый же день подрался с наглым и высокомерным Ташкуловым, но то ли сходство характеров, то ли ещё что-то потянуло их друг к другу; одним словом, через неделю оба проводили свободное время вместе гораздо чаще, чем с земляками. Митяя это не задевало. Он увлёкся культуризмом и сплотил вокруг себя целую компанию – Петрова, Мишарина, Сайко, Пенькина, Петрянина и Якубова – которая вечера проводила в спорткомнате. В батальоне в эту зиму было не теплее плюс двенадцати, и прижавшегося к батарее отопления Грибанина бросало в дрожь, когда в расположение входил голый по пояс Митяев. Избежали страданий от холода, когда особенно неприятно было ночами, под тонкими армейскими одеялами, Головко и Сичка, откомандированные в город, в котельную гарнизона, и Бахтияров, ставший «складчиком» вместо уволившегося Батаева.
  Произошли кое-какие изменения и в сплочённых рядах офицеров батальона. Филипченко и Железняков стали старшими лейтенантами. Журавлёв перешёл в помощники начальника штаба, а взводным-2 назначили лейтенанта Сидельникова. Комбат стал подполковником и, похоже, простил подчинённым второй похищенный гвардейский значок. Замполит Краснопопов превратился в майора.
  Приближался новый, восемьдесят шестой год, год увольнения Михи и Митяя, и последнему судьба неожиданно преподнесла большой подарок. И раньше зампотех интересовался специальностью токаря, которой владел Митяев, и вот теперь гранатомётчику первой роты предложили полугражданскую жизнь: ремонт военной