Мирзоев.
- Твоя должен молчишь, как рыба об лёд, - возразил Кириллюк, но фигура на горизонте задвигала руками и ногами, и сомнения рассеялись: приехал комбат.
Офицеры дали команду: «По коням!», но когда высокое начальство домаршевало до водоёма(выслать навстречу машину никто не догадался), многие из младших офицеров оказались в таком состоянии, что хоть в плен сдавайся. Естественно, комбат приступил к ругани. Солдаты лежали в кузовах на лавках и ящиках с оружием и наслаждались глубоко литературной лексикой командира.
- … Ну, выпили литр, два, но напиваться зачем?!. Морды уже красные, как задницы у раков!
193
Плескаетесь тут, как свиньи в навозе!.. – доносились отеческие наставления.
Но то ли присутствие женщин подействовало, то ли «наши» где-то там уже кого-то победили, однако комбат вскоре сам разделся и полез в воду. Наблюдательный Миха заметил, что на Эфиопе были предусмотрительно одетые купальные плавки.
… На этот раз учения проходили не так, как обычно. Батальоны рассредоточились по так называемой второй линии обороны километрах в десяти от границы. Первой роте отвели небольшую, но с крутыми склонами сопку. Взять её кавалерийским наскоком не удалось и пришлось вести длительную осаду. Размытую весной дорогу ровняли лопатами и машины едва ли не на руках заносили наверх. В первую очередь каждый расчёт вырыл себе окоп. Устроили место для кухни, которую возглавил Якубов. Офицеры поселились в старом, но крепком доте, солдаты каждого взвода сделали что-то похожее на блиндажи, используя капониры для машин, нарытые по всей сопке.
Первый день закончился мирно, и, засыпая, рассказывали забавные случаи и вспоминали последний наряд по столовой, когда посланные с помоями на свинарник духи перевернули бочку прямо перед клубом части и под командованием капитана Сырцова «чуть ли не вылизали асфальт». Миха слушал и жалел, что не видел этой картины: с гаупвахты они с Чабаевым вернулись только вчера.
Второй день учений состоял из минимума работы и максимума отдыха. Командиры взводов обошли своих подчинённых и приказали обдерновать позиции, что и было сделано менее чем за час. Лишь Мирзоеву и Султанову пришлось рыть новый окоп: прежний они соорудили на возвышении.
- Я от здеся все стреляешь! – ругался Душман.
- Тебя на этом холмике накроют в первую же минуту боя! – объяснял лейтенант Сидельников.
После обеда офицеры уехали в штаб на совещание, где комбат, очевидно, устроил им баню: вернулись уже по темну и с мокрыми волосами. Всю вторую половину дня деды развлекались. Пенькин и Пахратдинов произвели разведку и вернулись с коноплёй. Сначала просто болтали и смеялись, потом строго поговорили с молодыми сержантами, которые быстро «опухли» и начали составлять в роте конкуренцию старшему призыву. Тринадцать дедов не замечали восьмерых фазанов, за исключением шустрого Якубова и всеми уважаемого каптёрщика Юры Седых, и четверых черепов. Но пришедшие недавно из учебок младшие сержанты Гатаулин, Эргашев, Ситник и Зырянов, получив должности, слишком рьяно взялись командовать, не учитывая, что в Советской Армии есть ещё и неуставная иерархия. Тушкулов стукнул один раз «для профилактикэ» особенно зарвавшегося Гатаулина, а Наульбегов – Эргашева. Уловив, что судьи сегодня повышенно строги к подсудимым, Мирзоев вызвал «на ковёр» своего второго номера по расчёту пулемёта «Утёс» Султанова и предъявил обвинение:
- Не подчиняться, сука! Я говоришь: «Копай», а он сидишь на окоп и носом палец ковыряй.
Однако Душмана пристыдили за то, что не может справиться с фазаном, а Курбанов нарочно посоветовал Султанову:
- Дрочи Душмана. Пусть его копаешь, а твоя отдыхаешь.
Мирзоев обиженно обругал «басмачей» и ушёл от компании однопризывников. Изобретательный Миха Кириллюк, соскучившийся по свободе, придумал игру, с которой
194
все радостно согласились. Рота разделилась пополам. Деды заняли окопы с установленным в них тяжёлым оружием, отряд «молодёжи» с автоматами и ручным пулемётом отправился к подножию сопки. И вот начался бой. Со всех сторон слышались крики оборонявшихся и наступавших:
- Бах! Бах! Капин, падай: убит!
- Чуриков и Седых! Можете не вставать, я вас накрыл с СПГ!
- Душман! Ты убит: голову высунул! Та-та-та!
- Врёшь, морда: моя башка – каска!
В первом бою атакующие традиционной цепью младшие призывы были перебиты на средней дистанции; во втором Ситник нашёл полосу склона, не попадавшую под перекрёстный огонь, провёл с собой троих, и дошло до рукопашной. Солнце уже коснулось своим раскалённым диском края горизонта, когда «китайцы» спустились под сопку для третьей атаки. На этот раз в расстановку сил вмешался скучавший до того Чабаев. Крики и имитация выстрелов и взрывов заинтриговали его, и бывший старшина, встав на сторону «молодых», повёл их в бой. Духи и некоторые из черепов, кто воспринимал игру как разновидность издевательств со стороны старослужащих, постарались быстро попасть под огонь гранатомётов и тяжёлых пулемётов, упасть и дремать в траве, пока всех не перебьют. Не то фазаны во главе с Чабаевым. Пользуясь естественными прикрытиями и сумерками, они проползли половину склона с автоматами за спиной и с криком ура рванули вперёд, когда оказались вне зоны обстрела. Левый фланг «дедушек» был смят, Мирзоева и Грибанина взяли в плен и, несмотря на довольно боеспособный русский мат, привязали к деревьям. «Я ваша голова на хер зарежешь!!» - вопил Душман, а рота рассеялась по пологой сопке и вела упорную перестрелку. «Засветившиеся» честно выходили из боя и болели за «живых» со стороны. Чабаев и Якубов вели своих полумесяцем, и дело шло к окружению. Дедов оставалось не более пяти человек. Вдруг по кустам полоснули светом фары машины, и через минуту прямо на линию окопов влетел ЗИЛ-131 Петрова. Он круто развернулся, и через открытый задний борт выставилось дуло гранатомёта.
- Ба-бах!!! – хором заорали Кириллюк и Тушкулов. – Каныкбаев, Якут, Лешевич, Муса убиты!
Для большей надёжности выскочивший из кабины Петров швырнул в сторону противника гранату – кусок земли. Приведя в порядок позиции и освободив Грибанина и Мирзоева, которых пристыдили за то, что, попав в плен, не сделали себе харакири, рота собралась у «кухни», где Якубову был заказан второй ужин в виде чая. С одобрения дедов Сайко построил личный состав и объявил индивидуальные благодарности особо отличившимся в сражении. Многие радостно и искренне кричали: «Служу Советскому Союзу!» Трусливых и бестолковых шутливо произвели в ефрейторы и назначили в ночной караул. Через час Поленцов приехал с офицерами.
Третий день учений начался спокойно и ничего тревожного не сулил. Швердякин обошёл расположение роты, остался доволен и приказал каждому расчёту выкопать пятиметровый окоп в глубь сопки с тем, чтобы во время боя можно было менять позиции. Аргумент «я не будешь отступай, я за Родина умираешь» не подействовал. Провозились до двух часов дня. После обеда офицеры снова засобирались ехать «в штаб», но штаб прибыл сам в лице комбата Медведева. Он обошёл позиции, похвалил работу и посоветовал соединить все отдельные окопы одним, общим. Швердякин совет принял как приказ и велел копать. Офицеры остались с подчинёнными и сами проверяли необходимую глубину окопов.
195
К шести часам те, кому попалась песчаная почва, работу заканчивали. Кириллюку и Капину, расчёту АГСа во втором взводе, не повезло: рыть приходилось красную глину с крупными камнями, и Миха попросил помощи у духов своей роты. «Первое дело на войне – помоги товарищу», - нравоучительно заметил он, и молодые против этого не нашли возражений.
В шесть тридцать на дороге, ведущей к позициям первой роты, появился УАЗик, из которого вскоре выскочил бравый подполковник-проверяющий. Все удивлялись его бледности, странной для середины лета, пока Швердякин чуть ли не под руку вёл «полкана» на боевые позиции своей роты. Солдаты одели сброшенные во время работы хэбушки, и все почему-то пытались взять лопату на плечо.
- Отлично, отлично. Молодцы, капитан, - давал подполковник экспертное заключение, обходя окопы, а, когда уехал, оказалось, что нужно ещё всем вместе прокопать ходы сообщения к доту и к капонирам с машинами.
На четвёртый день учений пошёл дождь. Сначала солдаты радовались: не надо работать, и, вырядившись в ОЗК, сожалели лишь о том, что офицеры перестали уезжать за указаниями начальства. Но когда дождь остудил землю и стало прохладно, когда протекли крыши импровизированных блиндажей и отсырели дрова для кухни, радость растаяла. Единственным местом, где сверху не капало, на изрытой первой ротой сопке являлся старый дот, построенный ещё в тридцатые год. До ночи потопа в доте спали офицеры и «управление» - зенитное отделение и отделение связи. Из трёх помещений офицеры, а вместе с ними и прапорщик Номин занимали большее, где стояли хотя и почерневшие, но ещё крепкие нары. Вторую «комнатку» размером в шесть-семь квадратных метров облюбовали зенитчики, а «связь» во главе с Чуриковым жила в главном помещении, в котором в случае войны локоть к локтю должны были стоять насмерть три пулемётчика.
Сначала около часу ночи утонул в своём капонире первый взвод. Солдаты вскакивали как от кошмара и обнаруживали, что в их жилище по щиколотку воды. Особенно неприятно было тем, кто спал на спине. Спасение было одно, и одиннадцать человек побрели в дот. Тушкулов и Курбанов залезли к зенитчикам, все четверо легли на один бок, и втиснуться хотя бы одному уже было невозможно. Остальные с трудом разместились в пулемётном отсеке. Шатурину пришлось примоститься уже на высокий бетонный порог и спать сидя. Но недолго: подошёл мокрый третий взвод. Всем, кто едва успел вытянуть ноги и согреться на подстилке из сухой травы, пришлось пробуждаться, тесниться. Теперь большинство задремало сидя, но лишь задремало, потому что не нашедшие, где приткнуться Трофимов и Костиков, упорно бродили по ногам и головам и, получая тычки и кучу добрых слов, слёзно просили потесниться.
Потом, после учений, когда вспоминали эту кошмарную ночь, уже с шутками и без содроганий, Миха говорил, что он «как в воду смотрел, точнее, в небо». Второй взвод по его предложению, проигнорировав маскировку, поставил себе хижину на бугорке, а не в капонире-яме, как другие. К тому же подчинённые Мишарина поставили ветки как двухскатную крышу, а с вечера набросали сверху плащей ОЗК. Хижина второго взвода потекла только к четырём утра, когда дождь стал проливным. Потекла больше не из-за непогоды, а потому, что окоченевший часовой Грибанин стащил себе с крыши второй резиновый плащ, а остальные завернуло ветром. К исходу ночи и этот взвод присоединился к дружной и тесной компании, коей пред лицом внешней стихии стала первая рота.
… Ещё не утративший с училища привычек лейтенант Сидельников утром десятого июня пробудился первым. Ему снилась родная станица и мелкий осенний дождь, после которого яблоки в саду мерцают глубоким светом, как рубины. Но, открыв глаза и увидев закопчённый потолок, на который и мухи брезговали садиться, предпочитая офицерскую полевую форму,
196
Сидельников вспомнил, где он, потом почему-то родную
