ещё хуже, двигается по кругу, непонятно. Иногда появлялось ощущение поворота, но физически никак не влияло на движение. Неожиданно возрос приток воздуха. Появились ароматы, свойственные поверхности где-нибудь на лугу, почувствовались запахи полевых цветов, умытых утренней росой и свежего сена.
Внезапно раздалось приятное мелодичное позвякивание сродни бубенцам. Это заставило ускорить шаг. Из тоннеля Семён вышел в большое купольное помещение, светлое и пустое. Прямо в воздухе посреди рукотворной пещеры невысоко над землёй висело ожерелье из пяти овальных бусин величиной с грецкий орех с впаянными внутрь неизвестными предметами на тонкой белой крученой нити.
12. ПОЛИНА
Насладиться покоем и тишиной утра помешало чьё-то грубое вторжение в пространство волшебного сна, навеянного впечатлениями от переезда и свежестью сельского воздуха, пропитанного эманациями здорового отношения к всем проявлениям жизни. Щурясь, Семён рассмотрел сидящую в ногах возле дивана на низенькой скамеечке светловолосую девушку в простеньком в ситцевом сарафане с бретельками на плечах коньячно-соломенного цвета. На её сдвинутых коленях, - ступни врозь, - лежала книга, раскрытая посередине. Девушка читала негромко вслух:
- Грустная, пылающая слезами песня, точно мёд разлитая в густом, ароматном, вечернем воздухе, неподвижном, будто взбитый тщательно творожный мусс. Легко и широко, перекатами, льётся прекрасная мелодия, зажигая на быстро темнеющем небе светлячки звёзд. Слов песни не разобрать. Да оно и ни к чему. Всё, что необходимо в этот поздний июньский вечер сердцу, соединилось в печальной природной гармонии музыки, слов и магии впечатлений от колдовства окружающего мира.
Девушка остановилась. Подняла лицо. Семён увидел приятные взору плавные линии лица. Девушка улыбнулась. Сверкнул ослепительный верхний ряд зубов. Глядя на лицо, Семён заметил одну особенность девушки – гетерохронию: серый лукавый левый зрачок и серьёзный янтарного цвета правый.
- Разбудила? – поинтересовалась незнакомка и следом как-то облегчённо выдохнула, мол, сделала дело, можно дальше делать смело.
Семён от неожиданности что-то такое вполне невразумительное промычал от лёгкой смущённости, гостей он не ждал, тем более в такой ранний час.
- Понимаю, - двинув бровями, продолжила девушка. – Я-то почему пришла: смотрю, новый сосед появился. Молодой. Симпатичный. Интересный, - здесь она хихикнула по-детски. – Сразу видно – городской. Всё у него по двору неуклюже получается. День проходит, второй, неделя. Никак не хочет сосед знакомиться, зайти на чай к соседям. (Услыхав про неделю своего пребывания на хуторе, Семён внутренне сжался: сколько же он проспал?) Выпала свободная минутка, дай, думаю, сама напрошусь. Знаю, ещё отец говорил, - незнакомка снова подняла брови и закатила глаза, произнесла немного грудным голосом под бас: - Незваный гость хуже татарина. Почему – хуже? Потому, что татарин? А если – званый? Лучше? Да? Неразбериха какая-то! Ты не отвечай, - разрешила девушка и выпрямила спину; Семёну бросилась в глаза ладная фигурка, приятные окружности персей, лёгкость, даже некая воздушность во всём девичьем облике, - это я сама с собой рассуждаю. Скукотища тут у нас первобытная. Заняться нечем, вот и ищешь сам развлечения. Управишься с делами и не знаешь, как скоротать время. Книги на сто рядов перечитаны. Журналы до дыр просмотрены. В настольные игры никто со мной играть не хочет. Знаешь почему? Всех побеждаю! Правда, я умница? – прищурясь, девушка пристально посмотрела на Семёна, от чего ему стало не по себе. – Вот и отец говорит: ума не приложу, в кого моя дочь младшенькая мом пошла. Семья наша большая. Младшей была недолго. После меня мама принесла из… - произнесённое слово после «из» Семён не разобрал, догадался, нечто сродни роддому, не имеющее к нему отношения, - … ещё двух сестрёнок-близняшек и братишку. У наших так всегда: либо дочери попарно рождаются, либо парни. – Девушка левым локтем удерживала раскрытую книгу на коленях, правой отчаянно жестикулировала. – Хочешь, угадаю, чем занимаешься? Не думай, - протянула она, вогнав голос в грудь, - я не колдунья. Нам запрещено ворожить и пускать в дом гадающего по полёту птиц или по остаткам напитков. Отец объясняет так: стоит раз потревожить тёмные силы – беды не оберёшься. Лучше жить, - его слова, - днём насущным. Прошлое – удел оставшихся в нём. Грядущее скрыто во мраке; утверждающие, что могут в него заглянуть лгуны бессовестные. Дурят доверчивых. Мы никого не дурим: ни своих, ни чужих, но они сами к нам не ходят да мы особо не печалуемся. Мне вот, - блеснул живо и хитро левый серый глаз, - допустим, жуть как интересно, что будет через час или два. Не-ет, - незнакомка так повела рукой, махнула ею и заодно поправила волосы, - впрочем, что случится через час-другой и так узнаю. Я права? – теперь правый янтарного цвета просто-таки бурил Семёна, пытаясь докопаться до истины. – Права, конечно. Этим я сама себя успокаиваю. И есть для чего. Почему? – она говорила без умолку и без устали. – Потому, что повод беспокоиться всегда найдётся. Так говорит отец (Семёну тотчас вспомнились слова Ницше: Так говорил Заратустра – и он улыбнулся.). Если – нет, непременно появится. И приводит пример: идёшь ровной дорогой, путь неблизкий, всё ровно и хорошо, через какое-то … - она снова произнесла незнакомое слово, и его тоже Семён не уловил на слух, - начинается душевная маета. Не хватает чего-то. Однообразие, - говорит отец (говорит Заратустра – добавляет мысленно Семён), - навевает скуку. А когда путь пролегает по избитой дороге, где полно рытвин и ям, необъятных и непроходимых луж, когда умудряешься подвернуть ногу почти на ровном месте, вспоминаешь пожелания, пусть будет скатертью дорога, и время в пути летит быстрее. Да, хромая, - девушка умудрилась развести руки, продолжая локтем удерживать книгу, растопырив пальцы, и засмеялась, - как на арбе с одним колесом, далеко не уедешь. Но, почувствовав усталость… Ой! Я не заболтала тут тебя? – девушка незаметно перешла с обращения «вы» на «ты», изящно и просто, затем приложи5ла правую ладонь к лицу и смех, похожий на пение лесного ручейка разлетелся по комнате. – Я такая! Признаюсь! Люблю поговорить, - Семён улыбнулся, да уж, за словом в карман она не полезет. – А увлекусь… - она встряхнула головой, - пиши пропало. Никому не остановить. Мама ругает, мол, почему не меняешься, почему не прислушиваешься к желаниям других. Я ей в ответ: вся в прабабку. Не долго хмурится мама. Минута-другая и снова улыбается. Дочь я, - скажу без стеснения, - самая любимая, - Семён снова убедился, нахваливать себя одна из сторон её многогранного характера вкупе с сообразительностью. Девушка ему нравилась своей непосредственностью и естественностью; те, с которыми сводила его жизнь, публично как на подбор являли весёлость и дружелюбие напоказ, будучи скрытыми. – Даже интересно, почему ты выбрал именно эту книгу? В шкафу полно других, интереснее и увлекательнее, - что-то кольнуло Семёна в боку, насколько помнится, в комнате отсутствовала книжная мебель, но скосив взгляд, увидел узкий книжный шкаф, такой однажды повезло увидеть на выставке антикварной мебели в Д***. Наличие резьбы, ножки в виде рыб или с винтовой узор, дверцы с витражным стеклом, полки из дерева, не потерявшая изначальный вид лаковая покраска, клейма мастеров и мастерских. Много мелких деталей, характеризующих мастера и заказчика изделия. Полки шкафа радуют глаз любителя читать корешками книг. Мысль о том, что не заметить это произведение мебельного искусства просто не пришла в голову. – Ого! Какой рассказ! Нет, точно, расплавлюсь от умиления и наплыва чувство! – девушка быстро, наобум, раскрыла книгу на новом месте. – Только подумать, упасть и притвориться мёртвой! А-а-а… Вот как начинается рассказ: «Она была не только беспощадно красиво, но и безжалостно умна. Находящиеся…» - так это пропустим. Вот: «Рядом с нею все мужчины испытывали мужское бессилие и обречённость от горького ощущения, что никогда не смогут обладать этим восхитительным телом…» - ну, гиперболы опустим. А! ещё: «Даже самый умный среди мужчин, которого за глаза и прилюдно именовали ходячей энциклопедией, после нескольких минут беседы с нею понимал, насколько скупы его и разрознены его знания». Нет, интересно, что это за особа такая! Похожа на… - и в очередной раз Семён вынужден был признать, на слух некоторые слова совершенно им не воспринимались, будто состояли из одних гласных или согласных; незнакомка продолжала: - В книге это допустимо. В жизни – сто раз категорически нет. Не веришь? – девушка решительно подалась вперёд и Семёну вдруг показалось, она его вобьёт в диван своими стремительностью и напором. – Верите! – она улыбнулась улыбкой победителя. – Это правильно. Мне верить можно. Остальным – нельзя. Женщины… - девушка снова оборвала речь. – Вам покажется дичью мой вопрос: почему дом у кладбища? Много других в прекрасной сохранности. Заезжай и живи. Зачем? Если пощекотать нервишки – зря. Мёртвым нет дела до мира живых. Это вы думаете о загробном мире, каково там, за гранью жизни. Та же жизнь, те же интриги, тот же контраст, та же несправедливость. – Незнакомка горестно вздохнула, подняла и опустила печально плечи. – Ничего нового: что под солнцем, что под луной, - грусть и разочарование сквозили в голосе девушки. – Но мы не будем падать духом. Отец любит повторять полюбившиеся слова одного очень умного человека: не стоит отчаиваться, худшее впереди. Не ручаюсь за точность, важен смысл. Вот и я, когда набежит облачко сомнения и тень печали затмит взор, повторяю: не надо отчаиваться. Да, хочу похвалить за вкус, - девушка вернулась к старой теме: - Книга выбрана с умом. Уж мне можно доверять. Один автор. Казалось бы, произведения должны быть в одной тематической струе. Однако разнообразие удивляет. Согласись, нельзя воспринимать всерьёз: пылающая слезами песня, - но критикам раздолье, нельзя так, нельзя этак, нужно … Если сами семи пядей во лбу, почему не пишите? Отец говорит: на филологов учится много, учителями становятся избранные, писателями – единицы. Вот его и клюют бездари. Клюют зёрна его таланта и … Вот, наткнулась на интересное место: «Под утро перед первым отблеском зари, выпустила ночь парное молоко тумана. Разлился он по балкам, овражкам, низинам и полям, по болотам и над реками, укутал самые спящие неразговорчивые сонные кроны древние деревья и облепил густо, будто склеил уста, клювы просыпающихся птиц. Первый звук уже рождён. Рождён в своём великолепном звучании. В звучании восхитительной и одновременно простой мелодии, пока только дремлющей…» Да, можно и слезу впечатлительным пустить. Ой, а что это звенит знакомо? Ого! Откуда оно у тебя? – девушка головой указала на висящее на гвоздике в окне странное ожерелье из непонятных предметов, залитых ещё более непонятной субстанцией, найденном в туннеле. – Где взял? Неужели, нашёл? Фу… - она облегчённо выпустила воздух изо рта, сложив губы трубочкой. – Думала, навсегда потеряла, - разноцветные глаза девушки увлажнились. – Не бойтесь, не расплачусь!
