меня доченька. – Мама волновалась, путалась, и я узнавала ее. Она была все такой же доброй, ласковой, полностью готовой пожертвовать собой ради семьи. Такой, наверное, была и я, только сейчас я уже не мама, и у меня нет семьи…
Адская боль пронзила всю психику. Я вдруг снова увидела себя и свое я-мировоззрение над пропастью, вдруг снова ощутила холод идущий из подсознания и поняла, что еще секунда и я провалюсь туда. Господи, помоги мне выбраться, вернуться назад!
И я начала падать. Секунда за секундой я погружалась в небытие, низвергалась к смерти - я распадалась на составляющие и становилась многоликой и разорванной. Последнее что я услышала, это был взволнованный голос медсестры:
- Ей снова плохо. Отойдите, я сделаю ей укол. – Прикосновение к коже и я снова погрузилась в небытие: распалась и перестала существовать как целое, неделимое «я».
***
Мое возращение в бытие как всегда было неожиданным, как данность. Только теперь оно давалось легче, не казалось таким болезненным и жутким - словно как раньше дома: включили свет, и я проснулась. Уже где-то в подсознании я знала, что кризис прошел, что с каждым возвращением мое самочувствие будет улучшаться. Уверенность в том, что я выздоравливаю, на совершенно новый лад перестроило мою психику: теперь с каждым возвращением я ожидала новых сюрпризов от действительности, восстановление новых, точнее старых функций в своем организме. Вот и сейчас, только обретя свою целостность, я не только почувствовала, но и услышала, что рядом со мной находится мама, причем не одна, а еще с кем-то. Не в силах подать о себе весть, заявить о своем присутствии в бытии, я невольно стала свидетелем разговора, который велся прямо у моей кровати.
- Бедная доченька, что ее ожидает в этой жизни. Это же надо такое несчастье свалилось на нее, и спрашивается за что? Сколько ей сил стоило создать семью, родить Андрюшу, и что теперь?
- Я думаю, ей пока не стоит говорить про смерть Андрюши – Я узнала голос свекрови: он был сухой, вылинявший, словно мертвый. – Про смерть Димы она знает, мне врачи об этом сказали, а что Андрей мертв, ей не известно. Пусть поправится, потом скажем.
- Как ей выдержать все это, не сойти с ума?
- Я знаю случаи, когда женщины сходили с ума и от меньшего несчастья, а здесь потерять все, и так глупо, случайно.
- Нужно помочь ей справиться с этим, ведь она еще моло-да…
- Врачи сказали, что на ней живого места не осталось: все порезано, разорвано, поломано. Вы только представьте ее реакцию, когда она увидит себя в зеркале: столько бороться за жизнь, вытягивать себя из состояния смерти, чтобы увидеть свое изуродованное тело и лицо…
Обе женщины тяжело вздохнули.
- Переживет, сейчас много пластических хирургов: все восстановят. – После раздумий констатировала мама. – Главное чтобы деньги были.
- А моего Димочку уже никто не вернет, ни за какие деньги.
В комнате надолго воцарило молчание.
Их разговор разбередил мое подсознание, пробудил глубоко запрятанную боль и я срослась с их мыслями, стала понимать не только слова, но и то бездонное чувственное содержание, которое стояло за ними. Свекровь безмерно любила своего сына и Андрюшку, к тому же Дима у нее был единственным ребенком. В аварии она потеряла одновременно сына и внука, и осталась одна, как и я. Правда жив свекор и они живут душа в душу, но вернется ли теперь радость в их жизнь?
И меня вдруг поразило открытие: они ждут от меня печали и слез, ждут элементарных проявлений вселенской печали, эмоциональных порывов безбрежного материнского горя и траурной скорби вечно любящей вдовы. Но ведь я хочу совершенно другого! Я хочу жить, наслаждаться жизнью так, как не наслаждалась ранее. Ведь мне нужно жить и за них: за Диму и Андрюшку, чтобы радовать их, волновать новыми событиями, открытиями, достижениями. И мне глубоко безразличны шрамы на лице и теле, я все это перенесу, переживу, скрою пластическими операциями. Главное, чтобы остаться жить, чтобы работали руки, ноги, голова, чтобы не остаться калекой, а остальное все наладится и скроется. Но как это объяснить им, как достучаться до их понимания?
Открытие несовместимости планов близких мне людей и моих собственных, словно обдало холодным душем, сковало морозом. Как объяснить им, что я уже пережила свою боль, выплакалась и выстрадала, что уже простилась с мужем и сыном, причем это прощание чуть не стоило мне жизни? Как объяснить им, что жить прошлым – это неправильно, что мне наоборот нужно научиться жить будущим, чтобы радовать погибших мужа и сына, чтобы удовлетворить и их голод к жизни, чтобы оправдать свою жизнь и свое спасение. И пусть это будет другой муж, другой ребенок, но мои погибшие мальчики постоянно останутся в моем «я», моей частью, и через себя я смогу их радовать и баловать, лелеять и скорбеть. Их смерть будет постоянным укором моей жизни, моему счастью и радости, но я готова жить с этим, потому что их укор будет постоянным напоминанием мне о том, что мне выпал шанс не просто жить, а исправить многое в своей жизни и достичь еще больших вершин. Что я не имею право расслабляться, праздновать, просто быть, потому что только через присутствие для других, через свои масштабные свершения, я смогу отблагодарить судьбу за шанс вернуться в бытие и пожить за нас троих.
Мне впервые захотелось кричать, рыдать, доказывать свою правоту. Было обидно до слез, что, пережив самую страшную битву внутри себя, переборов свою слабость и боль, вырвавшись из пучин небытия, я вынуждена теперь снова вступать в борьбу с предрассудками, с не мной придуманными правилами поведения. Но зачем мне это нужно? Это моя жизнь, это моя боль, и это мой крест, который только мне нести по жизни. Какое дело другим до моей жизни и до моего выбора образа, в котором моя я-психика будет присутствовать в жизни! Ведь они не знают, что творится у меня внутри: не видят шрамов, которые не заживаемыми рубцами изрезали мое я-мировоззрение; не испытали на себе силы страха перед низвержением в ничто и невозвращением из небытия; не прочувствовали боль разрыва внутреннего «я» при переходе Рубикона между бытием и небытием, - так зачем они принуждают меня следовать их правилам, поступать согласно их старомодным и глупым стереотипам?
Словно издеваясь надо мной, снова заговорила свекровь:
- Не знаю как Светочка, а я бы на ее месте предпочла бы смерть – лично я бы не смогла перенести гибель мужа и сына.
Это было сказано жестоко, без жалости, без малейшего намека на возможность перспективы. Я понимала ее как мать, но я не могла с ней согласиться как человек, который только что вырвался из пучин смерти. В отличие от нее я смогу жить – не сомневайтесь! У меня еще есть время начать все сначала: создать новую семью, родить еще одного ребенка, а лучше двух, и жить счастливо, в полную грудь. Я совершенно не хочу умирать, потому что в отличие от многих живущих и здравствующих, в отличие от нее самой, я видела смерть, соприкасалась с нею, и выбралась, спаслась, только по одной причине – мне поверили. Мне поверили, что я смогу выстоять и не канючить, не плакаться на судьбу, а полноценно жить да-льше. Мне поверили, потому что я доказала, что готова жить и творить, что во мне бьется огромное желание преобразовывать, доказывать, созидать, а все это нужно для того, чтобы нести пользу человечеству, существованию первозданного и определяющего. Мне поверили, потому что я убедила, что не замкнусь в себе, не стану жить своей болью и сеять вокруг себя слабость, жалость, участие, не стану проповедовать смерть и славить ее. Наоборот, я покажу иную, более важную составляющую существования человеческого – жить во имя развития цивилизации, присутствовать для других, жить масштабно, глубоко, обозревая бытие не в плоскости, а снизу, из глубин, отмечая его истинные сильные и слабые стороны.
Я смогла доказать свое право на жизнь, поэтому и верну-лась из падения в ничто, поэтому смерть отступила, дав мне возможность второй раз начать свою жизнь. Я не могу обмануть свою судьбу, я столько выстрадала не для того, чтобы поддаться предрассудкам и лишить себя будущего. По большому счету, я только теперь начинаю жить! В отличие от свекрови, и всех тех, кто не ожидал моего выздоровления, я побывала там, куда мы все уйдем, и мне там не понравилось. Смерть – это совсем не то, что мы думаем и к чему нас готовят славящие смерть. Смерть – это не просто конец жизни, это, возможно, полное забвение каждого, кто не смог себя реализовать в жизни, кто не познал глубины и поэтому жил по мелкому, наслаждался и развлекался, проживая лучшее и данное всего один раз. Смерть стирает не только жизни – она стирает и память о человеке, если этот человек не совершил чего-то масштабного и важного для существования цивилизации. Родить ребенка, посадить дерево и построить дом – этого мало для того, чтобы остаться в истории цивилизации; это уже не тот уровень и не тот масштаб, который бы гарантировал полезность прожитой жизни и обеспечил светлую память потомков. Еще недавно, возможно, это было актуально, а для настоящего времени, для настоящего уровня развития я-психики – это ничто, это равносильно забвению, потому что дети воспитанные с таким пониманием жизни, сами становятся никакими и быстро забывают родителей, построенные дома разрушаются, а посаженые деревья усыхают или вырубаются еще при жизни. Такие ценности жизни смешны в масштабах цивилизации, а человек с подобным масштабом видения своих целей в жизни просто жалок…
Обозрев небытие, мне открылось, что основные критерии системы образования, заложенные в эпоху просвещения и превозносимые современной европейской философской и политической мыслью, уже исчерпали себя. Что строгий геометрический порядок мышления, редукционизм, как методологический принцип, согласно которому сложные явления могут быть полностью объяснены с помощью законов, свойственных более простым явлениям, и рационализм, как метод, согласно которому основой познания и действия людей является разум, как основные добродетели Просвещения в современном бытии в значительной степени обесценились. Я-психика ведомая закономерными эволюционными процессами, вступает в новую эпоху, в новое пространство своего присутствия – виртуальное, в котором вышеперечисленные добродетели Просвещения неэффективны и малопригодны.
В виртуальном пространстве, как в более совершенной среде присутствия я-психики, просвещение – как передача знаний, распространение знаний и культуры, безусловно, остается и ни в коем случае не теряет своей актуальности. Изменяются методы достижения просвещения, корректируются стоящие перед человеком задачи и цели.
В небытии мне открылось, что рационализм на самом деле не столь противоестественен иррациональному. Мой пример – допустимость присутствия я-мировоззрения в небытии, указывал на то, что присутствие я-психики, пусть и в значительно измененном состоянии, возможно и за пределами сферы разума, вне границ бытия. И моя участь, возможно, это не исключение из правил, а довольно рядовое событие. А если это действительно так, то нужно изменять критерии формирования я-психики, методы и задачи обучения и воспитания. Я-психику нужно готовить как к
