Александр замедляет темп речи и произносит каждое наставление чётко и коротко отсекая его движением пальца. За этими выверенными фразами, которые содержат в себе название улиц, людей, банков, наименование фирм, номера телефонов и домов, мне слышатся поздравления с успешным прохождением первого этапа и приглашение перейти во второй. Ещё я понимаю, что с этих пор буду действовать вне группы. Я становлюсь одиночкой. Кем я больше всего дорожу в этой микрожизни, так это Айей. Я прошу его, чтобы…
- Нет! Каждый будет находиться там, где ему положено быть. Айя нужна нам здесь, ты нужен нам в Тумайске.
Только сейчас я замечаю насколько часто в речи Александра промелькивают местоимения: «мы» и «нам». Это означает, что он тоже не одинок. Само собой, у него есть помощники. Чего стоит только одно медицинское оснащение. Но в этих словах есть ещё что-то. Это «Мы» звучит, не как «Мы друзья», или «Мы коллеги». Это «МЫ» - извещает о том, что голосом моего наставника говорит целая Система!
***
У меня было трое суток, чтобы собрать свой нехитрый скарб и попрощаться с Айей. Наша прощальная вечеринка, которая проходила в люксе излюбленного отеля, растянулась на весь этот срок. Чем мы занимались? Хех-х…тем же чем и всегда занимались с ней. Мы яростно и безнадёжно добывали огонь. Мне казалось, что от яростного трения, между нашими взмокшими телами образуются искры, которые сыплются на белоснежные простыни.
Но огню так и не суждено было вспыхнуть, пусть даже и на прощание. Невыпущенные наружу порывы страсти, превращались в сгустки ярости. Раньше мы знали, что с ними делать, но в этот раз, просто глушили их алкоголем и сигаретами. Мы выпивали и снова валились на прямоугольную кровать, которая уже через несколько часов утратила свою первоначальную подтянутость и лоск. Мы снова и снова принимались за работу.
В какой-то момент, когда мы, казалось бы, подходя к вершине экстаза, в очередной раз свалились в пропасть, Анна вскрикнула. Я увидел, что она замерла с распахнутыми глазами и открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба. Через секунду, она сделала выдох, а потом снова крикливо вдохнула. Ещё одна пауза, выдох и снова крик. Я понял, что это была разновидность истерики. В очередном певучем вдохе, я расслышал фразу: «Я не могу…», ещё один выдох, и снова: «я не могу…», очередной такт: «Я не могу даже зап…»,
«Ха-а-а-а! Я не могу даже плакать!» - она схватила подушку и швырнула ею в нависающий над балдахином плафон, после чего тот угрожающе закачался.
Я понял о чём она; я расслышал этот крик. В этот момент, наверное, в первый раз после коррекции, я подумал о её тёмных, неизвестных нам сторонах. Всё что было до этого меня полностью устраивало, несмотря на угрожающую атрибутику. Всё это укладывалось в незамысловатый логический квадрат. Нет боли – нет страха; нет страха-нет невозможного. И только эта истерика Анны, будто на долю секунды разбудила меня. Она зародила во мне мысль, что коррекция - это не примитивный плоский квадрат. Это объёмная фигура со множеством сторон и углов, которые мне ещё предстоит познать.
ЧАСТЬ 3
1
Первым моим жилищем в Тумайске был гостиничный номер, первой женщиной проститутка, первым знакомым – небольшой коренастый кавказец по имени Автандил. Со встречи с ним начиналась инструкция, переданная мне Александром. С некоторых пор я действовал как механизм, робот, которым движут предписанные алгоритмы.
Не исключено, что у Автандила был свой набор алгоритмов, но встретил он меня дружелюбно, с присущим южанам, темпераментом.
В первые три дня не было никаких разговоров о делах, была лишь чрезмерная опека и щедрое кавказское гостеприимство. Первым делом Автандил притащил меня в свой загородный дом, где угощал шашлыком и знакомил со своей большой семьёй. Глядя на счастливую черноглазую жену и четверых мальчиков, которые подобно проворным жучкам резвились на лужайке, я думал о хозяине дома. Кто он? Просто связующее звено, или ещё один член группы, подобный Айе, или Стиву? Всё-таки я приходил к выводу, что Автандил другой – обычный. Меня не смущали дети – в своём обновлённом состоянии я мог строгать их пачками. Но их отец…уж слишком он был темпераментным и любящим, для человека, прошедшего коррекцию.
Во всех нас была одна черта, и эту черту я обнаружил там, на лужайке, когда, развалившись в плетёном стульчике, поедал вкуснейший шашлык. До этого я что-то чувствовал, но не мог сформулировать мысль. Только глядя на неуёмного, бесконечно подыгрывающего детям и не устающего целовать жену, отца семейства я понял всё. Мы были холодными. Даже в бурном соитии и в ожесточённой драке, этот холод был с нами. Внешне его нельзя ощутить и заметить. Этот холод не проявляется в мурашках, бледной коже, или посиневших губах. Он находится в голове. Этот холодок можно обнаружить в образе мыслей, в общении, в поведении, касающемся нестандартной ситуации. Эта, почти неосязаемая для обывателя, черта, увиделась мне жирной красной линией. Эта линия, будто красная ленточка отгораживала членов группы, от других людей.
Дальше были походы по ресторанам и встречи, встречи, встречи. В бесконечной гастрономической карусели, перемежаясь, с пловом, том ямом, стейками средней прожарки и пивом мелькали лица. Пухлые и сухие, лощёные и чёрствые, мужские и женские. Поначалу я не мог понять: Кто были все эти люди, какой признак, дело, или образ жизни их объединяет и почему я должен их знать. Они были слишком разные, не только по темпераменту и манере говорить. Они были из разных слоёв общества.
В отличие от поглощаемых блюд, Пола, возраста и количества находящихся за столом собеседников, разговоры не пестрили разнообразием и походили один на другой. Охота, машины, цены на недвижимость, немного политики, блюда, путешествия, часы, шубы, ботинки, носки - являлись основными темами этих праздных разговоров. Все эти нудные беседы вращающиеся вокруг безделушек, казались мне похожими на романтические прелюдии из старых романов, когда кавалер годами добивается своей пассии, осыпая ее письмами, двусмысленными взглядами и изнуряющими променадами. К банальной цели, залезть даме под юбку, вели такие длинные и витиеватые пути. Все мои новые знакомцы использовали точно такую же осторожную тактику бесед, которая заключалась в том, чтобы любыми способами уводить разговор подальше от сути. Они обхаживали меня как ту даму. Разумеется, я был для них темной лошадкой, хоть Автандил и представил меня как своего друга. Мое испещренное шрамами деформированное лицо и синие коросты на кулаках, красноречивее любых слов объясняли, к какому миру принадлежит сидящий напротив субъект. Но и все они были тоже не ангелами и обитали отнюдь не на светлой стороне луны. Это доказывали их осторожные разговоры и заходы. Я в этих беседах был лишь молчаливым слушателем. И в той жизни, мне тоже приходилось являться слушателем, но теперь изменилось даже мое молчание. Тогда оно делало меня незаметным, невидимым, но сейчас…На каждой из этих встреч мне казалось, что именно я гвоздь программы. Я находился в центре внимания и основные фразы и посылы предназначались именно мне, несмотря на то, что я не говорил ни слова. Это молчаливое доминирование доставляло мне удовольствие, хотя в самих встречах я пока не видел смысла. Я просто оценивал и присматривался. Я копил кусочки мозаики, чтобы потом, при возможности, собрать из них картинку. И это мне тоже нравилось. Я не подключался эмоционально ни к одному разговору (что так часто случалось со мной в прошлой жизни) и наблюдал за всеми и за собой в том числе будто со стороны.
Собрав достаточно кусочков мозаики, я высыпал их на стол и приступил к анализу. Я перечитал все доступные статьи, отчеты и сводки, касающиеся власть имущих этого городка. Копаясь в этой информации, я наткнулся на имена некоторых новых знакомцев. Это привнесло некоторую ясность и прочертило необходимые направления.
Изучая хроники городков подобных Тумайску, я понял что власть в них держится на трех китах. Власть официальная, власть криминала и власть бизнеса. Все три власти как правило переплетены, срощены многочисленными родственными и дружескими связями и чаще всего сливаются в одно целое. Формула бесхитростна, как дважды два, но как ее изменить? Вставить туда новые переменные. Раньше эта задача показалась бы мне нерешаемой, даже на теоретическом уровне, но теперь… В своей новой ипостаси я не строил теорий, а действовал. Я шел к цели самым простым и коротким путем.
2
⁃ Все, не могу больше! Взмокшее тело выскальзывает из-под меня куском мыла, шлепается на ламинат. Я хватаю ее за тонкое запястье, не давая шанса даже отползти в сторону.
⁃ Ну пожал-ста…ну хва-атит! Давай, хотя бы, прервемся…я в туалет хочу! - стонет она. Плачущая девочка в ее исполнении выглядит фальшиво. Прокуренный голос не может взять необходимых нот, а силикон в губах не позволяет им искривиться в жалобную змейку. Обесцвеченные кудряшки, залитые тушью глаза, упрямые пирамидки небольших грудей; раскинутые бедра, лоснящаяся от пота молодая кожа; ползущая поперек живота татуировка. Какое-то длинное изречение прописью, похоже на латыни. Наверное, что-то очень мудрое. Она напоминает мне лежащую на противне курицу. Кожица обильно смазана соусом, гуска раздвинута, для вложения туда яблок.
- Ну пожалуйста…ну отпусти-и…Уже четыре часа прошло, скоро Миша придет…
⁃ А что если не отпущу? Я хочу тебя продлить…
⁃ Нет…у меня другой клиент, надо было раньше…- она предпринимает отчаянные попытки вырвать руку из стального капкана. - Договаривайся с Мишей, он пришлет тебе другую.
⁃ А я не хочу другую, хочу тебя!
⁃ Я же сказала…
⁃ Это я тебе сказал! - Мой голос замораживается, распластанное по полу тельце плющится под бетонной плитой придавившего ее взгляда.
⁃ Все вопросы к Мише. Этот клиент он…- ее голос теряет уверенность, слабнет, на финальной ноте переходит в жалобный писк.
Я не знаю ее имени, как и всех ее предшественниц. Я не спрашиваю их имен, все равно они фальшивые. Фальшивые имена, фальшивые губы, фальшивые груди. Они превращают в спектакль даже секс. Только вот со мной такое не пройдет. За три часа бурных плясок на кровати, я выуживаю из них настоящие неподдельные крики.
⁃ Плевать я хотел на твоего Мишу. Я клиент, а слово клиента - закон!
На самом деле, мне не плевать. Этот поставщик живого товара сейчас мне и нужен.
Я выпускаю эту курицу из силков, чтобы дать ей возможность натянуть футболку, схватить телефон и пожаловаться своему дружку. Пара минут нужна, чтобы он выгрузил свою тушу из внедорожника, пересек ресепшен и поднялся на двадцать пятый этаж.
Тук-тук… Стук хоть и короткий , но настойчивый. Так стучится к себе домой пьяный муж деспот. Позволяю ей открыть дверь и встретить своего покровителя.
⁃ Миша, тут…- ее жалостливый тон сходит до шепота. Так ребенок жалуется отцу на дворового обидчика.
Папаша ведет себя уверенно, выходит на передний план, заслоняя ее могучим, облаченным в черную кожу, торсом.
⁃ Проблемы? - басит он, выпячивая вперед широкий как лопата подбородок.
Я не спешу отвечать, не спешу подниматься с кровати, не спешу натягивать трусы.
⁃ Проблемы? - повторяет он, делая угрожающий шаг
