Тайна Порфирия Иванова Роман-исследование. Роман-игра.

кошек.Только Ульяна увернулась от его нежности:
-  Совсем с ума рехнулся! Где тебя всю ночь носило?
- Да на седьмом небе я был, - ответил Порфирий.


                Валентина  (Леонтьевна Сухаревская)

  В молодости она была красивой, полной энергии девушкой. Не раз участвовала в скачках на лошадях. Однажды ей не повезло, и она упала с лошади. В последствии падение привело ко многим заболеваниям:
эпилепсия, менингит, травма позвоночника. Ей помогали врачи, помогали знахари, сама лечилась, как могла, но болезни не отступали. Вот как она сама рассказывает о предыстории встречи с Учителем:
«Был у меня еще дошкольный возраст, я была маленькая, на печи сидела, и приходил к нам дядька Михайло (так звали все в селении М. Шевченко, деда Валентины Леонтьевны). И как-то раз слышала я, как дядька Михайло рассказывал, что у моих предков был поселен один писатель. Что это был за человек, никто не знал. Чужой. Он неожиданно откуда-то пришел в селение и прожил в нем несколько лет. Он много чего-то писал или с кож, или на кожах, не могу точно сказать. И так же неожиданно ушел из села неизвестно куда.

Этот человек много описал того, что сейчас мы видим на земле. Он писал, что будут такие времена: там (в одном месте) будут говорить, а там (в других местах) будут слышать; весь белый свет будет проволокой обмотан. Будут летать железные птицы. И будет очень много людей, которые станут изобретать – ученых. Даже сказано было о том, что будут искусственные мозги.
И придут те самые времена, где не будет ни стыда, ни почитания старших, ни уважения. Будут дети, непокорные родителям и непослушные: отец – на сына, сын –на отца, мать – на дочь, а дочь – на мать. И про войну, и державы великие он писал, и про революцию.

И еще он писал, что придут времена, и будет ходить по земле человек. Он будет ходить голый, в одних трусах, и проходит так сорок лет. Будет он в это время безгласный, в униженном и оскорбленном состоянии, будет на него гонение, никакого почета, одни насмешки. А он будет исцелять больных и еще много сделает для людей. И сорок лет будет над ним беззаконие, после чего люди признают его Богом. Войн до этого будет небогато, но после признания Бога будет такая война, после которой никогда не будет войны, и будет жизнь мирная, и люди поделаются братьями.

И все это было рассказано моим предкам. А они передавали это своим потомкам, из уст в уста, и так из поколения в поколение. Куда потом подевались эти записи, никто не знает.

Моя мать была неграмотная, но она знала о том времени, когда явится на землю Господь. Однажды она увидела в Дебальцево: босиком шел человек в сером костюме с чемоданчиком в руках. Это было в 1936 году. Она сразу кинула умом по временам и поняла: «Это идет Господь по земле». Она не поехала тогда домой, а сразу приехала ко мне: «Валя! Господь уже на Земле! Я его сегодня видела – точно все, как рассказывал дядька Михайло». И сидит, мне рассказывает, что дядька Михайло говорил.
    В другой раз моя мать ехала к своему сыну (моему брату) в Гуково. И является туда этот человек, уже в трусах, нет на нем никакого костюма. Подошел к буфету, взял стакан чаю и булочку. Платить ничего не платил, выпил полстакана чаю, раза два откусил булочку и ушел. Тут подъехал паровоз «кукушка», народу набежало за этим человеком очень много. А моя мать бежала по его следам самая первая. Он сел на «кукушку» и уехал. И так она меня заверила: «Господь уже на земле!»
    Все это мне моя мать с детства вложила в голову, что на землю должен прийти сам Бог. Когда я в 1954 году встретилась с Учителем и потом сказала ему, что пришла к нему не как к Учителю, а как к Богу, то он спросил у меня: «Откуда ты это взяла?» Я ему говорю: «Мне моя мать с детства это вложила в голову, что на землю должен прийти сам Бог». Учитель строго сказал: «Валентина, не время! Смотри, не оброни!»
    И вот встреча с Порфирием Корнеевичем… Явившись к Иванову на костылях, она не удивилась его вопросу, последовавшему вслед за приветствием:
- А ты мне веришь?
- Как Богу, - ответила Валентина Леонтьевна.
- Ну тогда бросай костыли и иди! Он оказал ей помощь, как умел, как поступал со всеми. Кратко это можно назвать тем, что он «принял» её. Это был и массаж, и передача энергии («тока магнето», как говорил он сам, когда человека, лежащего на спине, он брал руками одновременно за ноги и за голову), и обливание… Каково же было её потрясение, когда после приёма Учителем она смогла тут же встать и двигаться без костылей. Это послужило для её веры таким убеждением, что никогда её душа не усомнилась в истинности прихода Спасителя на нашу Землю.
    Но был один необычный момент, который заметили многие. После всего, что надо было сделать, Порфирий Корнеевич, сказал Валентине Леонтьевне: «Я помог тебе, ты будешь здоровой, но вот, когда вернёшься домой, то сейчас же пойди по всему хутору, подойди к каждому дому и… попроси прощения.»
    Не все понимали такой совет Порфирия Иванова, не все понимают его и сейчас. Но тогда Валентина Леонтьевна не могла его не выполнить. В каждый дом заходила она и у каждого просила прощения… Жители хутора (а это было большое село) удивлялись и даже посмеивались над ней, мол, она не в своём уме… У всех тогда попросила Валентина Леонтьевна прощения…
    Зачем всё это было надо? Немногие и сегодня не могут понять зачем, что увидел Порфирий Корнеевич? А дело в том, что он знал, как жила Валентина Леонтьевна. Не всё в её жизни было тогда гладко. Муж её был бригадиром, а как жили такие люди, мы знаем. Было много завистников, многие были в какой-то степени обижены. Вот Учитель и предложил выполнить основное условие – снять обиду и у обиженных, и у самой Валентины Леонтьевны. Без этого условия не было бы успеха даже в помощи Учителя.
    После выздоровления Валентина Леонтьевна вернулась в родное село, собрала вещи и, попросив прощения у мужа и родных, приехала к Учителю и стала помогать ему во всех его делах. После смерти жены Учителя – Ульяны, Валентина Леонтьевна стала его женой и после его смерти продолжила его дело.
Валентина Леонтьевна несколько раз рассказывала эту историю и каждый раз по-разному. Вот ещё один вариант.
Приехала я к Учителю в Сулин в 1954 году. Сама я здешняя, из Шарапкина. Больна была сильно: эпилепсия больше двадцати лет мучила, да ещё менингит с тромбофлебитом.
    Приехала, поздоровалась. Он спрашивает:
- Ты кто?
- Да у меня припадки эпилепсии. Случился припадок на базаре, подошла ко мне женщина и сказала, что никто мне не поможет, как только Иванов из Сулина, который зиму и лето в трусах ходит. Вот я и приехала.
  Учитель говорит:
- Разувайся, давай я тебе ножки помою.
    А я больше двадцати лет босиком даже на пол не вставала. На ногах носила специально пошитые бурки, ноги сильно болели – тромбофлебит ведь. А через эти припадки я вся избитая была, до сих пор рубцы остались. Нагибаться совсем не могла, только приседать. А в руки что ни возьму – ничего не держат, столько посуды перебила… Но тут я не растерялась – разулась. Учитель мне ноги помыл холодной водой, вывел меня во двор, поводил по снежку босую. Приходим в дом, он спрашивает:
- Ну, и как?
- Ничего, - отвечаю.
- А ну нагнись.
  Я нагнулась свободно. И мне стыдно стало, стала я такая красная, и говорю ему:
- Ой, Учитель, я, наверно, придуривалась!
- Да нет, не придуривалась. Идём со мной.
    Он принял меня, как всех принимал, кто к нему обращался: наложил свои руки, пробудил мой организм. Снова вывел на снег и там сказал:
- Утром и вечером мыть ноги холодной водой, - тогда только ноги мыли. Не плевать, не харкать – всё проглатывать как продукт. Ни пить, ни курить. Подашь бедному милостыню, да не пожалей. А вернёшься на хутор, не иди домой, а в каждый дом зайди, поклонись и попроси прощения у своих хуторян.
- Учитель, да я как будто бы жила так, что никому не обязана ничем.
- Я тебе сказал, - повернулся и ушёл.
    Приехала я на хутор. Все, с кем я ездила в Сулин к Учителю, пошли домой, а я пошла по хатам: приду, поклонюсь, попрошу прощения. А люди-то смотрят, они же меня хорошо знают и говорят моему мужу:
- То у Леонтьевны только припадки были, а теперь она уже и свихнулась.
    Муж несмотря на свою строгость, ни слова тогда мне не сказал. А припадков с тех пор нету и по сей день.
    Я часто стала ездить к Учителю в Сулин и его приглашала к себе домой. С его семьёй мы подружились ещё в 1950 году. Тогда я ещё не могла встретиться с Учителем – в то время он был взят в казанскую психбольницу на исследование. Я четыре года его ждала, все лекарства забросила.
Учитель меня спросил, когда принимал:
- За кого ты меня считаешь?
Я говорю:
- Ты Бог.
- Смотри, никому не оброни – не время.
Учитель: «Валентина меня так считает Богом. А Богом считать могут все. Для этого надо к нему душу и сердце. Она это всё имеет. Так, без дела имя Бог не получишь, это даром не даётся. Надо для этого много трудиться, чтобы труд виден был.»
Валентина рассказывает:
  Давление на Учителя со стороны властей началось такое, что выдержать было невозможно. Вызывают меня в исполком. Председатель Чернышков говорит: Почему он у вас находится? Чтоб его тут не было! Он позорит нашу область!
Я говорю: Старику 82 года, и его выгнать?! Куда? Зачем? Убейте меня, повесьте меня, зарубите, чего хотите делайте, но люди зимой даже собачёнку из дому не выгоняют!
- Продайте дом и уезжайте вместе с ним, куда хотите.
- Как это уезжайте? Мои родители здесь жили, вы всё это знаете. Работала я рядом с вами, вы меня сами награждали, а теперь тикать? Когда жена Учителя умирала, то она просила меня не оставлять его. И я дала ей слово за ним ухаживать. Выгнать? Нет! До свиданья!
      И ушла.
      Приезжают на хутор все начальники – и областные, и районные – за этой самой подпиской о тридцати метрах. Крик подняли. Учитель был такой взбудораженный, я его таким никогда не видела. Я – меж ними, их уговариваю.
- Ой, Учитель, родненький! Да уступи ты им, они же власти! Ты сам говорил, что вся власть от Бога.
  А потом к этим ребятам:
- Да вы же видите, он же старик! Уступите старику!
    Еле успокоились. Уехали, взяв расписку. А Учитель пошёл в сад и там под яблоней со слезами просил и умолял Природу, чтобы она дала ему терпение. И Природа сказала ему:
- Тело твоё будет отдыхать, а ты – никогда!
    Три с половиной года длилась эта «пустыня», которую Учителю надлежало пережить… И письма, и люди пошли потом, тогда же пришла ты самая молодёжь, которая теперь трудится на этой арене.
А вот ещё один случай:
    Помню, солнце всходило. Слышу: собаки на улице лают. У нас на хуторе была непроезжая зимой дорога. Мы с осени заготавливали всё. Только кто идёт, выставляет палочки, чтобы не заблудиться. На работу – только по палочкам. Я думаю: «Господи, да кто же это пришёл на хутор в такую раннюю пору, да ещё зимою, непроезжую дорогой?» У нас никогда никого не бывает. Глянула – мужчина, зелёный плащ на нём, без головного убора, дубинка у него в руках. Я подхожу и спрашиваю: «Что вам надо?» «Да, вот я приезжий, и мне не хватает денег на дорогу». Я побежала, схватила сколько – сама не знаю, принесла, отдала ему и пошла во двор, а сама думаю: «Куда он ещё пойдёт?» Глянула, а его нет. И в голову мне влезло: «Учитель! Но как он пришёл?» Поезда с Лихой так рано ещё не ходили, был один – единственный.