в обузу, в состояние постоянного стресса и агрессии, то, безусловно, в этом случае, да здравствует смерть! Она представляется как освобождение от жизни, как ярма; в этом случае она действительно желанна и ее необходимо славить так же, как жаждущие быть славят жизнь. Каждому свое: нежелающие присутствовать в жизни славят смерть, а нежелающие расстаться с присутствием для других воспевают жизнь.
Только зачем допускать прославление смерти среди живущих? Это все равно, что восславлять бытие в небытии, что в принципе невозможно, запрещено законами природы. Тогда почему мы терпимо относимся к моральным уродам, разрушающим устои бытия, прославляющим смерть в бытии, хотя анализ структуры я-психики указывает на практическую невозможность восстановления разрушенных я-мировоззрений?
***
Очередной раз сознание вернулось мгновенно, но еще более уставшим и обессиленным. Провалы в ничто оставляли незаживаемые рубцы, которые требовали участия и заботы. Я словно доживала последние минуты, потому что с каждым возвращением из ничто - пробуждением, понимала, что мои силы иссякают, что противостоять полному погружению в небытие у меня нет ни сил ни возможностей. С каждым возвращением из небытия связь с жизнью становилась призрачней и расплывчатее, отчетливость Рубикона стиралась и бытие все более походило на небытие.
Но что еще более важно, - за усталостью стояла тень другой проблемы – страха, которая понималась, явно ощущалась, но к которой не хотелось возвращаться и анализировать. Высвечивание этой проблемы граничило с еще более жуткими воспоминаниями, неприятнейшими ощущениями, поэтому ее хотелось замолчать, оттеснить на второй план, подальше в тень. И она послушно отступала, сходила со сцены, но не уходила, маячила на глазах, постоянно напоминала о себе и ждала своего времени. И незримость ее присутствия продолжала отравлять существование я-психики, сеяла беспокойство и тревогу, лишала спокойствия и удовлетворения от нахождения в бытии.
Неужели это новое чувство страха станет моей повседневной участью? Но как можно жить, испытывая в глубинах я-мировоззрения не просто страх, а его рост, нагнетающее присутствие? В повседневной жизни люди сходят с ума от чувства страха, от угрожающего присутствия смерти, но ведь там они боятся смерти я-тела. А мой страх иной: страх низвержения в ничто и невозвращения из небытия, который указывает на утерю целостности я-мировоззрения и, соответственно, на разрушение основания психики. А может разрыв целостности я-мировоззрения еще не означает гибели психики; может, страх беспочвенен и зиждется лишь на моем незнании особенностей функционирования психики? Ведь как-то живут славящие смерть, только речами и поступками выделяясь из среды полноценных и здоровых психик?
Я вновь мобилизовала внутренние силы и попыталась ответить на возникшие вопросы. Ответы были важны для меня, потому что я не привыкла жить в страхе и прятаться от него. За свое недолгое существование я приучила себя не убегать от проблем, потому что в этом случае они не теряют своей значимости, а наоборот накапливаются и из мелочных превращаются в масштабные. Поэтому даже в реальной жизни я всегда шла на проблему и решала ее тут же, по мере возникновения. А здесь, в этом полумертвом состоянии, мне тем более нечего было терять - осталось только разобраться в причинах страха и преодолеть его. Сколько мне осталось жить: день, два, три? Так неужели последние мгновения жизни я буду жить страхом? Нет, это не мой путь, - это путь слабых людей, а я себя к таковым никогда не причисляла.
Итак, насколько обоснован мой страх? Я попыталась вспомнить и систематизировать уже ранее открытое мной. Во-первых, причина моего страха кроется в боязни бесконтрольного и хаотичного низвержения в глубины я-подсознания, которое по мере погружения переходит в состояние ничто. Я уже четко понимала, что низвержение в ничто связано с уничтожением внутреннего «я», с разрушением я-мировоззрения. Во-вторых, я боялась не вернуться из небытия, потому что прохождение Рубикона возможно только в одном направлении – в переходе я-психики в состояние не-я-психики. Возможность обратного возращения в бытие – это исключение, нонсенс, которое я до сих пор не могла понять и объяснить. Я бы никогда не поверила в такую возможность, если бы сама не побывав в небытии, не вернулась в бытие. В данном случае, невозможное как возможность я проверила на себе. В-третьих, я определила, что чем сильнее степень привязанности я-психики к бытию, тем болезненней переход в небытие. Связь между присутствием в себе и присутствием для других является основным регулятором болевых ощущений при переходе в состояние небытия. Чем крепче эта связь, тем сильнее боль от потери внешнего образа, в котором я-психика обнаруживает свое присутствие во внешнем мире. Чем эта связь слабее, тем легче я-психика переходит из бытия в небы-тие. В-четвертых, чем сильнее желание жить, присутствовать для других, тем крепче структура я-мировоззрения, тем устойчивей оно в противопоставлении с ничто и со смертью. Только гармоничное внутреннее «я» жаждущее жить, в состоянии противостоять попыткам низвержения в ничто; только целостное, устойчивое к стрессам я-мировоззрение в состоянии организовать свое возвращение из небытия. Я на собственном примере убедилась, что только те, кто страстно хотят жить и имеют на это право, возвращаются из небытия и организуют совершенно новое, качественное присутствие в бытии. Возродившись, они словно получают еще одну воз-можность показать себя в жизни.
Таким образом, получается, что мой страх вертится практически вокруг одного события – потери целостности я-мировоззрения. Но насколько эта целостность в действительности важна для полноценного существования я-психики?
Очередной раз состояние внутреннего спокойствия и умиротворения окутало мою психику - моменты внутреннего самоанализа комфортны для психики и соответствуют ее внутреннему настрою. Рассматривая свое внутри, психика наслаждалась своим трудом и словно, самоудовлетворялась: ей было приятно познавать саму себя, обозревать внутреннюю структуру, насыщаться присущими и созвучными функциями. В эти минуты ощущение близости смерти отступало, а вместо него появлялось умиротворение от возможности познания нового; блаженство от состояния анализа действительно фундаментального, лежащего в основании человеческого существования.
Я обозревала свое я-мировоззрение и свое внутри в целом, и понимала следующее:
Первое, я-мировоззрение действительно лежало в основа-нии я-психики, потому что большая часть информации, запечатленной в нейронных объединениях долговременной памяти, была связана между собой и объединена в единое целое, которое принимало действенное участие в комплексном взаимодействии психики с внешней материальной средой. Моя психика реагировала на активность внешнего мира не составными разорванными эпизодами своего прошлого опыта, а устоявшейся, слаженной работой целостного мировосприятия, которое накапливалось, запечатлялось в нейронных объединениях долговременной памяти и единой организацией, как миро-воззрение, противостояло активности окружающей среды.
Второе, я-мировоззрение было своеобразным хранилищем для всей наиболее важной и впечатляющей информации, полученной за годы моей жизни, которая своей целостностью и природной активностью определяла индивидуальность моего внутреннего мира, создавала присущую только моей психике манеру мировосприятия и проявления в повседневном образе жизни. Именно благодаря целостности запечатленной информации и ее индивидуальности, моя психика была именно моей: неповторимой и личностной. Я-мировоззрение – это большая часть внутренней информационной базы, которая в науке имеет иное, более сложное название – внутренний абстрактный образ. Внутренний абстрактный образ – это внутреннее «я» человека, которое через творчество проявляет себя в индивидуальном существовании: в присутствии для других, во внешнем образе, наблюдаемом и оцениваемом в мире повседневного сущест-вования.
Третье, я-мировоззрение неразрывно связано с активностью нейронного комплекса сознания. Сознание, как нейронный механизм и создает, и обеспечивает я-мировоззрение внутренней энергией, которая проявляется как потребность в познании, в наполнении внутренней информационной базы новой качественной информацией. Процесс наполнения психики информацией о состоянии внешнего мира, а также процесс реализации внутренних творческих потенциалов – это прерогатива работы сознания, которая и обеспечивает «действенную активность» я-мировоззрения.
Четвертое, по всей видимости, я-мировоззрение связано не только с нейронными комплексами, образующими работу моего сознания, но и с нейронными комплексами подсознания, потому что, покопавшись, я обнаружила в нем не только продукты своей сознательной деятельности, но и фрагменты моего бессознательного. Оказывается, я-мировоззрение при более тщательном обозрении включало в себя и ускользающие фрагменты небытия, которые запечатлелись в нем или в результате ранних, не таких «глубоких» провалов в я-подсознание, или же, возможно, передались по наследству. Фрагменты небытия не просто входили в структуру я-мировоззрения, но и играли в нем важную роль - для меня этот факт был очевиден и не вызывал никаких сомнений.
Таким образом, я-мировоззрение в моей психике занимало важное место, хотя, безусловно, и не было определяющим. Наряду с ним работу я-психики обеспечивали другие нейронные организации, активность которых была не менее значима. Но если большая часть нейронных организаций я-психики закономерно формировалась в ходе бытия и мало зависела от влияния внешнего мира, то я-мировоззрение являлось исключительно продуктом влияния общества, социальной среды. Я-мировоззрение объединяло возможности я-психики и привязывало их к условиям бытия, направляя поте-нциал присутствия в себе на присутствие для других. Оно выполняло три важнейших функции:
1) Составляло основу образа присутствия я-психики в себе, т.е. направленность и особенность внутренней информационной базы - мировоззрения;
2) Лежало в основе образа присутствия я-психики для других, т.е. в особенности индивидуального, личностного проявления психики в обществе;
3) Устанавливало тесную, действенную связь между присутствием я-психики в себе и для других, позволяя внутренним творческим потенциалам максимально полно реализовываться во внешней среде – в бытии.
Получается, что от того, насколько качественно, гармонично и полно общество сформирует я-мировоззрение следом идущего поколения зависит его собственное будущее, потому что сформировавшиеся я-психики придут на смену психикам старого поколения и начнут строить свои условия существования. Насколько грамотно и профессионально на уровне я-мировоззрения родители, близкие родственники и система образования сформируют в основах молодой психики образ присутствия в себе, настолько последовательна и преемственна окажется активность психики в организации присутствия для других.
Как
