– Да... Сегодня – воистину знаменательный день, герр абт, – с большим воодушевлением произнес сановный визитер. – Говорю это совершенно искренне и с большой радостью. И напоследок, прошу прощения, еще раз о частном: будет ли мне позволено забрать племянника с собою?
– Разумеется. Мало того: если пожелаете, впоследствии он мог бы вернуться к прежнему исполнению своих обязанностей. В качестве знака и залога наших будущих добрых отношений.
– Благодарю. Это довольно неожиданно, однако я всерьез обдумаю данное предложение… Ваша Экселенция! – добавил он, поднимаясь. – Отныне и навсегда Олберих фон Вильденберг желал бы видеть Вас как личного гостя в Вильденберге, в своем родовом замке.
Третий рыцарский поклон был исполнен не столько собственного достоинства, сколько особого уважения.
Глава X
Дверь заскрипела и немного приоткрылась.
Галерейный послушник настоятельского крыла, очевидно, отождествлял распахнутую дверь с бесцеремонным вторжением, а слегка и аккуратно приотворяемую – с почтительным вежеством. В узкий просвет – или широкую щель – осторожно протиснулась его голова. Огляделась, позвала громким шепотом:
– Эй, брате-княже!
Кирилл сбросил ноги на пол. Сел на кровати, хмуро уставясь на галерейного.
– А где брат Иов? – полюбопытствовал послушник.
– Позже будет. Он тебе надобен?
– Да нет. Там это… Отец настоятель говорит: ежели не спит – то есть, это он не о брате Иове, а о тебе, княже, – то проси ко мне пожаловать, а ежели спит, либо вроде как в размышление глубокое погрузился – ты, говорит, приглядись с бережением, – то тогда ни будить не надобно, ни розмыслу евонному отнюдь не мешать, пусть и далее, говорит, в том же состоянии и пребывает... Так ты как это, брате-княже?
Галерейный сделал паузу и вопросительное лицо.
– А ты сам не можешь разобрать: сплю я, в розмысле пребываю или бодрствую?
– Так я это…
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Кирилл, поднимаясь. – Иду я. Не серчай на меня Бога ради.
Голова послушника благовоспитанно кашлянула, втянулась обратно в щель, а по галерейке зашелестели, затихая, быстрые шаги.
Дверь в настоятельскую келью была предупредительно открыта настежь, изнутри тянуло вкусными запахами.
– Входи, брате-княже, входи, – пригласил отец Варнава домашним голосом. – Попьешь чайку со мною?
Кирилл кивнул, присаживаясь за стол, который возглавлял пузатый синский чайник в окружении приземистых корзинок с баурсаками, сладкими коричными сухариками и плошек с медами да вареньями.
– Привык я, знаешь ли, вечерами чаевничать с братом Илиею. Хоть и наговорюсь за день до гула в голове, а лучший отдых от этого для меня – всё та же беседа. Со сладкими сухариками да медком. С прихлебыванием чайку да неспешными разговорами о том о сем. Славно! Но брата Илии пока нет, так что…
Ложечка с малиновым вареньем в Кирилловой руке остановилась на полпути:
– Пока?
– Пока, княже. Так надо было, поверь. Слово даю: позже и всерьез разъясню, и в подробностях. Не сегодня – устал я. Станешь постарше – тогда и сам познаешь именно такую усталость.
– А отец тоже любил зимними вечерами вот так же чаевничать всласть да долгие беседы вести. Только по большей части не со мною, вестимо, а с Митяем.
– Знаю, княже, о таком его обыкновении. Ведь раньше это мы с ним любили сиживать похожим образом и чином. Когда были молоды. Да… Правда, кроме чайку временами и иного прихлебывали, случалось.
С этими словами отец Варнава как-то по-особому поднес кружку к губам и, шутливо выдохнув на сторону, сделал глоток. Удовлетворенно крякнув, продолжил доверительно:
– Ты как-то вспоминал, что, когда спрашивал отца о потаённой святыне Славены да о витязях незримых, он в ответ лишь смеялся и трепал тебя по голове.
– Было такое, отче. Мы тогда с вами и братиями ко князю Стерху…
– Да-да. А не припомнишь ли, кто из домашних твоих и княжьих людей речи о том заводил?
– Чаще всех мы с Митяем, конечно. Потом… э-э-э… дядька мой Домаш, сотник Деян-Андрей, ключник наш, которого все дядюшкой Титом именовали, десятник Залата, еще кто-то – не припомню я всех поименно. Отец отчего-то этих расспросов очень не одобрял, а иной раз прямо лицом темнел.
– Что-то и ты лицом потемнел, княже. Но это уже я тому виной, прости.
– Нет, отче. У меня не выходит ничего – еще в самом начале хотел сказать о том, да вы своими утешительными речами отвлекли меня.
Огрызок сухарика хрустнул в Кирилловых пальцах. Он осторожно положил обломки на краешек стола и принялся отряхивать ладони от крошек. Повторил угрюмо:
– Ничего не выходит. Я внутри сейчас… – помолчал, подбирая слово, – пустой какой-то, что ли. Именно так, пустой. Отче, а можно я опять о брате Илие спрошу?
Игумен кивнул, едва приметно нахмурясь.
– Он кто – соглядатай вражий?
– Да, можно сказать, что соглядатай. Но только не вражий – пока этого тебе довольно. Для неких целей моих надобно было, чтобы находился он при мне. Разумеешь ведь, что видеть и слышать брат Илия мог лишь то, что мы позволяли ему. Княже, я ведь обещал, что все подробности – позже. Когда должное время придет. Уж не обессудь, но как-то непохоже на тебя любопытствовать столь настырно.
– Да я не любопытствую, отче, это вы простите, – забеспокоился Кирилл. – Просто тяготит меня, что за все время так ни разу и не почуял, что он – чужой. Вот чего стоят хваленые дары мои, а вы-то надеетесь. А сейчас я и вовсе пустой.
Отец Варнава совсем не строго погрозил ему пальцем:
– Пожалуй, княже, придется напомнить тебе о грехе уныния – надеюсь, слыхал о таковом?
– Вестимо, – Кирилл кивнул и невесело улыбнулся.
– Это хорошо. Теперь скажи: мог ли ты в самом начале видеть мысли того, кого сам пожелаешь?
– Нет, конечно. Хотя потом, когда…
– А потом, не взыщи, я к Ворону за помощью обратился. Точнее, он немного опередил меня и первым ее предложил. Разъяснять далее обстоятельно?
– Не надобно, – вздохнул Кирилл с явным облегчением. – Честно признаюсь, утешили вы меня, отче, изрядно. А как на самом деле зовут брата Илию?
– Да так и зовут: по-германски – Элиас, по-славенски – Илия. В постриге, конечно. И имя настоящее, и монах он на самом деле. Правда, рыцарского достоинства, как и наш отец Паисий. Имя же его до пострига тебе без надобности.
– Вот это да… Отче, а в келье мне надлежит безотлучно пребывать – или как?
– Ты ведь не под запором, княже, – удивился отец Варнава. – А коли не секрет, куда собрался-то на ночь глядя?
– Да просто прогуляться хотел перед сном. Чувствую, иначе уснуть не удастся.
– Добро. Самой обители только не покидай. И чай давай допьем.
***
У подножия лестницы, которая вела на монастырскую стену, Кирилл остановился:
« А здесь мы тогда заспорили, кому первому подниматься. Я ей говорил: «Видана, давай ты вначале – если вдруг оступишься, я подхватить смогу». А она твердила упрямо: «Нет, ты! Ты вперед иди!», краснела да всё норовила подол сарафана вокруг ног обернуть. А я понять не мог – отчего сердится? Только потом сообразил…»
Кирилл раздвинул губы подобием улыбки, поднял лицо: огромный диск луны стоял на верхней площадке, которая выглядела крылечком у входа.
«Добро пожаловать на луну…»
Искристая лунная дорожка, сбегавшая вниз по синим заснеженным ступеням, походила на шитую серебром кайму по краю синего сарафана.
«Видана… Видана... Видана…»
Кирилл сделал первый шаг, ощутив, как нечто внутри него очнулось, открыло глаза и стало осторожно осматриваться. Он тут же остановился, вспомнил наставления Яра и попытался разобраться: сверху или снизу пришло это. Не успел – оно исчезло. То ли само по себе, то ли избегая наблюдения.
– Господи! – проговорил Кирилл, взбираясь по ступеням. – Как же вы все мне надоели!
Наверху он внимательно присмотрелся к зубцам стены, припоминая, меж которыми из них выглядывала наружу Видана. Постарался приладить свои ладони именно на те места, где тогда лежали ее ладошки. Перегнулся вниз, слева в стороне нашел взглядом залитый лунным светом краешек бережка у переката с заснеженными кустами шиповника и темными ракитами на противоположном берегу. Закрыл глаза и увидел там две маленькие фигурки посреди июльского полудня.
***
Это был очень хороший сон. А еще он был наполнен такими красками, запахами и звуками, каких никогда не замечалось в обычных снах.
Кирилл и Белый Ворон шли босиком по песчаному берегу большого круглого озера, а вокруг высились склоны, поросшие лесом и еще более высокие скалы за ними. Жаль, что такого прекрасного места не могло быть в реальности.
– Я знаю, еще не раз впереди и вокруг ты не увидишь ничего, кроме холодных клубов туманного мрака. Правда будет казаться ложью, а ложь – правдой. И пока всё не завершится, никто не сможет дать те ответы, которым можно верить безоговорочно. Но не бойся: я всегда буду рядом, а ты выдержишь всё. Не сломаешься, но возмужаешь. Потому что ты – князь Ягдар из рода Вука. А пока смотри вокруг и питай свою душу сим дивным покоем.
Потом этот сон сменился другим. В нем Кирилл прикасался к знакомым с детства печным изразцам с рельефными изобажениями Фениксов, Сиринов и Алконостов. И при каждом его прикосновении они обращались в быстро тающий дым. В дверь его светелки заглядывал дядька Домаш и молча подавал непонятные знаки: то ли звал куда-то, то ли предостерегал от чего-то. Кладбищенский сторож дед Белебеня с глумливым старческим смешком старательно топтался на свежих могильных холмиках, но ему было все равно… Все равно… Все равно…
А потом он на короткое мгновение увидел Видану.
И успел услышать всего лишь несколько слов.
***
Брат Иов скрытно, однако очень чувствительно ткнул в бок приплясывающего от нетерпения Кирилла. Это немного подействовало.
Отец Варнава тем временем быстро освободил стол, раскатал на нем жесткий свиток карты, придавив строптивые углы книгами, и поманил к себе:
– Покажи-ка здесь, княже.
Кирилл наморщил лоб, машинально поводил рукою, вглядываясь. Уверенно повел пальцем по одной из дорог, разбегающихся от монастыря через леса и поля:
– Сюда. Где-то там дальше сельцо должно быть с церквушкою, называется… Э-э-э…
Он склонился над картой пониже. Искривив голову, прочитал:
– Марфин Удел. Да, это оно и есть.
– Ты не знал названия?
– Я совсем по-другому видел, отче.
– Понятно. А после него куда?
– Пока не ведаю – Видана говорила, что потом скажет. Ей только на малое время удалось прорваться ко мне – мыслю, препятствует некто всячески. Наверное, и дальше лишь краткими урывками видеться сможем. А из Марфиного Удела, я гляжу, две дороги ведут: одна – на Курбу, а другая – на Червен-Городец.
Отец Варнава поднял голову и поверх склоненного над картой Кирилла обменялся с братом Иовом у порога быстрыми взглядами:
– Ну что ж, княже: отправляетесь вдвоем, два часа вам на сборы…
Настоятель сделал паузу – возможно, ожидая, что Кирилл начнет спорить: дескать, время не ждет и выступать в путь следует не медля. Однако он почему-то вдруг полностью лишился былого нетерпения. Просто выпрямился и