Здоровенный такой военный Ил-76. Никогда, - хрипло выкрикнула Анна, и ее голос сорвался на какой-то орлиный клекот. Гневная морщина прорезала ее лоб. Она закашлялась и добавила: - Никогда его не забуду. Я задремала. Потом крики и тьма, и я вошла через пропускной пункт Болотное. Со мной там оказались сотни беженцев – афганцы, пакистанцы, черные. С оравой детишек, с зашторенными женами, все голодные и перепуганные вусмерть. Однажды я проснулась в фавеле. Вот где было по-настоящему жутко – но и там обитают люди, для которых эта смрадная фавела означала спасение, поэтому мне стыдно придираться. Но вот что любопытно: меня очень быстро выдернули оттуда. Эти, федералы с их главарем по фамилии Лофтус. Они приехали во вражеский лагерь на болота, чтобы доставить меня сюда и назначить на стрижку вот этих самых чертовых кустов и клумб.
За окном комнаты был кусок улицы, на котором стояли, ожидая зеленый свет, с пяток легковушек. Движение в городе было правостороннее. С неба на подоконник опустилась чайка и принялась смотреть внутрь комнаты одним глазом, звучно переступая по пластиковому карнизу окна.
- Ты не обязана мне такие ужасы рассказывать, - прошептал Постников после спирта. – Пощади себя.
- Нет уж, это ты извини, - возразила Анна. – Я именно расскажу!
Она притихла, собираясь с мыслями, и добавила:
- Хотела я одного: чтобы прекратились крики за окном, чтобы не светил среди ночи в поезде фонарь в лицо... Чтобы уехать к морю, в самый тихий город на краю света, и просто жить без всего этого ужаса... Но и здесь тоска так и хватает за душу. Но хотя бы нет баннеров этой... дополненной видимости. Чуть полегче.
Морщинки стали видны возле ее глаз, наметились тонкими лучами к вискам, и это тоже было красиво.
- Теперь я поняла… Никогда к той жизни не вернусь. Никогда! Людям мерещится, будто они понимают друг друга. А на деле оказывается далеко не так. И это большой недостаток. Какого черта ты вцепился в мою жизнь, словно клещ, какого черта ты, как упырь залез в мою судьбу и все испортил?! – спросила Анна, сорвавшись голосом. - Нельзя же так! С живыми людьми нельзя, ни с кем нельзя!
Но она тут же взяла себя в руки и продолжала:
- Мечтаю забыть ту поездочку. Брр… Пятнистые матрасы и ни единого знакомого города, чужие языки. Бесконечные поезда, пересадки, младенцы орут, помыться негде, еда в картоне. Ночью будят таможенники: поди докажи, кто ты есть. Это был ад! Нет, я не останусь здесь, потому что жить здесь невозможно, - говорила она с нажимом. - Пока еще не знаю как – но я вернусь домой, уж поверь мне, любой ценой вернусь. Только знаешь, тут интересно с профессиональной точки зрения. Открытое морское пространство. Он бесценно. И в нем – дикая, хаотичная мешанина архитектурных стилей - смотреть без слез невозможно. А ведь архитектура формирует мышление людей и в итоге их цивилизацию.
- Разве не наоборот? – удивился Постников.
- Ты ничего не понимаешь! Только архитектор – настоящий творец будущего! От него зависит все!
- Ну, тебе виднее.
- Как все же здорово, что ты приехал! - сказала Анна. – Здесь можно с катушек съехать от всего, что творится. Только музыка немного помогает от отчаяния. Старая, наивная. Вот почему она всегда нужна на войне. В простодушной красоте есть надежда на вечную жизнь. Я тут песню услышала по радио. Там еще слова есть:
Хотела, чтоб друг мой сердечный
«Любимая» мне говорил
Сдержал обещанье навечно
И каждую ночь рядом был...
Я крылья хочу за спиною
И перелететь белый свет
К тому, кто меня молодою
Покинул на юности лет.
Знаешь, как власти хоронят бездомных в Финике? Вывозят на катере на середину залива по сотне кремированных каждые полгода и высыпают пепел в море. На борту священник, он читает, что требуется. Но в землю не зарывают – это дорого, надо учет вести, дорожки подметать на кладбище... да и бог бы с дорожками – но топить в море! Это не люди. Люди так не поступают.
- Они возле моря привыкли, ну какая там у них в Европе суша. Вот и приноровились скаредничать.
- Все кругом или дебилы или хитрецы, господи, что за жизнь! И тебя самого одурачили, как деревенщину. И я тоже хороша, – со злостью выпалила Анна. - Твоей дочери больше нет. А ты… в твоей крови – совок, и он несет всем только смерть!
Постников стиснул челюсти и ответил как смог спокойно:
- Я доставлю тебя обратно, Аннушка. Я Модератора заставлю тебя вернуть.
- Ты?... А сам?
- Да что я… Я уже местный захолустный тип.
- Да ты горя в жизни не видал! – с болью выкрикнула Анна. – Ты вообще овощ!..
Она осеклась и вдруг уткнулась макушкой Постникову в грудь. Он погладил ее по голове.
- Я очень хочу в прежнюю жизнь, очень. Да только возврата нет. А есть у меня явное предчувствие, что ты лезешь в лапы чудовища, навстречу гибели. Отправь меня обратно, - говорила она. - Я знаю, ты сможешь вернуть меня обратно, где все по-прежнему
- Хорошо. Ты сейчас оправишься со мной.
- Куда?
- В Эфраим.
- Чего ради?
От Анны пахнет морем и женским потом. Она подняла голову и прижалась к его лицу щекой. Поехал кверху ее мешковатый свитер, и что-то светлое показалось под ним. Она подалась навстречу и прижалась грудью к его лицу. Постников почувствовал, как его щеки немедленно запылали, небольшая грудь женщины задела соском его скулу и уткнулась в глаз. Ему стало слышно ее сердцебиение. Кожа на груди оказалось горячей и бархатисто-гладкой, огонь женского тела и древний хмель ударили в его голову.
Но тут в дверь постучали громко и некстати. Анна сказала «войдите», одернула одежду и поправила волосы. Показался полковник Малданов. Он был смущен, но суров:
- Прошу извинить. Обстановка усложняется. У нас ЧП: спутник связи сбит. Выдвигаемся в Эфраим немедленно, нужно увести вас из-под удара. Вас двое? Отлично, идем!
- Как это? Меня же могут хватиться в муниципали... – начала было Анна, но глянув на выражение полковничьего лица, притихла.
- Как быть с миссис Рейнолдс, ведь Анны хватятся на работе? – спросил Постников. – Нужно зайти и предупредить.
- Поверьте, в этом нет необходимости. Вопрос с администрацией будет решен в одну минуту. Кстати, «Эфрайим» в переводе с древнееврейского значит «плодовитый», - заметил Малданов. – А я жду в машине!
- Едем! – выпалила Анна. – Я только посуду помою.
24 глава
Косо стесанный тигриный нос резал густой осенний воздух. Над дорогой вздрагивало прозрачное марево, будто над кастрюлей с кипятком, за бронестеклом разворачивались бесконечные сжатые поля в синеватой дымке, далекие фермы, загоны и цилиндры скрученного сена, попадались кипарисовые рощицы и горстки вездесущих овец, совсем как на открытке. Голова дремлющей Анны лежала на его плече, от женщины поступало ровное тепло.
Постников спросил вполголоса «далеко еще»?
- Сущие пустяки, и сотни километров не будет, - ответил полковник и прибавил:
- Вы главное-то сумели разглядеть? То, что здесь происходит?.. Это же новая Америка!
- Я небольшого ума человек. Но что-то есть в ваших словах, хотя мне куда интереснее сейчас про сбитый спутник, кто это сделал?
Полковник отозвался на этот вопрос с некоторым с презрением:
- Как это кто? Исподтишка запустили ракету по мирному спутнику и спрятались под купол. Поступили мерзко, мужчины так себя не ведут. Зачем это было сделано, мне, извините, неизвестно, потому что мне не положено этого знать. Но при этом я не сомневаюсь, что вам доведется все выяснить достаточно скоро.
Здесь летает орбитальная группировка, счет идет на сотни аппаратов. С вами персонально вышел на связь научный спутник закрытой связи, им управлял эфраимский университет. Многофункциональный лабораторный модуль типа «Рассвет М». Это все, что до меня доведено, слишком закрытый проект. Наши технические средства могут отслеживать его координаты, но не более того.
- Откуда вы родом, полковник? – подала голос Анна. Не спала, оказывается.
- Из балканских цыган, - с любезностью произнес Малданов, – по материнской линии, а о моем отце мне ничего не известно, кроме того, что он с севера.
Посматривая по сторонам, Постников заметил, что цвет неба неприятно менялся - словно солнце теряло свою лучистую силу, медленно перекрываемое грозовой тучей, или как будто свет керосиновой лампы тает, когда прикручен фитиль. Стерня, кусты и все поле поблекло, как будто на них переключился светофильтр. Менялось качество воздуха. Возможно, причиной этому был запах, приносимый ветром.
Радио в полковничьей машине между тем начало заговариваться и впадать в заумь. Перед глазами, над спинкой средней пары кресел, покачивались в контровом сиянии тактических экранов два служивых затылка - блондинистый офицера связи капитана Блюменталя и черный старшего лейтенанта с редкой фамилией О'Рейли. Две военные головы не знали покоя, отрабатывая бессчетные строки символов, навигационные карты и калейдоскопичные видеостримы с беспилотников. Глядя на них, можно было подумать, что они пытаются заткнуть пробоину, сквозь которую в трюм сухогруза хлещет всемирный потоп. От этой пестроты у Постникова зачесались веки. Автомобильную утробу переполняли многослойные радиоголоса, щелчки зудели не умолкая - и как только капитан и старлей до сих пор не тронулись умом, понять гражданскому человеку решительно не было возможности.
Старший лейтенант О’Рейли уже несколько минут с монотонным отчаянием бубнил непонятное слово «Лафрамента», но ответа не получал.
- Что такое «Лафрамента»? – спросил Постников.
- Пригород Эфраима, войсковая часть, - отозвался капитан Блюменталь, не отрывая глаз от карты. - Товарищ полковник, срочное сообщение, - тревожно крикнул он, - перевожу!
Внимая новости через наушники, полковник медленно каменел лицом, причем его шрам сделался совершенно белым. Отозвался он следующими словами: «понял» и «ну, началось веселье». Затем, адресуясь к штатским пассажирам, он высказался таким образом:
- Вводная информация. Объединенная коалиция западных стран наносит удары стратегическим вооружением по территориям России, Белоруссии и Китая. По сообщению оперативного центра обороны ОДКБ, одной из приоритетных целей являются энергосистема и серверные поля, поддерживающие жизнедеятельность нашего пространства. Союзнические системы ПРО работают, но кое-где уже крепко прилетает. Связь между пространствами начинает рваться, но ее скоро восстановят. Это первое. Второе: местная группировка коалиционных вооруженных сил из Дубова Града развернула наступательные действия против федеральных вооруженных сил. Шаткое перемирие закончено. Это война!
В машине сразу стало очень тихо, если не считать «Лафраменты», журчащего радио, басовитого гудения дизеля и шороха покрышек.
Анна закрыла лицо ладонями и опустила голову. Никто и никогда не видел эту женщину плачущей, но сейчас ее плечи вздрагивали, а между пальцев вытекла слеза и упала Постникову на руку.
- Но-но, крепитесь, Анна Дмитриевна! - неуклюже подбадривал полковник. - Ничего у них не выйдет, точно говорю!
- Я-то в порядке, - ответила Анна и выпрямилась. Глаза ее оказались абсолютно сухими. – Только у меня там родня осталась, уж точно переживаю не за себя.
- Новостная сводка: НАТО сообщает, что применение новых средств вооружения в ОРФОЙ полностью исключено, - бегло зачитывал капитан.
- Кто выступил? – хищно вздернулся
Игорь, вдохновения Вам, и удачи!