решительно толкнул дверь и вошёл в кают-компанию.
— Виталий Леонидович, — закричал Шепелев. — И вы к нашему пирогу. Очень рады. Присаживайтесь, пожалуйста.
— Да я, в общем-то, спешу, — сказал Аверинцев. — Разве что на минутку.
— На минутку, на минутку, — сказал Якушев. — Есть какие-нибудь новости?
Аверинцев молча обвёл взглядом всех присутствующих. Ну конечно же, они всё уже давно знали — и про драконов, и про десантный бот, и про оранжевый шар за поясом астероидов. Про предстоящее путешествие (а, следовательно, отложенные на неопределённый срок Кавказ, Полтавщину и дачу с виноградом) они тоже, наверное, знали. В таком крошечном мирке, как космолёт «Витязь», вряд ли возможно что-либо утаить, даже если при переговорах с начальником Координационного Центра используется секретный канал связи. Что ж, тем лучше...
— Новости есть, — сказал Аверинцев после некоторой паузы. — Но о них после. Сейчас же властью, данной мне как командиру корабля, объявляю строгий выговор некоей виртуальной единице, устроившей подслушивание секретных... — Тут он запнулся, не договорив фразу до конца, вспомнив вдруг то, чем всего несколькими минутами раньше занимался сам.
Якушев сейчас же сунулся с комментарием.
— И никакая это не виртуальная единица, — сказал он. — А очень даже конкретное лицо. Не будем называть фамилии, но это... — Тут он замолчал и очень красноречиво посмотрел на Спирина.
Тот, ничуть не смущённый подобным поворотом, уставился в потолок и забарабанил пальцами по крышке стола.
— Ладно, оставим это пока, — сказал Аверинцев смущённо. — В общем, так. Ситуация у нас такая. В самое ближайшее время у всех у нас появится возможность проявить себя с самой лучшей стороны. К примеру, Дмитрий сможет наконец-то реабилитировать себя в затянувшемся противостоянии с магнитореактором. С минуты на минуту подойдёт транспорт с необходимыми запчастями. Что касается вас, Шпагин, и вас, Ермаков, будьте готовы рассчитать новый маршрут. Кстати, Николай, у вас же сейчас, кажется, смена. Почему же вы здесь?
— Так мы же в дрейфе, Виталий Леонидович, — сказал Шпагин как бы с удивлением. — И к тому же я с Абрамовым поменялся. Извините, что не поставил вас в известность сразу.
— Бардак! — пробормотал Аверинцев.
— Бардак, — согласился Якушев. — Никакой дисциплины.
Шпагин виновато молчал.
— Ладно, — сказал Аверинцев. — У нас, как вы уже знаете, незапланированный рейс. Очень ответственный. Поэтому предупреждаю заранее: никакой расхлябанности в этом рейсе я не потерплю. Сейчас подойдёт бот, и, если кто пожелает, может с пассажирами покинуть корабль.
Он снова обвёл всех взглядом.
Все шестеро молча смотрели на него. Ни в одних глазах не прочитывалось ни малейшего намёка на досаду или хотя бы сожаление по поводу нарушенных планов. Одно только жадное нетерпеливое ожидание. Видимо, загадочный оранжевый шар заинтриговал всех до глубины души.
— В общем, так, — сказал Аверинцев. — Подробностей предстоящего полёта я пока что не знаю. О них расскажут некие ответственные лица, которые вот-вот должны появиться. — Он бросил взгляд на часы. — Кстати, сейчас они должны уже причаливать, если ещё не причалили. В общем, я иду в шлюзовой отсек.
И ни слова больше не говоря, Аверинцев повернулся и вышел за дверь.
— Ура! — крикнул кто-то у него за спиной.
— Виталий Леонидович, мы с вами. Не возражаете?
Не оглядываясь, Аверинцев благосклонно кивнул.
— Только десантников не напугайте.
Тотчас вся компания, стронувшись с места, дружно затопала за капитаном. Впереди всех бежал выскочивший из-под стола Сустав. Он то и дело оглядывался на шагавших позади людей. У развилок он останавливался, ожидая, когда выяснится, в какую сторону надо поворачивать, и снова бежал дальше. Когда он, наконец, уразумел, что конечная цель прогулки — шлюзовой отсек, то припустил уже без остановок.
— Думает, на улицу гулять ведём, — заметил Спирин.
— Скучно ему тут, — сказал Шпагин со вздохом. — Стосковался он в этой металлической коробке, психику расшатал. Ему бы развлечение какое-нибудь... А давайте мышей для него заведём, — предложил он вдруг. — А что? Они будут от него прятаться, а он на них будет охотиться, и, таким образом, жизнь его обретёт полноту и смысл. Ну что это за кот без мышей?
— Но-но, — сказал Якушев. — Только не мышей. Они же у нас всю органопластику погрызут. С проводами вместе.
— И то верно, — снова вздохнул Шпагин. — К тому же он вряд ли бы на них стал охотиться. Он ведь такой добрый, что даже и мухи не обидит.
— Да уж, добрый, — пробормотал Дацюк.
Когда они прибыли, наконец, в шлюзовой отсек, добрый кот Сустав находился, естественно, там. Он ходил взад-вперёд под закрытой дверью выходного тамбура и нетерпеливо орал. Хвост у него при этом торчал вертикально и изредка вздрагивал. Техники-операторы с Цереры, заблаговременно оповещённые, тоже были уже здесь. Сидели на чемоданах у стены тесной группкой.
Ждать долго не пришлось. Красная лампочка над дверью погасла, и вместо неё зажглась зелёная. Потом загудели автоматические дверные приводы, чмокнули резинопластиковые герметики, в кессоне зашипел прорывающийся сквозь образовавшиеся щели воздух, и клубы непроглядного пара на несколько мгновений скрыли за собой дверь. Когда же они рассеялись, глазам встречавших предстали три долгожданных гостя, а перед ними — плавучая багажная тележка, уставленная разнокалиберными картонными ящиками.
— Эффектное появление! — не удержался от замечания Якушев. — Ну прямо три старик-Хоттабыча.
— Принимай хозяйство, — сказал ему Ермаков, указывая на тележку.
И тут один из только что прибывших — невысокий светловолосый крепыш с безмятежными голубыми глазами и простоватой улыбкой на лице — крикнул:
— Здравствуйте, товарищи! А скажите, пожалуйста, есть ли среди вас такие, что играют в шахматы?
— Конечно, — сейчас же отозвался Якушев. — Наш бортовой компьютер «Добрыня». Восьмикратный, к вашему сведению, чемпион среди компьютеров такого же класса во всём ближнем приземелье и всего лишь двукратный абсолютный чемпион среди компьютеров всех классов.
Глава VI, в которой астрофизик Григорий Панкратов высказывает по поводу строения вселенной самые невероятные гипотезы, Литвинов отправляется к шару, а Генеральный Инспектор Владимир Янковский очень за него переживает.
За неполные трое суток, что «Витязь» находился в полёте, по всей Солнечной Системе продолжались материализации самого различного толка. Сведения об этом поступали на космолёт непрерывно. Что же до самого космолёта, то ничего особо интересного на борту не произошло. Всего три материализации, да и те, честно говоря, не очень-то впечатляющие. Какого-либо переполоха они не вызвали. Готовый ко всяким неожиданностям экипаж отнёсся к ним не то чтобы с любопытством, а с этаким даже сдержанным недоумением.
И было отчего.
Во-первых, корабль наводнили мухи, самые обыкновенные мухи-цокотухи, в невероятно огромном, правда, количестве.
Во-вторых, появились мыши. И тоже в невероятно огромном количестве.
Первым не обрадовался никто, вторым только двое: корабельный кот Сустав, устроивший за мышами не знающую усталости охоту, и Николай Шпагин, от души за Сустава порадовавшийся.
Кто же не обрадовался совсем, так это, наверное, Якушев. «Намедитировали», — ворчал он и проверял то там, то здесь исправность коммуникационных линий. Как вскоре выяснилось, особых поводов для беспокойства у него тоже не было. Ни органопластику, ни провода грызуны не тронули. Вдоволь потешив Сустава, они через несколько часов исчезли, не оставив после себя даже следа.
Самой же интересной оказалась третья материализация. Случилась она в конце второго дня, в тот именно момент, когда космолётчики выходили из кают-компании, где состоялся устроенный неутомимым Литвиновым шахматный турнир. Чуть не сбив их с ног, по коридору в страшном сосредоточенном молчании пробежали какие-то невероятно жуткого вида люди — грязные, бородатые, с дико вытаращенными глазами, в звериных шкурах и с сучковатыми дубинками в руках. Остолбеневшие космолётчики только ошарашенно поглядели им вслед. Незнакомцы же во всё том же страшном сосредоточенном молчании добежали до поворота и исчезли. Ещё какое-то время был слышен гулкий удаляющийся топот, потом и он стих. Больше этих людей не видел никто.
Затем наступил период относительного затишья. Только однажды оно было отчасти нарушено — опять же очередной материализацией, только случилась она уже не на борту, а вне космолёта, что, впрочем, тоже особого переполоха не вызвало, так как на более впечатляющего дракона — кто наяву, кто в записи — успели уже насмотреться все.
За бортом в совершенно безвоздушном пространстве возникла вдруг журавлиная стая, в течение целого получаса упорно следовавшая параллельным курсом. «Полтавщина», — не удержался от замечания Якушев и здесь. И никто с ним спорить не стал.
К этому моменту всем уже было абсолютно ясно, что материализующиеся фантомы появляются не сами по себе, а явно как плод чьего-то воображения. То и дело космолётчики — то один, то другой — ловили на себе вопросительно-насмешливые взгляды товарищей. Чаще же всего центром всеобщего внимания оказывался Шпагин. «Мыши, Полтавщина», — ворчал в его адрес Якушев.
Из других событий, достойных маломальского упоминания в судовом журнале, было, пожалуй, только одно — устроенный, как уже было сказано выше, неутомимым Литвиновым шахматный турнир. Собственно, это был даже не столько сам турнир, сколько сеанс одновременной игры на восьми досках. Именно столько членов экипажа после длительных настойчивых уговоров Литвинову удалось привлечь к участию в нём. Роль же гроссмейстера, естественно, он взял на себя. Турнир не получился особенно длительным. Начавшись ровно в 16.00 по среднегалактическому, он закончился через семнадцать минут. Именно столько времени понадобилось Литвинову, чтобы с треском проиграть все партии. Он проиграл даже Ермакову, который и играть-то толком не умел (не знал даже, как, к примеру, ходят некоторые фигуры — ладья, пешка), причём, что самое интересное, мат в этой партии был поставлен совершенно случайно, что выяснилось к восторгу присутствующих далеко не сразу, а лишь через несколько ходов, когда к столику подошёл Абрамов, закончивший свою партию раньше. Не обескураженный ничуть, Литвинов тут же предложил матч-реванш, и космолётчики, смеясь, согласились. В этот раз результат был почти полностью противоположным. Литвинов блестяще одержал верх в семи партиях и проиграл только одну — Диксону. Вид же у него в этот раз был гораздо более обескураженный. Было видно, что он с радостью отдал бы за эту невыигранную партию все остальные. Войдя в азарт, он немедленно объявил, что неплохо бы для ровного счёта устроить ещё один тур, третий, но в этот раз его предложение вежливо отклонили. Космолёт уже приближался к месту назначения, так что было просто не до этого. Загадочный оранжевый шар, оказавшийся в пределах визуальной досягаемости, вызывал у всех интерес неизмеримо больший.
И вот, наконец, наступил третий день.
Настроение у команды было бесшабашно-весёлое. Все были уверены, что главные чудеса впереди…
— Ну, я
