удивления и страха, а потом сузились в две тонкие щелки. Она схватила планшет и кинула его в Виктора.
- А знаешь, кто в этом виноват, знаешь?! – закричала она. – Ты! У ребенка нехватка внимания, твоего внимания!
- Вот только не надо мне эту чушь психологическую вкручивать, - ответил Виктор, сохраняя спокойствие, хотя лицо его уже побелело от гнева. – Саня пудрит тебе голову, конечно, самое простое, обвинить во всем меня, но разве я не говорил тебе об этом раньше?
- А что говорить? Ты должен был ему объяснить, помочь!
- Так я и пытался это сделать, но каждый раз прибегала ты и устраивала сцены! – не выдержал он и повысил голос. – Чуть что, он хватается за твою юбку, бежит жаловаться, а ты всегда, всегда, не разобравшись, встаешь на его сторону!
- А-а-а, значит, это я виновата? Вот где корень зла-то! Да каждый раз ты готов был ударить нашего сына, избить его! Может, ты хочешь и меня избить?!
- Ты повторяешься, тебе надо успокоиться, - Виктор достал из шкафчика свои таблетки и положил на стол перед ней, она в гневе кинула их ему в лицо. – Лена, я никогда не бил наших детей, никогда.
- Но ты хотел, я знаю! Ты страшный человек! – она выкрикнула ему это в лицо и убежала в комнату, закрыв дверь.
Виктор поднял все с пола, выпил две таблетки, медленно запивая их водой.
- Лена, Лена, - постучал он в дверь. – Открой, давай не будем ссориться.
- Вали к своей Марине! – раздалось из-за двери.
- Лена, перестань, ты не понимаешь, что говоришь.
- Пошел вон!
Он вздохнул и стал одеваться, дома находиться было невыносимо, а завтра надо было идти в адмиралтейство, от этого стало еще тошнее. Лена выскочила из комнаты и, тряся пальцем у него перед носом, закричала:
- Только попробуй, только попробуй еще раз хоть пальцем тронуть нашего сына! Я на тебя заявление напишу, не сомневайся, я это сделаю!
- Лен, пожалуйста, успокойся. Я ухожу, чтобы тебя не нервировать. Вечером поговорим, хорошо?
Она врезала ему пощечину и закрылась в комнате. В голове мелькнула мысль, что он может на нее написать заявление, но от этой мысли его начало тошнить, Виктор со страхом посмотрелся в зеркало, во что он превратился? Быстро собравшись, он ушел, не имея в голове никакого плана, ему не хотелось видеть ни себя, ни ее, ни сына – никого.
Такси остановилось около трехэтажного дома, огороженного высоким кованым забором, Саня нетерпеливо выскочил, злясь на терминал, что он так долго срабатывает, а ведь он опоздал уже почти на час, игра вот-вот должна была начаться. На ходу отправляя ответ на слезливые сообщения от мамы, он вбежал в ворота. Идя на шум в саду, разносившийся по всему загородному поселку, он пришел на идеально ровную лужайку с калиброванной зеленой травой, где уже собралось почти тридцать парней и девчонок, одетых в светоотражающие костюмы с металлическими нитями вдоль рук и ног.
- А вот и Санька! – крикнул один из парней, высокий чуть полноватый парень с узкими плечами и широким задом. – Ты чего так долго? Уснул, что ли?
- Да меня отец задержал! Пристал ко мне, еле отбился, - ответил Саня, прямо на месте надевая свой костюм, отбрасывая одежду к ближайшему дереву.
- А, понятно, проходили. А я вот, своего как-то пригласил на игру, так он втянулся, они там, со своими турниры устраивают, я даже там один раз был, - парень гортанно расхохотался.
- Ну, все? – послышались недовольные выкрики.
- Все, начинаем! – крикнул хозяин дома и похлопал Саню по плечу. – Тебе штраф.
- Ничего, отыграюсь, - ответил ему Саня.
Все, кто был на лужайке, выстроились в круг и надели шлемы. Ведущий распределял роли, и группы парней и девушек расходились по разным уголкам сада. Игра началась.
Со стороны все это смотрелось странно и даже пугающе, яростные крики, столкновения игроков, лавиной накатывающих друг на друга, поражая соперника невидимыми мечами, выделывая несложные кульбиты, нелепо приседая, падая на землю, напрыгивая и отскакивая, как мячик от стены. Сама по себе игра была не новая, мода на нее вновь воскресла среди молодежи, уставшей от высокотехнологичных игр с космическими сюжетами, жаждавшей простого и дикого рубилова, где нет ни мысли, ни идеи – одна простая каша, мясорубка, замешанная на религиозно-фантастических сюжетах. Игроки делились на демонов и ангелов, чертей и троллей с одинаковой яростью кромсавших всех подряд, расчленяя, выгрызая внутренности. Общество долго спорило о влиянии этой игры на умы детей, но, в итоге, пришло к мнению, что игра никак не влияет на психику подростков, а, наоборот, способствует вытеснению из искаженного гормонами сознания ребенка негативных эмоций, но если кто-нибудь из этих экспертов увидели бы реальное лицо игрока, не скрытое шлемом, то, возможно, они поменяли бы свое мнение, отшатнувшись от этого звериного лика, жаждущего настоящей крови.
После первого тура игроки сделали паузу, все собрались на смятой от баталий лужайке, жадно дымя наркотическим паром. Все смотрели друг на друга горящими глазами, нетерпеливо желая снова начать рубить, выбирая себе новую жертву. Начался второй тур, Саня быстро из него вылетел, набрав предельное количество штрафных баллов. Он собрал свои вещи и пошел в дом, второй тур должен был закончиться через час.
Он вошел в дом и стянул с себя потный костюм. Бросив его в уголке у входа, он уселся на диван и стянул со стола, где были разложены закуски и сладости с психостимуляторами, пару конфет.
- О, привет! – к нему подошла девушка в одном полотенце, волосы ее были мокрые, она только что плавала в бассейне.
- Привет, Мари, - классно выглядишь, - он смерил взглядом ее голые ноги, девушка довольно улыбнулась и села рядом.
- Как игра? – спросила она, взяв со стола конфету.
- Я вылетел, бывает, - пожал он плечами, наблюдая за тем, как она держит конфету губами.
-А я решила не играть, вот, поплавала одна, знаешь, как здорово. Пойдем в сауну, а? – Она приблизилась к его лицу, они стали целоваться, выхватывая губами конфету друг у друга, стимулятор начинал действовать, разум повиновался нарастающему влечению, с иссушающей жадностью заставлявшего набрасываться друг на друга.
36.
Будильник прозвенел в шестой раз и умолк, так и не дождавшись реакции хозяина. Марина с трудом разлепила глаза и уставилась в потолок гостиничного номера, изучая чрезмерную изысканность люстры из синтетического хрусталя, весь номер был выполнен под старинный дворец какого-нибудь высокого вельможи, но не слишком богатого, так как комнаты были слишком малы для такого роскошества. Особенно странно этот интерьер смотрелся в высокой железобетонной башне с огромными окнами. Номер носил имя «русского», и подразумевалось, что все здесь выполнено в русском стиле, но Марина не находила ничего похожего, кроме карикатурного самовара в гостиной, нарочито густо отделанного красно-черной росписью, она видела такую на лекции по народному творчеству. В ее комнате была широкая кровать, на которой штабелями можно было положить пять, а может, и больше таких же, как она, кровать стояла на высоких резных деревянных ножках изголовьем к высокому окну, шторы уже давно раздвинулись, впуская внутрь теплые солнечные лучи. В комнате Павла стоял длинный узкий диван и рабочий стол, по плану это был кабинет.
Марина повернулась к окну и стала разглядывать город с семидесятого этажа. По исчерченной толстыми нитями дорог земле двигалось бесконечное множество блестящих гусениц, у них дома движение было в разы менее плотным. Повсюду торчали из земли костыли зданий, светясь от солнечных лучей зеленым, желтым, оранжевым цветом. Она попыталась разглядеть внизу людей, но никого не было видно, только изредка люди выходили из машин и, тут же, скрывались внутри зданий. Вновь стал пищать будильник на планшете, напоминая, что стрелка часов уже давно перешла половину дня, Марина соскочила с кровати и побежала собираться.
На столе в гостиной ее ждал заказанный еще утром завтрак, Павел почти не ложился спать, они прилетели поздно вечером, а конференция начиналась в 8 утра. Определив Марине спальню, он два часа пролежал в полудреме и, стараясь ее не разбудить, долго собирался, заказав перед уходом для нее обильный завтрак, зная, что она встанет поздно и будет сильно голодна. Марина по очереди открывала подносы, втягивая вкусно пахнущие ароматы яичницы с беконом, поджаренными сардельками со спаржей, еще горячие, подогретые подносом до идеальной температуры, дурманяще пахнущего салата из свежих овощей и разноцветных трав, густо сдобренного маслами, и ее любимых пирожных и круасанов. Сделав над собой усилие, она схватила самое крохотное пирожное и отбежала от стола к окну. Открыть его удалось не с первого раза, она долго спорила с системой управления, десять раз подтвердив, что она понимает, что система подогрева воздуха будет отключена. Гулкий мощный шум города, висевший над землей, ворвался в комнату, запахло незнакомой весной, рафинированной, без привычного горьковатого смоляного аромата и запаха ранних цветов. Воздух был свеж и прозрачен, Марине показалось, что он безвкусен, она не слышала даже соленого вкуса океана, собственно с огромной высоты она его и не видела.
После усердной зарядки и праздника живота снова захотелось прилечь, стоило больших усилий одеться и выйти из гостиницы на улицу. Марина стояла на площади возле входа и оглядывалась, плана не было, ей хотелось просто посмотреть город, повинуясь инстинкту охотника, нет, хищника, сейчас она себя так ощущала, хищником, забредшим на чужую территорию. Поймав нужный запах, она пошла ему навстречу.
Через полчаса она вышла из бизнес-квартала, торчавшего за спиной частоколом блестящего стекла, впереди начинались старые кварталы с холмистыми улицами и невысокими домами, сохранившими ускользающую красоту исторической застройки. Марина часто и подолгу застывала на вершине холмов, всматриваясь в открывающуюся перед ней картину, вдали заблестели воды побережья, и она прибавила шаг. Спортивная куртка висела на сумке, где лежал ее альбом и оставшиеся с завтрака круассаны, ей было жарко, теплый ветер сменялся кратковременными порывами прохлады, от которой сильно ежились местные жители, нечасто встречавшиеся ей на пути и с недоумением глядевшие на нее, идущую в одной футболке и джинсах, когда они были замотаны в свои самые теплые куртки по горло.
Повинуясь неясному чувству, Марина свернула с главной дороги влево, углубляясь в старый квартал. Кто-то из прохожих на другой стороне переулка делал ей странные знаки руками, но она не поняла его и пошла дальше. Переулок был длинный и извилистый, кривым зигзагом обходя обшарпанные дома, производившие впечатление нежилых, но она слышала пару раз, как из открытых настежь окон доносились детские крики. Дома сменились бетонным забором с одной стороны, по которой она шла, на другой стороне был огромный пустырь с кучами брошенного мусора в десять метров высотой. Ветер трепал вершины этих отвалов, поднимая пыльные бури, всегда идущие от города вдоль шоссе, терявшегося в пустыне. То, что дальше будет именно пустыня, Марина не видела, забор не кончался, чередуясь с тяжелыми воротами и автоматическими пунктами пропуска. Что было за забором, понять было сложно, бетонные плиты поднимались на пять-шесть метров, полностью
