Семёну наконец удалось перехватить инициативу в беседе.
- Нашёл.
- Где?
- Оно вам дорого? – он не спешил переходить на «ты».
- Где нашли, если не секрет? – настойчиво произнесла девушка. – На улице? Угадала?
Что-то удержало Семёна сказать правду. Он улыбнулся.
- Так и знала: Маша-растеряша! Это амулет. Охраняет меня от всего плохого.
- От хорошего тоже?
Девушка прыснула и погрозила пальчиком.
- От хорошего зачем охранять? На то оно и хорошее, чтобы быть всегда рядом. В последнее время, - слова заставили Семёна напрячься, слишком знакомые интонации прозвучали в голосе незнакомки, он увидел перед собой Алисию Пьеровну, услышал её поучения из других уст, прозвучавших точь-в-точь, - наш мир с каждым днём становится более неустойчив во всём. Изменения касаются всех аспектов жизни. Радует только одно. Как думаешь, что?
От небольшого потрясения не вполне оправившись, видя не девушку, а хорошую знакомую из К***, пожал плечами.
- Что же, интересно узнать.
Незнакомка сначала поджала губки, потом растянула улыбку до ушей, могло показаться, она делает мимическую зарядку, расслабляет мышцы.
- Расписание движения автобусов из К*** в Д*** остаётся неизменным. Я сильно вас заболтала?
- Не очень.
- Честно-честно? – спросила девушка точно также, как делала в детские годы младшая сестра, нахмурив бровки.
- Клянусь Юпитером!
Девушка рассмеялась:
- Раз больше некем клясться, кроме Юпитера, - охотно верю!
- С вами приятно общаться.
- Ну… - краска залила лицо девушки, - общаться… Говорила одна…
Семён перебил:
- Кто бы что ни говорил, вы приятны внешностью и рассказчик отличный. Обаятельная натура, - скажем так.
Похвала понравилась незнакомке. Она залилась румянцем и потупилась.
- Спасибо…
- Амулет возьмёте? Я подам.
- Оставлю тебе.
- Он же приносит удачу и оберегает от …
Девушка вставила своё слово:
- Теперь его функции – охранять вас. – Она легко перескакивала с «вы» на «ты».
- Вопрос можно?
- На засыпку? – рассмеялась девушка.
- Ну почти… - неопределённо ответил Семён.
- Разрешаю!
- Из чего он изготовлен?
- Из высушенных и отполированных абрикосовых косточек. Чего так смотрите? Абрикосы съела. Косточки высушила. Отполировала. Всё – сама.
Со следующим вопросом Семён помедлил:
- А покрытие? Глазурь? Стекло, пластмасса, хрусталь?
- Зачем эти сложности? Обычная вода.
- Вода… - повторил Семён внезапно севшим голосом.
- Вода, - подтвердила девушка. – Как в колодце. Или в луже после дождя.
- Она же жидкая… На амулете – твёрдая. Лёд?
- Лёд – это лёд, - отрезала решительно незнакомка. – Вода – это вода. Жидкая. Возьмите в руки и убедитесь – она движется. – Внезапно она вскинулась: - Ой, что это? Петухи поют?
- Кажется, да. В третий раз.
Незнакомая гостья вскочила. Поправила подол платья коньячно-соломенного цвета.
- Заболталась тут. Пора и честь знать. Ой! – вскрикнула она и зажала рот рукой по привычке. – Вот же хамка! Проболтала почти всю ночь и не представилась. Полина, - сказала девушка и зарделась. – А вы – Семён. Прочитала в паспорте, пока ты спал. Ой, Семён, не сердитесь на меня! Я до безобразия беспардонная и бесцеремонная личность. – Она посмотрела на Семёна, потом бросила взор в окно, было видно, она что-то хочет сказать и не решается. – Ой, ну, мне в самом деле пора. Отец говорит: пока замуж не вышла – ночевать должна дома. А вы к нам заходите. Мы тут поблизости расположились. Гостям всегда рады…
Полина прошла в проём двери и растворилась в воздухе. Через щели в полу на кухне показались яркие тонкие лучи серебристо-синего света. По стенам побежали всполохи. Дом наполнился ароматом послегрозового воздуха с характерным ощущением свежести…
13. В ПОИСКАХ НЕИЗГЛАДИМЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЙ
Беспокойно спится, ох, беспокойно. Первые симптомы беспокойства, необоснованного волнения и необъяснимой тревоги появились не вчера и не третьего дня, как написано в одной серьёзной книге. Точная дата затерялась среди прочих торжественных юбилеев и печальных годовщин. Но то, что это – беспокойство – именно оно, мятежное состояние, первопричина последующих передряг и помех, сомневаться не приходилось. Из будней, пронизанных солнцем или наполненных сумраком непогоды, оно, крадучись, аки тать в нощи, пробралось в сны. Сначала чёткие ночные сюжеты, похожие на художественные фильмы, радовали логичностью и стройностью. Затем появились незначительные вставки, отсыл постороннего к происходящему, якобы вне воли режиссёра, но кем-то втиснутые; они ничего не значили, не отражались на ходе движения повествования. Эти вставки напоминали некий неодушевлённый предмет, бесформенный и несущественный; мелькнув ненадолго, они бесследно растворялись. Как обычно, сны им не ассоциировались с явью. С детства внушена мысль: сон – это искажённая реальность. Гибкая работа сознания. Бесконтрольная со стороны. Тем не менее, появление во снах незапланированного элемента, при пробуждении заставляло анализировать увиденное, выстраивать цепочки между сном и реальностью, отыскивать мельчайшие совпадения. Сопоставлять. Вникать. Шуточная, в виде умодробительной игры, забава вскоре переросла в привычку. Лёгкость, окрылённость, свежесть от ночных грёз сменилась почти философскими рассуждениями после пробуждения. Искать зерно рациональности во всём этом сродни поиска иглы в стоге сена. Поэтому, был выбран единственный верный способ – всё после всех анализов-переосмыслений надёжно забывать, как после прочтения рекомендуется сжечь секретное донесение. Вместе с беспокойством откуда-то из глубин подсознания, без содействия психики не обошлось, он внезапно, неожиданно для себя, уверовал. Не в старых дряхлых идолов-божков, чьи суровые лики смотрели строгими очами и суровым взором с родового столба, не в неких природных безличностных субъектов из доисторических верований и поклонений. Ему в снах открылась основная дорога, ведущая к истине. Не та, которой шёл прежде. Она оказалась второстепенной. Другая. Не ровная, как выстеленная скатерть. Даже не мощёная, пролегающая среди холмов и пересекаемая ручьями и реками. С осознанием этого возросло беспокойство. Сны наполнились новым, религиозно-мистическим содержанием. В них появились тайные знаки и знамения. Перемены заметила жена. Долго, ночами напролёт беседовали они до первых петухов. Высказавшись, он почувствовал облегчение и успокоился. Длилось оно недолго. Некоторое время спустя во снах снова он брёл широкой выжженной степью. Пели в небе жаворонки. Светило солнце. Шумела трава. Вчера в сон незаметно вошло нечто более могущественное, имеющее власть над людскими судьбами. Повисло оно над степью прозрачной пульсирующей пеленой. Сгустился сумрак. Исчезли звуки. Пошёл мелкий дождь, пишущий в жёлтой пыли сакральными метами некие откровения, недоступные человеку. Пробуждение под шум дождя можно сравнить со спасением жаждущего, кому дали испить глоток целительной влаги. В отличие от навеянного сном таинственного и непонятного дождя, в жизни дождь вдохновил угнетённые тяжестью ночных мороков думы и прояснил. Пение жестяного отбойника – там-там-там, па-ра-ра-пам! – петушиный зов «кукареку!», звяканье цепью дворового пса Кондотьера и его ленивый лай гнали прочь мрачные думы. Мысленно ещё раз пожелав всему свету и себе доброго утра, Робинзон Тарасович Кожемяка бодро соскочил с кровати. Изобразил пластичную гимнастику йогов, для этого на вязанном женой коврике принял несколько асан и замерев в принятом положении. Затем прочистил чакры с помощью дыхательных упражнений по системе тех же отшельников, страны, граничащей с горной системой Гиндукуш. Затем умылся утренним дождём, черпая воду полными горстями из бочки и принял походный душ, просто облившись водой из ведра пару раз. Совершив сии таинства, проделываемые каждый день, Робинзон Тарасович облачился в рабочую одежду, накинул брезентовый дождевик, взял штыковую лопату и отправился на кладбище. Однако состояние одновременного нахождения на грани двух миров не оставляло и усилилось, едва он увидел приближающегося на велосипеде нового жильца, снявшего дом напротив его подворья.
Придя к соседу, Робинзон застал его за интересным занятием: мужчина ползал на коленках по полу кухни и внимательно изучал плотно подогнанные, крашеные коричневой краской половицы. При этом сосед беседовал сам с собой вполголоса, озадаченно спрашивал, как мог через щели пробиваться свет и отвечал себе же – никак. Робинзон и сам подивился заинтересованности соседа, так как подвала как такового в доме не было, обходились погребом для хранения заготовок и свежих овощей.
- Бог в помощь! – крикнул Робинзон соседу, решив отвлечь того от напрасных изысканий.
Семён на минуту отвлёкся, повернул голову на голос, мимолетно изучил утреннего гостя, распознав в нём вчерашнего незнакомца, возившегося на кладбище с крестом.
- Сказали боги, чтоб и вы помогли!
- Так они много чего наговорили, вон, на целые рукописи, по пещерам спрятанные.
Семён не ответил, продолжая взглядом, как рентгеном, просвечивать пол.
- Если не секрет, сосед, что ищешь? – не оставлял затеи отвлечь от ерунды соседа Робинзон, - ели что ценное потерял, скажи. Метнусь домой за магнитом.
Семён уселся с недовольным видом на пол.
- Магнит-то зачем?
- Если вещь металлическая, игла или булавка-невидимка, магнит самое то.
Семён покрутил головой.
- Не игла. Понимаешь, под утро смотрю, через щели в полу пробивается яркий такой, синеватый свет. Думаю, что за… Короче, решил разобраться.
- Не приснилось? – в объяснение Робинзон не поверил.
Семён встал, очистил колени от пыли ладонями.
- Нет. Видел, как тебя, - про Полину Семён не упомянул.
Робинзон изобразил удивление и интерес сразу. Присоединился к соседу. Поводил рукой по полу.
- Откуда лить свету. Щелей нет. Источника внизу тоже.
- Точно?
- Не веришь? – усмехнулся Робинзон, - принесу гвоздодёр. Вскроешь и убедишься.
Семён задумался: одно дело вскрывать полы в доме, идущем под снос. Снял, нашёл чего или нет, успокоился. В жилом доме проблема – вскрыть полы и обратно уложить доски, чтобы не подкопаться со стороны не получится, нет плотницкого таланта.
- Н-не хочу, - ответил Семён. – Давай знакомиться, а то как не русские люди, стоим и тыкаем – Семён.
Робинзон улыбнулся.
- Это по-нашему! – пожал руку соседа. – Робинзон.
Глупая улыбка повисла на лице Семёна.
- Ей богу – Робинзон. Могу паспорт показать.
- А пёс во дворе – Пятница.
- Не-а, Кондотьер. Пятница – ты.
- Почему?
- Заехал в пятницу. Что же непонятно.
Семён помолчал.
- Почему всё-таки – Робинзон? Прикол предков, да?
Робинзон тоже выдержал почти театральную паузу.
- Батя срочную служил на Тихоокеанском флоте, затем ходил в загранку. Любил море и флот. Любил читать приключенческую литературу. Хотел побывать на всех островах. Не довелось. Назвал меня в честь литературного героя. Думал, у меня получится.
- Получилось?
- Та где там! Сухопутный я червяк. В качку так выворачивает наружу, только
