главное, поймали блеск, горящих в темноте глаз. Сейчас они похожи на зомби, наступающих бездумно, только потому, что наступать необходимо. Происходящее забавит меня всё больше.
Я настигаю коротышку с разбитым носом, хватаю его за испещрённый заклёпками отворот косухи, слегка заваливаюсь в сторону, нарушая его равновесие. Всё снова происходит как в танце. На сей раз – это вальс. Удерживаемое мной тело описывает дугу, небольшая подсечка помогает ему ускориться и выбрать правильное направление.
Хрясь! – врезавшаяся на всех парах в фонарный столб, тушка, стекает по нему, как брошенное в стену яйцо. Я замечаю, что всё происходит легко, как в управляемом сне. В моих движениях отсутствует хаотичность. Они полностью согласованы. Я знаю, чего я хочу, знаю, как этого добьюсь и просто действую. Действую спокойно расчётливо и хладнокровно. На наших тренировках Стив не научил меня ни одному приёму. Всё что я делаю – это импровизация. И мне чертовки нравится импровизировать.
Подмога замирает на месте. Ни один из пяти не находит в себе сил сделать следующий шаг. Но это не мешает нашему неминуемому сближению, потому что я продолжаю двигаться вперёд. Я подковыриваю глазами суженные веки впереди стоящего, всё что мне нужно – это зацепить его взгляд. Я поддеваю на крючки его напуганные, не успевающие ретироваться глазки. Теперь он мой. Мне интересно, сколько секунд он сможет продержаться.
Раз! Он остолбенел, как загипнотизированный удавом, кролик. Два! – глаза пытаются уползти, но их удерживают крючки. Слезть с крючка почти невозможно. Единственное, что можно сделать, пока рыбак не смотал катушку и твоё тельце не показалось над водой, это оборвать леску. Три! Он отворачивает голову и резво пятится назад, увлекая за собой сбившихся в кучу товарищей. Но я не хочу позволить празднику закончиться в самом разгаре веселья, ускоряю шаг, делаю рывок и настигаю всю ватагу. С весёлым азартом насаживаю на кулаки одного, второго, третьего, подсечка, бросок – ещё двое валяются на асфальте. Я расправляюсь с ними, как забравшаяся в курятник, лисица, с несушками. Десять секунд и всё кончено. А я хочу ещё! Чтобы погасить пламя, разожженное Айей в номере отеля, мне нужно вылить на него тонны сублимации.
А она уже зовёт меня назад. Стоит возле бордюра, кричит и машет рукой, будто мамашка, которая зовёт домой заигравшегося сына.
- Артём хватит…пойдём!
Где-то рядом взвизгивает сирена. На завернутую в плащик фигурку Айи, падают голубовато-красные блики.
«А это может быть интересно! – несколько секунд я смотрю на то, как из притормозившей на парковке, сияющей машины резво выпрастываются полицейские. – но пока что не входит в мои планы!».
Я делаю короткий взмах рукой, давая понять Анне, что нам придётся ненадолго расстаться, разворачиваюсь и быстро шагаю в направлении парка. За спиной раздаётся «Стой!», и я перехожу на бег.
Ноги отталкиваются от земли словно пружины. Мне кажется, что всё что ниже пояса, превратилось в какое-то механическое приспособление, которое быстро и в то же время бесшумно перемещает меня по грунтовой дорожке. Несмотря на стремительный бег, я чувствую себя так же легко, как сидящий верхом, наездник. Обдувающие тело, смешанные с капельками дождя, потоки воздуха, окропляют лицо водой, и я спокойно любуюсь проносящимися мимо деревьями, прогуливающимися и сидящими на лавочках парочками, кучкующимися компаниями, резвящимися бездомными псами. Шум погони с периодическими выкриками на тяжёлом выдохе стремительно отдаляется. Судя по скорости, с которой я перемещаюсь, со мной может потягаться, разве что, профессиональный легкоатлет.
Быстрый бег, как, впрочем, и другие спортивные достижения, не являются моим коньком, но я быстро понимаю, в чём секрет. Мои ноги не чувствуют усталости, я не ощущаю нытья забивающихся бедренных и голеностопных мышц; облачённые в китайские кеды, ступни, не ноют от натирающей пятки брезентухи и грубая негнущаяся подошва не доставляет им дискомфорта. Меня не донимает покалывание в боку; дыхание, которому не мешают подскоки, готовящегося катапультироваться сердца, на редкость ровное. Моя энергия не растрачивается на борьбу с болью, и я не отвлекаюсь на встречающиеся на пути, потенциальные её источники. Грозящие хлестнуть по глазам, ветви, колдобины, валяющиеся поперёк дороги брёвна, приближающаяся сбоку псина, несущиеся сзади менты, ничто не может сбить размеренный темп, с которым я бегу. Я пересекаю футбольное поле, детскую площадку, проношусь мимо огромного вольера, где любители выгуливают своих собак, миную зону с тренажёрами и оказываюсь на противоположной стороне парка; сбавляю темп, постепенно переходя на шаг. Только в этот момент я осознаю, что пробежал добрый десяток километров и оказался не только в противоположной части парка, но и в другом районе города. Теперь, чтобы добраться до гостиницы, где мы должны встретиться с Айей, придётся вызывать такси. Хотя-я…почему бы не прогуляться? Я чувствую в себе столько не выплеснутой энергии, что не могу оставаться на месте ни одной секунды. Вальяжно размахивая руками, едва удерживая желание пуститься вприпрыжку, направляюсь вдоль высокого решётчатого забора, чтобы обогнуть парк с северной стороны.
- Э-эй ты-ы…дай закурить!
Да что же сегодня за день такой, одни подарки судьбы!
Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и, с радостным придыханием, направляюсь к источнику гортанного вопля.
10
- Дальше всё в таком роде…- я рву кусок мяса на части, бросаю истерзанную плоть на столешницу. – Не вижу смысла рассказывать об этом в подробностях, всё шло по одному сценарию. Если подводить количественные итоги моих действий за последующие месяц-полтора, они такие. Сотни сломанных рёбер, носовых перегородок, предплечий, ключиц, ушных хрящей, пальцев; сотни выбитых зубов, сотрясений мозга, искорёженных машин, разбитых стёкол. Если собрать в одном месте всё что я наделал вот этими руками…- я в очередной раз демонстрирую Эммануилу тыльную сторону ладоней, - и свалить это в одну кучу, получится огромная гора. В этой же куче присутствовали и мои зубы и рёбра. Очень часто на моём пути попадались тёртые калачи, но меня это только заводило. С некоторых пор я стал ощущать себя танком, который заехал на детскую площадку.
- Ты полюбил драться?
- Драться – это не совсем объективное выражение. Я полюбил всё что связано с противостоянием, сопротивлением, давлением. Я полюбил всё то, чего так избегал раньше. Физическое противостояние, это самый примитивный способ самоутверждения. Проще и быстрее, ничего нет. Каждый такой кровавый акт был для меня глотком чистого воздуха, неимоверным приливом энергии и чувством того что я становлюсь ещё на одну голову выше. За этот месяц я прошёл школу, которая приводит своих учеников к вершине самым быстрым и самым действенным методом.
- И этот метод – крушить всех и вся? – В складке кривой губы Эммануила прячется разочарование. – Я уже не говорю о том, что это просто дикость, мне интересно, как в нашем мире можно добиться чего-то с помощью твердых бицепсов и больших кулаков. В мире, где существует искусственный интеллект, где повсюду средства наблюдения и прослушивания, где каждый смертный человек, словно на ладони.
- Кулаки…хм-м…- я провожу пальцами по покрывающей косточки, бордовой шагрени. – Большие кулаки - это основание айсберга, то, что, чаще всего, скрыто под водой. Цивилизация заставила нас забыть, что есть настоящая сила – сила, которая не нуждается в одобрении, которой не требуется извиваться и вилять, сила – воздействие которой так же прямо и бесхитростно, как удар молнии в дерево; этой силе не нужны посредники, она идёт напролом, используя самый короткий путь. Нам, ученикам прогрессивной школы, требовалось почувствовать эту силу, чтобы потом всегда ощущать её присутствие. Физические методы постепенно отходят на второй план, они слишком энергозатратны и, если выражаться твоим языком, режут глаз в нашем причёсанном мире. Но чтобы перейти на уровень, где физическая сила сублимируется в более изысканные инструменты воздействия, ученику нужно было пройти весь курс от начала до конца и сдать экзамен.
- Школа, ученики, экзамены, это образные выражения, или ты действительно находился на каком-то обучении?
- Нет, это не образные выражения. Мы однозначно проходили курс, хоть об этом никто не говорил прямо.
- Если об этом не говорили, как ты узнал?
- Никак! – я улыбаюсь и широко развожу ладони. – Тогда я об этом не знал, да оно мне и не нужно было. Я узнал об этом здесь и сейчас, сидя в этом кресле.
И действительно, вся эта история открывается мне только сейчас, во время повествования, будто я просматриваю видео в режиме онлайн. События не всплывают в моей памяти, одно за другим, я вижу всю картину. Появившиеся ночью в голове, обрывки соединяются и выстраиваются в хронологическом порядке. Муть, затянувшая мои мозги, рассеивается. Я вижу, как тёмная, подёрнутая облачным дымом долина, начинает светлеть от падающих на неё лучей солнца. Теперь я вижу всё: деревья, камни кусты, притаившихся зверей. Я вижу все тропы, а главное, понимаю, куда ведёт каждая. Я вновь переживаю каждое событие, будто оно происходит сейчас, и в то же время, вижу это же событие в контексте всего произошедшего. Сожалею ли я? Раскаиваюсь ли я? Противен ли я себе или наоборот, горжусь? В каждый момент повествования, я ровно тот, каким себя чувствовал тогда.
***
Сейчас, когда я рассказываю про эти первые дни после коррекции, я ощущаю невероятный подъём. Такой подъём, должно быть, чувствует малыш, который в первый раз встал на ноги; подросток, впервые овладевший женщиной; взрослый человек, оказавшийся за рулём премиального автомобиля, или за штурвалом истребителя. Такие ощущения обычно кратковременны и ослабевают очень быстро, по мере того, как ты свыкаешься с, так поразившей твой рассудок, ситуацией. Но чувство, которое испытал я, не утрачивало своей силы. Это был наркотик, действие которого не ослабевает с течением времени. Тот душевный подъём был самым ярким и масштабным за всю мою историю длительного падения. Наверное, он и был таким длительным, потому что мне пришлось подниматься со дна пропасти.
Что я ощущаю? Прилив энергии, который призывает тебя к незамедлительным действиям. Это чувство, что, если ты прямо сейчас не встанешь, не прыгнешь, не побежишь, не развернёшься на красном, не заорёшь, не ударишь, не укусишь, не вцепишься в глотку, не засмеёшься в лицо – тебя просто разорвёт изнутри.
Что я ощущаю? Постоянное возбуждение, неуемное желание обладать, овладевать, покорять, завоёвывать, влюблять в себя. Я хочу всех женщин, которых можно назвать самками. Я, словно разбуженный запахом течки зверь, испытываю постоянное желание спариваться.
Кажется, что в меня вселился подросток, которым овладел бешеный прилив гормонов. Этот, почувствовавший в себе невероятную силу, подросток агрессивен и неутомим в поисках и достижении желанной цели. Это тот подросток, которого не смог обуздать социум, родители, не смогли усмирить те, что сильнее его. Этот мой, когда-то спрятанный в самый тёмный угол подросток, неожиданно обрёл свободу.
Почти весь первый месяц мы
