просто побрезговали? Знали, конечно, что реальность не настоящая, но всё равно — соваться в кучу отбросов. Выглядела-то она очень даже натурально... Тут-то сами себя и подловили. Это стоило вам, ни много ни мало, шестисот баллов... Что там у нас дальше? Ну вот, пожалуйста. Арбалетчик — четыре попадания и все четыре смертельные... Бластеры...
— Ну причём здесь бластеры? — снова не выдержал Диксон.
— Ладно-ладно, и без бластеров хватает.
Они на некоторое время замолчали.
— А у этих что? — прервал затянувшуюся паузу Диксон.
Анатолий Васильевич пощёлкал клавишами. На экранах, осмыслив беспорядочное дёрганье фигурок, возникли окружающие их пейзажи. Палмер, прикрываясь силовым полем и огрызаясь во все стороны выстрелами из бластеров, прорывался сквозь строй атакующих его роботов. Барханова же в окружении мельтешащих гадов различного калибра несло куда-то вниз по горной реке.
— Усмирение взбунтовавшихся киборгов и враждебный животный мир, — коротко пояснил оператор.
— Ну вот, — сказал Диксон, ткнув пальцем в изображение Палмера. — Здесь бластеры не вызывают у меня ни малейшего протеста.
— Ладно-ладно, и без бластеров хватает, — повторил Анатолий Васильевич. — В общем, жду вас через неделю. Будем совершенствоваться.
— До свидания, — пробормотал Диксон.
Он встал и направился к выходу.
— Всего хорошего, голубчик, — сказал ему вслед Анатолий Васильевич. — Кстати, посмотрите, пожалуйста, нет ли ещё кого в приёмной.
В приёмной был только один человек — Хуан Пабло Эрнандес, сидевший, развалясь, в кресле. Перед ним на низком журнальном столике стоял крохотный кристаллофон, поверх которого мерцало облако стереоскопического изображения. Кажется, это был древний мультик про очаровательного людоеда и его болтливого друга осла. Про меня то есть, подумал Диксон уныло. Только я, в отличие от осла, не болтливый, а, скорее, безмозглый.
Эрнандес поднял на него чуть раскосые чёрные глаза.
— Скучаешь? — спросил его Диксон.
— Мультик смотрю, — объяснил Эрнандес. — Очень смешной. И как я его раньше не видел!
— Будет тебе сейчас мультик. Что такое демиург — знаешь?
— Это тот, который в белом халате?
— Угу.
— Который ещё лысый такой?
— Ага.
— Он ещё слово «голубчик» любит?
— Точно. Бластеры, кстати, он тоже любит.
— А что там у него на сегодня?
Диксон пожал плечами,
— У кого что. У меня, например, фэнтези.
— Фэнтези — это хорошо, — вздохнул Эрнандес. — Феи, волшебники, заклинания...
— Хорошо, когда не восемь раз подряд.
— Всё лучше, чем какая-нибудь метано-аммиачная дыра с летающими медузами. Как загонят в такую, и бегаешь там всё время в скафандре.
— Это точно.
— А у других что?
— По-разному, — сказал Диксон. — У Палмера, например, усмирение взбунтовавшихся киборгов.
— Ужас, — пробормотал Эрнандес. — И откуда только придумывают такое?
Диксон пожал плечами снова.
— Ладно, Хуан, — сказал он. — Я, пожалуй, пойду. Успеха тебе.
Эрнандес с видимым сожалением выключил кристаллофон и поднялся.
— Спасибо, — проговорил он и, подумав, добавил: — Там тебя Литвинов Андрей зачем-то искал.
Диксон, остановившись подле дверей, оглянулся.
— А что он хотел, не знаешь?
— Не имею ни малейшего понятия, однако могу предположить, что вознамерился устроить матч-реванш.
— Мне только шахмат сейчас не хватает, — пробормотал Диксон. — Ладно, Хуан, мне и впрямь надо идти, ибо... Ибо если я не уйду сию минуту, то, наверное, не уйду уже никогда, засну вот прямо сейчас у тебя на груди... Фу, ну что за бред я несу?! Совсем голова уже не соображает. В общем, до свидания.
— Семь футов под килем, — крикнул ему вслед Эрнандес.
Диксон бросил но него удивлённый взгляд.
— Семь э-э... футов? Впрочем, спасибо.
Он, наконец, толкнул дверь, миновал коридор и вышел на зелёную лужайку под тёплые лучи настоящего живого солнца. Было ещё утро. В воздухе стоял свежий аромат цветочных насаждений. Тянуло лёгким ветром. Невдалеке на спортивной площадке звонко ухал волейбольный мяч. Две девичьи команды в окружении немногочисленных болельщиков сошлись в нешуточном противоборстве. Слышались азартные выкрики, смех, дружные рукоплескания после удачных результативных комбинаций. Впереди, поверх верхушек парковых деревьев, возвышались фигурные корпуса Академии, на плоские крыши которых садились редкие глайдеры. Один из них, обдав зашелестевшие деревья и Диксона волной горячего воздуха, пролетел совсем близко. Потом из-за угла выбежала стайка одетых в спортивные костюмы юношей и девушек — судя по всему, традиционный утренний забег любителей здорового образа жизни.
— Привет, Диксон! Как настроение?! — прокричали они, пробегая мимо.
— Привет, привет! — проворчал Диксон. — Нормальное настроение.
Один из легкоатлетов оказался более многословным.
— Там тебя Литвинов всё утро искал, — сообщил не останавливаясь высокий светловолосый парень.
— Да слышал я уже. А где он — не знаешь?
— Кажется, в «читалке».
Чтобы не терять темпа и не отстать от товарищей, но, в то же время, не поворачиваться к Диксону спиной, парень побежал задом наперёд, смешно подбрасывая длинные голенастые ноги.
— Ладно, свободен, — милостиво разрешил Диксон.
— Гип-гип-ура!
— Тише, вечность разбудишь.
Помахав на прощание рукой, парень скрылся между деревьями. Диксон проводил его взглядом и не спеша зашагал в ту же сторону. Вскоре он вышел к круглому шатрообразной формы зданию, все стены которого были сплошь из стекла, что позволяло не входя видеть всё, что находилось внутри. Сейчас там было не особенно людно. На одном из двадцати столов, выстроенных ровными рядами, сидела, беспечно болтая ногами, очень хорошенькая девушка с густыми пепельными волосами и глазами, как сказал бы Литвинов, цвета морской волны. Перед ней, азартно жестикулируя, стоял, собственно, сам Литвинов и что-то очень напористо ей втолковывал, что-то, должно быть, очень весёлое, так как оба время от времени разражались взрывами бурного смеха.
Он что, не знает, что у меня сегодня тест-программа? — подумал Диксон с неудовольствием, какое-то время разглядывая веселящуюся парочку. А девушка, однако, очень даже ничего.
Словно бы почувствовав на себе его взгляд, Литвинов повернулся и помахал Диксону рукой. Тот толкнул дверь и вошёл в помещение.
— Тошка, дорогой, ну где же ты пропадаешь? Я тебя всё утро ищу.
— Будто не знаешь, что у меня сегодня тест-программа.
— Ай, точно.
— Устал, как не знаю кто.
— Очень тебя понимаю... Кстати, познакомься, это... м-м...
— Людмила, — подсказала девушка, протягивая Диксону узкую ладонь.
— Абитуриентка, — объяснил Литвинов. — Собирается поступать в нашу Академию. Уже успела и документы сдать... А это — Антон Диксон, краса и гордость всей службы галактической безопасности.
— Энтони, — представился Диксон, осторожно пожимая протянутую ладонь. — Кстати, неженатый. Если не секрет, откуда берутся такие хорошенькие девушки?
— С Дейдры.
— Ого! Это, если я не ошибаюсь, где-то в системе Ригеля?
— Совершенно верно.
— Далековато. Надеюсь, вам здесь у нас понравится. — Диксон поглядел на Литвинова. — Так зачем ты меня всё-таки искал, Эндрю?
— Как это — зачем?! — оскорбился Литвинов. — А реванш?
— Понятно.
— Я уже целые сутки покрытый позором хожу. Вот, — он указал на стоящую на столе шахматную доску, — я уже всё приготовил. Осталось только фигурки расставить.
— Извини, настойчивый ты мой, придётся тебе ещё один день потерпеть. Я ведь только что из ТВИРа. Двенадцать без малого часов в нём проволындался. Ничего уже не соображаю. Как говорится, ни рук, ни ног. Андестент?
— Андестент.
— Из ТВИРа? — переспросила тут девушка, с интересом поглядев на Диксона. — Я много уже слышала о ТВИРе. Говорят, это очень интересно. Не могли бы вы мне рассказать что-нибудь?
— Конечно, конечно, — засуетился Литвинов, ревниво оттесняя Диксона в сторону. — Сейчас мы вам всё детально расскажем. Между прочим, я тоже неженатый. Итак, что бы вы хотели услышать?
Диксон усмехнулся и, придвинув стул, основательно на него уселся, решив задержаться здесь ещё на какое-то время. Спать ему уже не хотелось. Девушка была действительно хороша, и с какой это, собственно, стати он должен был уступать её кому бы то ни было, пусть даже это и самый близкий его друг? Тем более что, судя по всему, Литвинов сам познакомился с ней только что.
Андрей между тем уже заливался соловьем.
— ТВИР, Людочка, — это, сокращённо, Творец Виртуальной Реальности, иначе говоря, суперсовременный нейрокомпьютер, обладающий не только возможностью создавать сложные правдоподобные реальности, но и материализовывать их, что не было доступно компьютерам прежних поколений. Принцип его действия чрезвычайно прост и основан на использовании так называемой органопластики, которой только недавно удалось научиться придавать длительные устойчивые состояния...
— Слушай, — перебил тут Литвинова Диксон. — Может, ты лучше анекдот какой-нибудь расскажешь?
— Вот так всегда, — сказал Андрей со вздохом. — Перебивают на самом интересном месте. Людочка, не обращайте на него внимания. Итак...
Девушка вдруг покачала головой.
— Честно говоря, технические характеристики меня не особенно интересуют. Хотелось бы узнать, как там внутри? Действительно ли там всё так реально, как говорят? Ведь говорят, что в ТВИРе можно находиться очень долго — хоть целую неделю.
— Да хоть год, — выпалил Литвинов. — Или всю жизнь.
— Вот уж — хватил! — усмехнулся Диксон. — «Всю жизнь».
— Да, всю жизнь, — сказал Литвинов упрямо. — Ведь всё дело в том, что стены камеры ТВИРа покрыты толстым слоем органопластики, объём которой постоянно восполняется по мере её расхода. Той самой органопластики, из которой, собственно, и синтезируется всё, что необходимо по каждой конкретной программе: пища, вода, металлы, всевозможные предметы, панорама... Нет предела запросам находящегося внутри. Главное, чтобы это не противоречило заложенной изначально программе. В противном случае, всё там обратится в хаос. Впрочем, всё это гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Программы ведь тоже бывают разные, не только замкнутые, но и саморазвивающиеся.
— Но как там возможно ходить, бегать? Ведь камера небольшая и рано или поздно упрёшься в стену.
Литвинов рассмеялся.
— Да очень просто, — сказал он. — При каждом шаге почва, пол или то, на чём стоит находящийся там человек (а также весь окружающий пейзаж), тут же сдвигается в обратном направлении, причём прямо пропорционально приложенному усилию. Тренажёры с беговой дорожкой видели? Так вот, это делается настолько филигранно и точно, что создаётся абсолютно полная иллюзия, будто действительно куда-то бежишь или идёшь...
— А можно оттуда что-нибудь вынести?
— Наверное, нет, — сказал Литвинов, подумав. — Ведь, в сущности, это всё-таки в своей основе органопластика, возвращающаяся в своё первоначальное состояние, как только оказывается вне биополя компьютера.
— Да, но пища...
— Пищевые характеристики заложены в органопластику изначально. При желании, её можно есть даже в натуральном виде. Не думаю, правда, что это большое удовольствие. В натуральном виде она совершенно безвкусна... Кстати, Людмила, а вы, случайно, в шахматы не играете?
— Иногда... Но поиграть в ТВИР мне
