кроме интендант-сестры и дежурной монахини по больнице. И надо же было такому случиться, что именно в этот час загадочная дверь оказалась полуоткрытой - вероятно, по чьей-то небрежности.
Обомлев от тревожного любопытства и собственной дерзости, Ольга тихонько потянула за дверную створку и просунула голову вперед. В запретном помещении было тихо и сумеречно. Поодаль, за тесным небольшим тамбуром, проступал из полумрака на голой белой стене вполне ожидаемый черный крест. Но полумрак в большой палате был какой-то необычный. Ольге стало любопытно, и она бесшумно шагнула еще.
Вмиг сделалось светло - вспыхнул жесткий верхний свет. В нем показалась кровать черного дерева, украшенная резьбой, с кружевными простынями. Толстая пятка пациентки торчала из-под белоснежного атласного одеяла. С антикварной постели послышался грозный кашель, и сиплый женский голос спросил: «какого дьявола дверь настежь? Сквозняком меня угробить надумали?».
Ольга захотела повернуть назад, но сиплый клекот ее прибил к месту:
- Девочка? А ну, подойди! Хотя нет – стой там! Ты больная, отвечай быстро?
- Нет, сударыня, - ответила Ольга, - я приехала с мамой, пострадавшей в пути. Она в коме, а я при ней в пансионе живу.
- Хм… - задумчиво отозвалась резная кровать. - Тогда можешь подойти. Только дверь притвори плотнее – зверски дует. У этих монахинь тут убийственные сквозняки, удивительно, что они все еще не перемерли все до единой!
Заметив, что Ольга мнется в нерешительности, женщина прикрикнула: - Эй ты, девочка, не бойся! Иди сюда! Как тебя зовут?
- Меня Ольга зовут. И вовсе я не испугалась, вот ни капельки!
- Да уж поняла, как тебя зовут, нечего кричать! Очень приятно, девушка. Я родом из города Сантьяго-де-Керетаро, мой родной дом был возле памятника донье Хосефе Ортис де Домингес по прозвищу «старый канделябр». А имя мое - Соледад-Магдалена Кастро-и-Леонор!
- Ух ты! Так вы мексиканка! То есть, прибыли из Мексики в Новый Свет!
- Ха, тоже мне знаток, умора! Да любой бы догадался, просто нечего и думать!
Ольга подступила ближе и неплохо рассмотрела плотную и сильно уже немолодую женщину в шелковом халате и с зачесанными под гребень седыми и пышными волосами. Глаза у дамы были черные как угли и посматривали едва ли не спесиво. А хохотала она так, что даже становилось страшновато.
- Что это там у тебя торчит из кармана фартука? – потребовала мексиканка со сложным именем. – Стащила что-то? А ну покажи!
- Это книга. География.
– Дай сюда! У тебя в кармане география Старого Света. Зачем она тебе сдалась?
- Она из библиотеки, мне стало интересно прочитать.
Женщина изъявила к этому полное пренебрежение:
- Пеор! Очень плохо, хуже некуда! - заявила она и рассмеялась. - Учебники вздор, на помойке им место. Посмотри лучше, что я тебе покажу!
Мексиканка очень живо размахивала руками, и мимика у нее была как у спятившей. Ольга, чего таить, сначала побаивалась ее, но со временем стало ясно, что страшная женщина вдруг оказалась совсем не страшная – а просто странноватая, даже стало интересно.
- Гляди! – Соледад-Магдалена мановением оперной дивы выключила верхний свет.
Однако темноты не случилось. Вместо этого больничная комната наполнилась светло-лучистой и мягкой палитрой разноцветных лучей, словно кладовая Хозяйки Медной Горы от самоцветов. Ольга никак не могла взять в толк, откуда взялась эта беззвучная светомузыка, только смотрела во все глаза и дивилась.
У обитательницы секретной палаты была построена на двух сомкнутых журнальных столиках невиданная машина, или правильнее сказать, устройство с сотней цветных оптических линз, зеркал, кристаллов, фильтров и фиксаторов. На вход здесь подавался ровный белый сноп от электрического фонаря, и этот световой поток ловко дробился, рассекался и перетекал в разные стороны, распадался на составляющие, скрещивался сам с собой тонкими волосяными струями, образуя едва ли не букеты из живых цветов в воздухе, как будто порожденных прихотливой природой, а не обычным белым сиянием. Из-за этого больничная палата напоминала больше яркий бред восточной сказки или вступление к цирковому представлению.
- Ну как, некрасиво? Это некрасиво? – ревниво допытывалась больная.
- Как витражи в храме. Только другие. По-другому сделаны.
- Ха, ну хоть что-то соображает! – обрадовалась сумасшедшая. – Нет в жизни ничего красивее правильно устроенного света, ясно?
- Ясно.
- А теперь беги, а то я страшно устала и просто падаю с ног. И смотри не попадись сестрам, не то тебе влетит.
Мексиканка странным мановением прорезала воздух сверху вниз, а потом слева направо и сказала: ступай, бог даст тебе благословение!
Ольга не осмелилась спросить даже у сестры Агаты о чудаковатой пациентке. Однако со временем ей удалось стороной выяснить, что в пансионе уже немало лет проживает вдова одного местного миллиардера, спятившая после его убийства в криминальной перестрелке, ужасно религиозная и считающая себя неизлечимо больной. Соледад-Магдалена овдовела уж давно, но все еще страшно богата. Тронулась умом, как уверяют всех ее родственники, но на самом деле она просто не хотела видеть приторных физиономий родни, как говорила она сама, хоть ей и было по карману нанять лучшую в мире сиделку на дом или построить больницу для себя одной. Но нет же. Она решила уйти в монастырь - да и не так скучно было в миссии, как дома. Для нее в храме Непорочного Зачатия устроили особый балкончик, прикрытый от взглядов узорной решеткой, и она почти всегда находилась там, когда шла месса. Разумеется, ее поселили при монастыре из сострадания, но и платила она за пансион очень даже недурно, не считая единовременных пожертвований. Рассеянно напевала «Соледад, Соледад...» и в сотый раз рассказывала задремывавшей дежурной сестре, как был волшебен праздник каштанов в начале ноября, отмечаемый ее древними предками в Андалусии.
27 глава
Ольга, часть вторая
Глупое, в сущности, происшествие почему-то запало в душу Ольги зерном неведомого злака. Случай был не просто странный – нелепый и чудовищный, но почему-то Ольге очень хорошо запомнился тот разлапистый световой сноп, пронизывающий комнату, как присутствие совершено иного, свежего и удивительного свойства, преобразующего жизнь. Через недели две она откопала в библиотечных запасниках шикарно изданный альбом для художников с сотнями названий и примеров цветовых оттенков, многих из которых прежде даже не слыхала – чего только стоят «амарантовый», «коричневый, он же умбра жженая», а еще загадочный «селадоновый». Словно рычажок повернулся в ольгином мозгу, и она впервые увидела, из какой прихотливости складывается мир.
Взять хотя бы аллею рододендронов, что расцвели в Юнион-парке по весне. Поместив страницу на фоне крон и покрутив палитрой, Ольга установила: цвета бутонов варьируются от расцветки амарантовый мадженто до розовой фуксии. Это маленькое открытие изумило ее и наполнило непонятной радостью и предчувствием новой мысли, которая может стать крайне важной во всей ее жизни, только пока еще ей не давалась никак.
А потом мама умерла. Ушла очень тихо. В самом деле, космические катастрофы беззвучны.
Ольга была приглашена в белый кабинет. Интендант-сестра отчетливо изложила суть дела:
- Миссия не имеет права хоронить неустановленных людей на муниципальном кладбище, равно как и на территории самой миссии. Таковы законы муниципального образования. Погребение будет проведено после кремации по обряду путешествующих и усопших в море, в присутствии священника и со всеми предусмотренными молитвами. Запись о погребении будет внесена в архив города Финистер Пойнт. Это бюрократия, девочка моя дорогая, и я сочувствую тебе, но по-другому никак.
Похороны состоялись следующим на рассвете в Финистер Бэй. Был невыносимой красоты восход солнца. Лайнер «Магнифика» придет в финистерский порт около восьми утра. Замшелые зеленые валуны - как изумруды, высыпанные на мелководье. Яркий портовый буксир отвез урну с кремированным пеплом, Ольгу, приезжего сухонького старичка-священника и сестру Агату на середину залива. Старик бормотал неразборчиво положенные слова – «прах к праху». Только прах на этот раз оказался к воде – урну опустошили в морскую воду, сказали «аминь», и буксир заторопился к берегу.
Ольга не торопилась в кампус и до глубокого вечера сидела в железной беседке. Растаял без остатка погожий день, парочки на закате деликатно фланировали вдоль воды, чайки допоздна кружили над набережной и портом.
Наступил день рождения, и вот ей уже страшно вымолвить как много лет - двенадцать. А через несколько дней, когда она убирала коридор главного корпуса, Ольга случайно подслушала разговор в кабинете исполняющей обязанности настоятельницы. Беседовала сама интендант-сестра с одной из монахинь. В словах собеседниц сквозила удивленная ирония:
Интендант сестра интересовалась: «хорошенькое дело! А это за чей счет?».
«Это бесплатно, - ответила ее собеседница. - Сказали, что образование и здравоохранение теперь бесплатные!».
«Как это возможно? Что это у них такое началось – коммунизм, что ли?».
«Наверно, никак невозможно. Но в городском совете именно так сказали».
«Ох уж мне этот их городской совет, прости, Господи! Доводилось вам видеть этих начальственных дам с русским акцентом в таунхолле? - допытывалась сестра Клэр. – С такими, знаете, высокими прическами».
Ее собеседница понимающе молчала. Кивала, очевидно.
«Вы слышали, эти русские дамы на высоких каблуках с утра? Если понимаете, о чем я?».
Было слышно, как обе тихо захихикали. А в середине марта сестра Клэр опять вызвала Ольгу в кабинет «для важного сообщения». Интендант-сестра надела свои стальные очки и сказала сухо, как, впрочем, и говорила всегда:
- Итак, миссия позаботилась о вас и о вашей адаптации в социуме. Ваша мать получила достойное погребение. За счет средств миссии, следует отметить!
- Ничего себе достойное: в море высыпали порошок! – отозвалась Ольга с задавленной слезой. - Могилы даже не осталось!
Но интендант-сестру ничем пробить было невозможно. Она раскрыла тонкую папку и сообщила, что муниципальные власти предлагают всем детям, обитающим в детских домах, приютах и благотворительных учреждениях бесплатно посещать развивающие занятия. На выбор предлагались рукоделие, кулинария, или музыка. Ольга, недолго думая, выбрала третье.
Интендант-сестра подвела итог, вычерчивая пометки в виде черных квадратиков в настольном календаре: - Итак, сегодня 16 марта. Завтра сестра Агата отведет вас в муниципальную музыкальную школу. Я лично проинспектирую, чему вас учат, чрез месяц.
С раннего утра яхты в порту сверкали выпуклыми грудинами парусов. С залива потягивало ряской. Монахини чистили по весне парк – секвойи, сосны и другие деревья уже вымахали порядочно, а газоны уже совсем скоро придется подстригать. В небе проступил и медленно растекался на верховом ветру ажурный облачный веер.
Ольга под приглядом сопровождавшей ее сестры Агатой направлялись в городскую музыкальную школу. Был ранний день. Узкие разноцветные фасады на холмистых улочках возле залива сияли, словно плашки ксилофона. Ольга перепрыгивала через лужи, а величавые, словно персидские сатрапы
Игорь, вдохновения Вам, и удачи!