Пойдемте к реке, - перебил он себя. – Мне жутко вдруг захотелось у реки постоять… подышать… с вами поговорить.
- Я молчу, - изволила я.
- Как же молчите, если вы мне возражаете, а я вам этот вопрос задаю?
«Умник нашелся!»; и решила в этот раз действительно промолчать. «Слово больше не скажу», - подумала опять и отвернулась – и всего-то: как шла прежде рядом, так и продолжала идти, и как прежде чувствовала под своим локтем пальцы Дмитрия Ивановича.
- Пойдемте. Там замечательно. Я люблю реки; от рек, от любых рек, да и вообще от водоемов, от воды исходят жизненные силы, огромные жизненные силы, которые… которых так не хватает всем нам. Когда человек у воды, когда купается, происходит энергетическая подпитка, я где-то читал, в прессе, кажется. Впрочем, не о том… Мне тоже иногда нравится молчать. Кстати, не плохая идея. Не возражаете, если я к вам присоединюсь, так сказать, составлю вам компанию.
Я остановилась так же внезапно для себя, как и пошла с ним.
- Послушайте, что вы хотите? Что вам вообще от меня надо?
- Ну вот! А я уже настроился на молчание. Екатерина… (гм, какое же у вас отчество?) – обособленно от меня задумался Дмитрий Иванович, но вскоре опять обратился ко мне: - Вот вечно вы, Екатерина, все испортите.
- Ну, надо же! Как только у вас язык поворачивается такое говорить! А не вы ли, Дмитрий Иванович! все портите?! Я очень жалею, что вообще с вами подрядилась. Единственное, чему я рада, что с вами пошла я, а не одна из моих девушек.
- Это замечательно! Это замечательно!!! Собой жертвуете?
- Ради кого? Ради чего? Не тешьте свою гордыню! Знаете, Дмитрий Иванович, вы… вы самый настоящий…
- Хам. Знаю, не ново, вы мне это уже говорили. Милое имя.
- Мерзавец. Знаете что!.. Довольно. Оставьте меня, уйдите прочь, или я уйду.
Дмитрий Иванович игриво усмехнулся. О, да! – он играл со мной, играл, он играл в темную, делал игру неизвестную мне, но, безусловно, великолепно понятную ему; играл, к тому же, в игру, которую сам же и придумал, и вел он ее по своим правилам и по собственным законам, о которых я даже не подозревала, иначе…
- О, оставьте! Мы же еще не договорили, - небрежно бросил он.
- О чем? О чем нам с вами договаривать? По-моему, разговор окончен.
- А по-моему – не докончен. У меня к вам, Екатерина, кажется, Анатольевна, очень ценное деловое предложение. Очень серьезное и очень даже основательное, к тому же, весьма взаимовыгодное, - так что не прогадаете. Но об этом после. Теперь же пойдемте к реке, доставьте удовольствие.
- Эх, какой же вы все-таки самоуверенный циник. Нет, Дмитрий Иванович, я никогда не доставлю вам удовольствия. Я ухожу.
- Если бы вы действительно решились уйти, то сделали б это сразу, без всякого на то уведомления, и не снизошли бы до грубиянства в мой адрес.
- Нет, послушайте его! Это вы! вы грубиян! Я, в отличие от вас, предупреждаю, ибо знаю элементарные приличия, ибо хорошо воспитана.
- Человек, который абсолютно прав и уверен в этом как дважды два четыре, не считает нужным оправдываться. Ну, вот, вы опять порываетесь. Не надо, будьте правы, а то я не поверю. Послушайте…
Я порывисто отдернула его руку с моего локтя и пошла от него прочь.
- Екатерина Анатольевна, ну же, не смешите меня, остановитесь! – крикнул он мне вслед. – Куда же вы!.. Вернитесь!.. Я писатель! Я все это намеренно разыграл! – прокричал он, изменив тон.
Я остановилась. А Дмитрий Иванович, не спеша, подошел ко мне и остановился за моей спиной.
- Вы серьезно? – спросила я, не поворачиваясь.
- Да, абсолютно.
- Зачем?
- Я хотел проверить одну свою догадку, чтобы затем ее описать. Я осуществил свою сцену в действительном времени, а вы мне в этом очень помогли. Мне нужна реальность.
- Я оправдала ваши ожидания? – после некоторого раздумья повернулась я к нему.
- Не совсем.
- И что же я сделала не так?
- Я ожидал меньшего.
- Что-то я вас не понимаю.
- Видите ли, Екатерина Анатольевна, когда вы пошли со мной под мою руку, я кое-что понял: я ясно увидел, что все, о чем я писал почти полтора года, - не то, совсем не то, чего я на самом деле хотел и что мне действительно надо. Я сейчас понял, что мне нужно, а точнее, кто мне нужен.
- Только не говорите, что я вам нужна.
- И все же я скажу это: да, Екатерина Анатольевна, именно вы. Мало того, я, пожалуй, не поленюсь и набело перепишу всю книгу, до завершения которой остался всего один эпизод. Я перепишу ее под вас, я напишу ее наново.
Я была польщена, отчего весьма растерялась.
- Похоже, это и есть ваше, насыщенное эпитетами, предложение? – спросила я.
- Да, оно. Теперь вы согласны прогуляться? К реке? Тут недалеко. Там и обсудим.
- Нет, кое-что необходимо решить здесь, сейчас же, до всего остального. Предлагаю обсудить финансовую сторону вашего предложения.
- По дороге обсудим, - отрезал он и опять увлек меня за собой.
- Но… но вы даже ни разу не осведомились о наших расценках.
- Это вообще-то ваша обязанность. Я же деньги не считаю.
- Может быть, не считаете, потому что их у вас нет?..
- Есть.
- А как кончатся?
- Не кончатся.
- Дмитрий Иванович, а вы не задумывались о том, что имеете дело даже не с элитной девушкой, в обязанности которой входит сопровождение мужчины на всевозможные светские рауты, а с непосредственной хозяйкой всего этого дела, где, собственно, и работают эти девушки.
- Какая же разница? Ваша же фирма.
- Какая же разница?! Есть разница: у вас денег не хватит; я обойдусь вам куда дороже.
- Ах, это! Не беспокойтесь, Екатерина Анатольевна, для вас у меня деньги найдутся.
- Вы уверены?
- Абсолютно.
- Ну, хорошо, я не буду ломить цену. Пятьсот долларов за час общения.
- Как скажете.
- Какой вы, однако, сговорчивый.
- Хм. Это не совсем так. Сейчас мы оговорили мои обязанности. Но ведь в нашем соглашении должны быть прописаны и ваши тоже, неправда ли, Екатерина Анатольевна?
На этот момент мы уже подошли к Л-ому мосту. Дмитрий Иванович остановился где-то на его середине и облокотился на перила. Я встала рядом и прислонилась к тем же перилам вполоборота. На матовой поверхности воды колыхалось отражение луны, вокруг нее волновались звезды.
- И что же вы хотите? – проговорила я.
- Я не играл, когда говорил, что люблю реки, - глядя в воду, мечтательно произнес Дмитрий Иванович. – Я действительно люблю реки. Они меня вдохновляют… - Он помолчал немного, сказав: - Вы спросили, что я хочу. Я хочу, чтоб вы меня полюбили. Полюбили ровно на то время, пока наше соглашение будет в силе, но полюбили по-настоящему, самоотреченно, искренне, жертвенно, беззаветно. Вы должны меня полюбить. Это мое условие… Я тоже должен вас полюбить.
- Полюбить? Я? Вас? Что за бред! У вас с головой все в порядке? – возмутилась я, когда до меня дошел смысл его слов.
Дмитрий Иванович не счел нужным ответить.
- Вы это серьезно говорите?
Он кивнул.
- Простите, но как вы себе это представляете? Мне просто интересно. Я думаю, что я откажусь, но мне интересно. Ведь это же невозможно! Как можно полюбить по загаду?!
- Это мое условие, - только и повторил он.
- Найдите другое. Это совершеннейший бред. Это неслыханно… и потому – невозможно.
- Возможно, уверяю вас. По крайней мере, для вас: вы сможете, вам это по силам. Я, конечно, согласен с вами, что полюбить, как вы выразились, «по загаду» - несколько необычно и режет слух, но еще раз вас уверяю - это возможно, возможно! Безусловно, для вас это будет сложнее, чем для меня, патом, я от вас уже без ума, но, вот увидите, уже завтра вы меня полюбите.
- Дмитрий Иванович, вы чокнутый!
- Да, Екатерина Анатольевна, я – чокнутый, ибо полюбил вас всем своим сердцем; я – безумец, потому что люблю вас так же сильно, как умею кого-то ненавидеть; я – червь, потому что отдаю вам всю свою душу, так же как, не задумываясь, отдал бы ее дьяволу в обмен на вашу любовь – на этот раз настоящую и без всякого соглашения.
- Вы уже в образе?
- Екатерина Анатольевна, что мне сделать, чтобы вы мне поверили? Поймите же, наконец, я не играю, я живу, и хочу, чтобы вы тоже жили, хотя бы то время, что мы вместе. Будьте собой: вы такая естественная, непосредственная, иногда мне кажется, что вы не взрослая женщина, а сущий ребенок. Вот такой – вы мне нравитесь, такой – я вас люблю. Но вы мне нравитесь и как женщина.
- Как я могу нравиться вам как женщина, если у нас с вами, простите, ничегошеньки еще не было? Да и слава богу! – оскорбилась я, подтрунивая.
- О, тысячу извинений! Я – превратно сказал, вы – не правильно поняли. Вы мне нравитесь как девушка, как человек.
- Но мы же с вами едва знакомы, вы меня совсем не знаете, откуда вам известно, что я за человек? У меня что, на лбу это написано?
- Вы чудесная девушка, необыкновенный человек, я это чувствую, я это испытываю своей селезенкой. Знаете! – воскликнул он вдруг, - для того, чтобы мы друг друга полюбили, нужен подвиг, необходим какой-то поступок.
- Вам, например, прекратить нести чушь и пойти домой и выспаться, а мне, а мне, да и мне то же самое.
Он меня не слушал.
- Ну-ка, ну-ка! – соображал он запальчиво. – Да! да! я, пожалуй, сейчас кинусь с моста!
- Дмитрий Иванович, уймитесь, мне уже порядком надоело слушать вашу околесицу. Извольте. Я пошла.
И я пошла; пошла не в силах все это более выносить. Но не прошла и пяти шагов, как от страшного предчувствия, от очевидности приближающейся беды я переменила свое намерение и остановилась. Но было уже поздно: за спиной, где-то внизу, я услышала ужасный глухой треск, а секундой спустя донесся отдаленный плеск воды. В это же время я обернулась: Дмитрия Ивановича уже не было. Не мешкая, я рванулась к парапету, навалилась и вгляделась вниз. На воде, у центральной колонны, оцепленной ремонтными лесами, колосилась круговая зыбь. Там, где упал Дмитрий Иванович, леса были проломлены и раскурочены; несколько рваных досок и щепок колыхалось на поверхности воды. Чуть поодаль от них вынырнул самоубийца, точнее всплыл: показалась его спина и затылок. Безжизненное тело всплыло и стало еле заметно покачиваться на крохотных волнах.
Я отвернулась от этого жуткого зрелища и какое-то время потерянно, почти в панике озиралась по сторонам. Для меня это было как во сне. Но явь подсказывала: «Может быть, жив еще?!» И тогда я крикнула:
- Люди! Люди! Помогите, ради Христа! Человек тонет! Он тонет! Он жив еще! Спасите его! Помогите! Лю-ди!!!
На мои призывы стали сгущаться люди. Проходящие мимо, стали останавливаться. Первыми «откликнувшимися» были два старичка (один – с газеткой, другой – с шахматной доской) и паренек лет шестнадцати. Паренек сразу же накинулся на перила и с открытым ртом принялся рассматривать самоубийцу; старички недоверчиво на меня посмотрели, переглянулись и, хотя и нехотя, но тоже подошли и осторожно заглянули за перила.
- Ну что же вы! Что же вы стоите! Спасите его! Он же тонет! тонет! – понимаете вы это! – закричала я на них.
Но никто даже не среагировал: все стояли, как и стояли, словно завороженные, и с упоением, с интересом наблюдали колыхающееся на волнах зрелище. Тут еще стал подходить народ, но и они, как эти трое, тотчас же зомбировались и становились обычными зеваками.
- Эх, вы! – в отчаянии крикнула я, отбежала от них метров на пять, забралась на бруствер, выпрямилась и, оттолкнувшись, прыгнула вниз.
Вынырнув, я не сразу сориентировалась: я какое-то время озиралась вокруг, высматривала Дмитрия Ивановича. Совсем, однако, скоро, метрах в семи от меня,
