провели бок о бок с Айей. Всё что происходило с нами, можно описать очень коротко, буквально в двух словах. Драки, секс, драки, секс; секс, ещё секс, драки, драки, драки. То и другое являлось для меня неиссякаемым источником энергии.
Я испытывал болезненное желание бесконечно заниматься и-тем-и-другим, но не достигал окончательного удовлетворения ни на одном из этих поприщ. Каждый раз, когда я крошил кулаки о лицо случайного спарринг-партнёра, или неистово качал бёдрами, верхом на Анне, мне казалось, что вот-вот должно что-то случиться. Мне казалось, что ещё немного, и я испытаю какой-то невероятный экстаз. Но ничего не происходило, и я просто менял объекты страсти местами. После секса, мне нужно было подраться, а после драки заняться сексом.
Само собой, это описание моего бытия после коррекции несколько упрощено. Всё было не до такой степени плоско. Кроме драк, были ещё встречи с Александром. Иногда мы встречались один на один, иногда, он собирал всю нашу группу. Про себя я называл это уроками. Единственным, кто говорил на этих уроках, был, естественно учитель. Как и положено наставнику, Александр был златоустом. Он владел даром объяснять то, что, казалось бы, объяснить невозможно. Как мудрый родитель объясняет своему чаду происхождение прыщей и странных ощущений, сопровождающих, определённый период взросления, Александр, очень быстро доводил до своих подопечных, что с ними происходит в физическом плане. Он не использовал медицинские термины, а объяснял всё с помощью коротких, мгновенно залетающих в мозги, и застревающих в них, пулями, выражений.
«Что ты искал всю свою жизнь? Ты искал покоя, благоденствия, счастья, безмятежности. А что чаще всего находил? – Тонкий рот кривится в улыбке; сложенные в колечко, пальцы, подняты на уровне оплетённых морщинами, но очень живых и глубоких глаз. – Ты находил то, от чего постоянно убегал. Неприятности, стрессы, болезни, травмы, бесконечные форс-мажоры. Стоило тебе только подумать о какой-нибудь неприятности, как она тут же случалась. Так? А знаешь почему? Ты бежал от невзгод, как от стаи собак. Повернуться спиной к озверевшим псинам, всё равно, что скомандовать «фас!». – Колечко опускается на уровень белоснежной сорочки, которая источает едва уловимый аромат дорогих духов. Приспущенная манжета обнажает массивный золотой браслет. – Этот мир устроен так, что в нём преобладает то, что обычный смертный называет неприятностями. Он наводнён войнами, болезнями и катастрофами. Держаться в таком мире за благополучие всё равно, что, высунувшись из окна несущегося поезда, попытаться ухватиться за ветку. Мы перевернули монету! – Пальцы издают щелчок, глаза торжественно блестят, раздвоенный подбородок горделиво вздымается над серой воздушной материей шарфика. – Теперь ты не только смотришь своим неприятностям и страхам в глаза, но и идёшь им на встречу? И что ты чувствуешь? Теперь уже они от тебя убегают. Теперь ты за рулём. Ты владеешь ситуацией, ты обуздал всё то, из чего соткан этот мир. Ты оседлал свои страхи! С некоторых пор, ты ищешь неприятностей, так же, как раньше искал спасения от них. Заполучить неприятность гораздо легче, так как их в разы больше, поэтому, тебя можно назвать счастливым человеком».
Такие беседы расставляли всё по местам. У меня не стало ощущения, что, что-то идёт не так. Наоборот, всё, в кои то веки, шло так, как надо.
Я научился получать удовольствие от жизни.
Я получал его в бесконечных потасовках, в любовных похождениях (с некоторых пор, объектом моей страсти, была не только Айя), в разговорах с Александром и другими соратниками по коррекции.
Я получал его на тренировках, когда по полдня мог убивать себя в спортзале, молотя грушу, или толкая от груди штангу. Я не чувствовал усталости, не смотря на льющийся литрами пот, мои мышцы по утрам не болели от разъедающей их молочной кислоты. За два месяца я скинул двадцать килограмм веса, поменяв свою обрюзгшую грушевидную тушу на рельефный торс.
Я получал его прогуливаясь по городу: «Э-эй, а ну ка подними окурок и отнеси его в урну. Да, я тебе говорю!»;
И даже стоя в пробке: «Ты куда-то торопишься? Что ты сейчас сказал? Извиниться не хочешь?».
Кулаки постепенно каменели, на теле появлялись всё новые отметины, среди которых были даже ножевые раны; разделенных переломами костей становилось всё больше, а зубов меньше. Меня нисколько не напрягало моё обезображенное лицо. Раньше я не появлялся на людях, заполучив нечаянный синяк, или, когда на щеке вырастал фурункул. Сейчас я спокойно демонстрировал всем щербатую улыбку на деформированном, похожем на неправильный многоугольник лице. Как оказалось, раньше я боялся не того. Прохожих, коллег, особей женского пола отталкивает не обезьяний лик, а вечно виноватый, прячущийся взгляд и приподнятые, скованные спазмом плечи. Я нашёл подтверждение этой теории, так как, с некоторых пор, женщины стали обращать на меня гораздо больше внимания. Точнее сказать не так: я заставлял их обращать внимание на свою персону.
Айя меня не ревновала, ведь мы с ней понимали, что как от меня, так и от неё, не убудет, от пары - другой случайных связей. Тем более мы были партнёрами, членами одной группы и можно сказать родственниками, которых объединяет единый порок.
А как же семья? Семья…семья…Хм-м…Мои жена и дочь, постепенно растворялись в воздухе, пока не исчезли совсем. Нет…это не я исчез, а они. Их, как и многие атрибуты моей прежней жизни будто стёрли ластиком. Возможно, за все эти годы только здесь я в первый раз о них вспомнил…
11
Я делаю бесконечный выдох, сдуваясь, будто проколотый воздушный шар. Своим вопросом про семью, Эммануил выбил меня из колеи. Я снова в горной лачуге, за полупустым столом. Передо мной пустая кружка, навязчиво воняющий хамон и очкастая физиономия Эммануила. Я снова между мирами. Я не отмороженный задира ловелас со стальным взглядом и не затюканный жизнью человечек. Сейчас я снова нечто среднее, и это состояние вызывает жуткий дискомфорт. Мне нужно срочно вернуться в ту ипостась, чтобы прожить и прочувствовать её до конца. Я должен шаг за шагом прийти к тому, что представляю из себя сейчас.
В какой-то момент я почувствовал, что застоялся. Моя обновленная натура требовала движения вверх. Именно тогда произошло событие, которое – растираю лицо, давя подушечками пальцев на глазные яблоки - поспособствовало переходу на новый уровень…
Я делаю паузу, ожидая, что Эммануил сам озвучит то, что висит у меня на языке.
- Ты убил человека…- В его тоне нет вопросительной интонации. Это утверждение.
Я продолжаю интенсивно растирать лицо. Мне нужно срочно вернуться назад – туда, где всё происходящее было в порядке вещей.
Хук справа, апперкот, двоечка, свист биты, проносящейся в сантиметре от черепа. Их двое. Одного я уложил сразу же, как только он выскочил из машины. Второй, понимая, что нарвался на крепкого орешка, оббежал своей БМВ, открыл багажник и достал биту.
Он ловко крутит кистью, так, что бита вращается со скоростью вентилятора. Я пропустил три удара по корпусу. Четвёртый отозвался хрустом в предплечье, когда я попытался поставить блок. Теперь приходится отбиваться одной левой рукой. Нет, меня не шокировал вид обвисающей кисти и само собой, меня не беспокоит боль в руке. Я опустил руку сознательно, чтобы не нанести ей ещё большего вреда. Главное, что необходимо сделать – выбить у него биту. Он слышал хруст и видел, как я демонстративно присел. Взмахи утратили свою интенсивность. Он делает шаг вперёд, готовясь нанести сокрушительный удар по голове. Рука на секунду фиксируется в замахе. Эта секунда нужна мне, чтобы сосредоточиться, прицелиться и рассчитать удар. Я делаю прыжок из приседа и мыском правой ноги луплю прямо в основание его кисти. Бита взмывает вверх вертикально, будто ракета. Теперь нужно сделать ещё один выверенный рывок. Я прыгаю влево, в направлении траектории падающей биты и подхватываю её на лету. Это случается вовремя, потому что, ровно в этот момент, я вижу несущегося на меня второго. Я сходу луплю его по вытянутой руке, где замечаю опасное сверкание металла.
Хр-рясь! Рука не удерживает гладкое древко, и бита снова отправляется в полёт. Нож бабочка со звоном падает на асфальт, несколько раз подпрыгивая железным лягушонком. Я хватаю его на одном из подскоков и тут же делаю выпад. Нож будто в масло входит в чёрную кожу куртки, протыкая накладной карман. Я осознаю то что случилось, когда отдергиваю руку и вижу тонкую, чернильную змейку метнувшуюся вслед за лезвием.
Он приседает. В распахнутых карих глазах застывшее навсегда удивление. Падает на живот. Второй отползает назад, что-то гортанно орёт на своём. Я бросаю нож, быстро подхожу к машине, запрыгиваю в салон.
- Нож! – шипит сидящая на пассажирском сидении Айя. – Подними нож, на нём твои отпечатки!
Я снова выхожу из машины, поднимаю лежащий на асфальте нож и возвращаюсь.
- Поехали! – командует Айя. Её профиль напоминает силуэт хищной птицы. Острый клювик носа, настороженный наклон маленькой головы, мелкое подёргивание шеи, в такт стреляющим по сторонам глазам. – Вроде бы, камер там не было…- Её нисколько не смущает вид распростёртого на асфальте тела, которое стремительно уменьшается в зеркале заднего вида. Отсутствие чувства собственной боли делает её абсолютно- равнодушной к чужой. И меня тоже.
Разумеется, я был потрясён, но это потрясение нельзя назвать сильным. С одной стороны, я чувствовал, что переступил черту, шагнуть за которую назад, уже не получится. Никогда! С другой – я знал, что рано или поздно сделаю этот шаг. Все предыдущие события вели именно к нему.
12
Это событие послужило некой точкой, логическим завершением затянувшейся череды кровавых потасовок. Это и был мой экзамен. Экзаменатор на нем не присутствовал, но сразу же, после его прохождения, пожелал со мной встретиться.
- Это перебор Артём! – Тонкие губы меняют цвет, становясь пасмурно-синими (признак его недовольства). – Мы не препятствуем уличным стычкам. Мы даже поощряем их, как способ наиболее быстрой адаптации. Но правила есть правила. – Короткий палец нравоучительно целится в потолок. – Ты помнишь, что я говорил? – Длинная пауза и прожигающий взгляд. – Стоя на грани, не поддавайся искушению сделать шаг. Ты понимаешь, что эта глупость может стоить тебе свободы? – Снова испепеляющая пауза.
Я утвердительно киваю. Конечно я понимаю. Но пугать меня тюрьмой сейчас, всё равно что угрожать ребёнку походом в магазин игрушек. Я понимаю. Понимаю, что за этой строгой выволочкой скрыта похвала. Я сделал всё, как и ожидал Алексей. Я прошёл тот же путь, что в своё время прошли Сергей, Стив и Айя. Там в глубине широко-расставленных серых глаз, можно увидеть еле заметные, похожие на мерцание звездочек в ночном небе, одобрительные огоньки. Он рад, что это случилось, хоть и не может сказать этого прямо. Он рад, что я прошёл крещение кровью!
- С этой минуты, никаких драк! – подушечка пальца целится мне в переносицу. – Ты перестаёшь быть дворовым пацаном и становишься взрослым деловым мужчиной. Здесь тебе больше нечего делать. Поедешь в Тумайск.
- В Тумайск?!
Дальше идут инструкции, которые погребают под собой мой робкий вопрос.
